Смягчающие обстоятельства - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 34

Элефантов с головой окунулся в работу, за обилием дел стало казаться, что он никуда из города не уезжал и вообще только-только окончил институт. Но когда он возвращался в реконструированный двор со снесенными сараями, выпрямленными закоулками, пропавшими проходняками, приметы прошедших лет били в глаза со всех сторон.

Моисей сидел в тюрьме, а Васька Сыроваров уже освободился и, встречая под хмельком Сергея, любил рассказывать, как его ценит начальник и уважает участковый.

Григорий растолстел, здорово сдал, жаловался на сердце и пересказывал публикации в журнале «Здоровье». Элефантову стало жаль его, но Григорий вдруг отвлекся от болезней и развеселился: «Помнишь, Серый, как ты цыплят с куницей сдруживал? Ну и смехота была!» Сергей вспомнил и вновь ощутил к Григорию глухую неприязнь.

Пример детских лет — Вова Зотов — стал телемастером, женился на кассирше телеателье, такой же бледной и пресной, как макароны, которые она готовила мужу с удивительным постоянством.

Тучный, рыхлый, с мучнистым лицом и ранней одышкой, он ухитрился сохранить детский оптимизм и жизнерадостность, для которой, по мнению Элефантова, не было никаких оснований. Чему, спрашивается, радоваться, если имеешь унылую жену, отвадившую от дома всех твоих друзей и считающую, тебя своей собственностью, чем-то вроде домашнего животного, обязанного за скармливаемые макароны выполнять все хозяйственные работы, какие только можно придумать, если изо дня в день приходится выполнять монотонную, не приносящую удовлетворения работу, если к тридцати годам у тебя живот до колен и редкие, обильно выпадающие волосы? Да тут впору повеситься с тоски!

Но Зотов, очевидно, считал по-другому. Общительный, не в меру говорливый, он относился к категории людей, знающих все обо всем. Не было вопроса, на который он не взялся бы ответить. Пожелай кто-нибудь узнать, как ликвидировать пожар в реактивном истребителе на высоте двенадцать тысяч метров при отказавшей системе пожаротушения, Вова тут же дал бы подробный совет. Правда, с его помощью вряд ли удалось бы погасить тлеющую в мусорном ведре тряпку, но это уже другое дело. Главное, что сам он ощущал себя знающим человеком, полезным окружающим.

Поручения жены Вова рассматривал очень серьезно и выполнял со всей ответственностью. Если требовалось просверлить дырку в стене на кухне, этому посвящался целый выходной день: он обходил соседей, одалживал дрель и сверла, искал удлинитель электрического шнура и провод для заземления, потом резиновые перчатки… Когда можно было приступать, Вова вспоминал, что есть более мощные дрели, снова ходил по квартирам, перебирал инструменты, сравнивал, попутно участвовал в разговорах, если приглашали, присаживался к столу. Поздно вечером в квартире Зотовых становилось на одну дырку больше, и Вова с чувством выполненного долга ложился спать, не подозревая, что к следующему воскресенью планы жены могут измениться, дырку придется сверлить в другом месте, а сегодняшнюю — тщательно заделывать.

Все это его нисколько не угнетало, считалось, что он живет ничуть не хуже других, а когда удавалось позволить себе маленькие радости, например, вырваться из стойла под предлогом отнести взятые на время инструменты и поболтать вволю часок-другой за кружкой пива с приятелем, жизнь вообще превращалась в праздник, и даже предстоящий скандал с женой, не выносившей его отсутствия, не омрачал настроения.

Элефантов как-то не вошел в дворовую жизнь. Его не привлекало домино на дощатом столе, пиво с водкой в увитой виноградом беседке, беседы про футбол у подъезда, субботние застолья с музыкой и песнями. Основные интересы его лежали за пределами этой сферы, в институте, куда он, бывало, приходил и в выходные дни.

Экспериментируя с чувствительными микроволновыми приемными устройствами, Элефантов пытался обнаружить электромагнитные поля, которые могли быть носителями внечувственной информации. Однажды стрелка дрогнула, Сергей утроил усилия и почти переселил на выползающую из-под пера самописца подрагивающую линию и ощущал торжество первооткрывателя, несколько омрачаемое мыслью, что так просто великие открытия не делаются, как бы не попасть впросак…

Не обнародуя результатов, Элефантов понес рулончик бумажной ленты в мединститут и попросил специалистов по физиологии мозга высказать свое мнение о происхождении покрывавших ее зигзагов. В глубине души он все-таки надеялся, что прибор зафиксировал неизвестный вид мозговой активности, тем большее разочарование вызвал ответ: обычная энцефалограмма, причем очень некачественная.

Огорчение Элефантова было наглядным, врачи поинтересовались, в чем дело; когда он рассказал, настроение специалистов резко изменилось.

— Молодой человек, да вам плясать следует! — завкафедрой — румяный доцент с модной бородкой, ненамного старше Элефантова, снова, уже заинтересованно, принялся разглядывать ленту. — В обычных условиях надо присоединить контакты к черепу пациента, поместить его в специальную сетчатую клетку, чтобы экранировать помехи, а ваш аппарат позволяет обойтись без всего этого! Низкое качество объяснимо: вы же вообще не имеете понятия об энцефалографии!

Бородач решительно свернул ленту.

— Знаете что? Бросьте заниматься поисками несуществующих субстанций, давайте вместе доведем прибор! Опытный образец — наш. На приоритет, естественно, претендовать не будем, открытие ваше, вознаграждение — тоже, авторское свидетельство получите на свое имя… Как ваша фамилия? Прекрасно! БЭЭ-1. Звучит? Бесконтактный энцефалограф Элефантова, первая модель. Почему первая? Навалится наша медицинская братия, начнут усовершенствовать, модифицировать, уменьшать вес, габариты, увеличат число каналов, да мало ли что еще?

Доцент возбужденно размахивал руками.

— И потом, чувствительность вашего прибора позволяет использовать его гораздо шире, для контроля функционирования многих внутренних органов.

Я, например, вижу перспективы для бесконтактной кардиографии, локации желчного пузыря, почек… Это изобретение сделает вас знаменитым, не сразу, конечно, когда реализуются все те разработки, основанные на вашем принципе… И мы не останемся в тени…

Элефантов почувствовал, что ему передается возбуждение собеседника.

— Знаете что? Сейчас мы пойдем к проректору по науке, у нас планируется создать лабораторию медицинской техники, нужен толковый зав, технарь, как говорится, на ловца и зверь бежит…

— Подождите, я совсем не собирался… — Элефантова смутил такой натиск.

— А чего ждать? Куй железо, пока горячо!

Румяный бородач вскочил и, схватив Элефантова за руку, попытался увлечь за собой, но тот решительно освободился.

— Разработка медицинской техники в мои планы не входит, — сказал Элефантов довольно сухо: он не любил слишком напористых людей. — Переходить в мединститут я не собираюсь, потому идти к проректору незачем.

— Воля ваша, — несколько обиженно ответил доцент.

Правда, он учтиво проводил Элефантова и, вручив визитную карточку, призвал к сотрудничеству, повторяя, что оно выгодно обеим сторонам.

— А в чем ваша выгода? — поинтересовался Элефантов, разглядывая плотный кусочек картона с золотым тиснением: «Пичугин, кандидат медицинских наук, доцент, телефоны, адрес».

— Неужели вы не понимаете? — удивился Пичугин. — Это же золотое дно!

Новое направление интересных, перспективных исследований! Думаете, часто к нам приходят с такими идеями? Нет, вы — первый.

Он рассмеялся.

— Ходил один шизик, просил его исследовать, он якобы чуть ли не мысли читает. «Я, — говорит, — феномен». Еле избавились.

— А адрес его у вас есть? — неожиданно спросил Элефантов. — И фамилия?

— Зачем? — Пичугин недоуменно поднял брови. — Пореев, как зовут, забыл, он оставлял телефон, если не выбросил… Но зачем он вам?

— Нужен, — Элефантов сам не мог объяснить причину своего интереса, просто следовал интуиции, подсказывающей, что с «шизиком» надо познакомиться.

Пичугин порылся в пухлой записной книжке, вынул мятый листок.