Татуированная кожа - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 42

– Это лучше, чем под «Дождь», – произнес Шаров. – Трибунал в дисбат отправляет, а «Дождь» – на тот свет.

– Ничего, окопается, пересидит, – Чучканов раздраженно повысил голос. И рявкнул: – Ты меня понял?!

– Так точно! – отозвался майор Шаров. Закончив разговор, Чучканов позвонил Семенову.

– Прижмите Чувака, пусть даст официальные показания на Вольфа. И раскрутите факт кражи патронов. Эта дело – показатель нашей с вами работы по борьбе с нарушениями законности!

Потом подошел к окну и долго смотрел на территорию военного городка. Лицо его раскраснелось и покрылось каплями пота – не то от пережитого унижения, не то от выпитого коньяка.

– Что ж ты, гад, Элеоноре, Вере или своей корове букеты не передаешь... Ничего, придет время, расквитаемся! – тихо процедил полковник сквозь стиснутые зубы. Ни имени, ни фамилии он при этом не назвал. Если бы даже кабинет прослушивался, определить адресата угрозы особистам бы не удалось.

Глава 3.

Жизни на карте

– Давай... Давай... Быстрее... Ой! Ой-ой!! Ой-ой-ой!!!

Нагнувшись, Вольф рукой накрыл приоткрытый кусающийся рот.

– Тише, сейчас сюда весь городок сбежится...

– У, у, уэ – теперь стоны звучали приглушенно, влажный горячий язык лизал середину ладони – ранее неизвестная ласка вызвала острый прилив приятного возбуждения, оно пробежало по нервам, как огонь по бикфордову шнуру – взрыв! Вольф тоже застонал, тяжело шагнул назад, с трудом перевел дух... Ноги дрожали, как после затяжного прыжка. Но ощущения в душе были совсем другими.

Все переживания последних дней исчезли без следа, он находился в сказочном хрустальном чертоге счастья и мог силой волшебства устроить все в мире так, как хотел. В темноте матово белели крупные Софьины ягодицы и слегка раздвинутые ноги, перечеркнутые на уровне колен растянутыми черными трусиками. Сквозь необыкновенную тишину сказки доносилось ее тяжелое неровное дыхание.

– Я чуть не умерла...

Софья выпрямилась, извиваясь, втиснулась в узкие трусики, одернула полы халата. Постепенно она приходила в себя.

– Ты совсем с ума сошел! А если бы записку поднял Николай Павлович?

– Он знает про меня?

– Что ты работал у нас? Конечно! Я же звонила взводному. И потом – все покрашено, целый ремонт...

– И как?

– Абсолютно нормально... Что тут такого? Солдаты всегда работают у офицеров.

– А про Серегина знает?

– Нет. Он же был один раз...

– И что делал?

– Ничего. Что он мог делать?

– Так и смотрел на тебя целый день?

– Ох, не цепляйся к оговоркам! Там несколько плиток отвалились под раковиной и окно в спальне надо было перекрасить, вот я его и загрузила. Потом, естественно, покормила обедом

– А Семенова ты давно видела?

– При чем здесь Семенов? – удивилась Софья. Я с ним сто лет не встречалась!

Хотя это были только слова, Вольф им поверил. Наверное, потому, что хотел верить. Все стало на свои места. У него словно гора с плеч свалилась.

– Твой Николай Павлович относится ко мне совсем не «нормально». Завтра он посылает меня корректировать «Дождь» – это почти верная смерть. А если пронесет, то после учений мне светит дисбат – дело уже готово...

– Ой, я в этом ничего не понимаю! – Софья Васильевна пересыпала содержимое мусорного ведра в бумажный мешок из-под пакетов НАЗа. [21] – Ты просто мрачно настроен. Но уверяю, Николай Павлович не может желать тебе зла. Все обойдется, увидишь. Ну, я побежала. Ни пуха!

Она подставила для поцелуя гладкую душистую щеку и быстро пошла вниз по лестнице, размахивая опустевшим пластиковым ведром. Вольф смотрел вслед до тех пор, пока она не скрылась из виду.

И сразу же сказка исчезла. Растаял хрустальный чертог, пропало ощущение радости и счастья. Вольф стоял на втором этаже загаженной стройки, среди тлена и запустения. Где-то визгливо переругивались две женщины. Пахло мочой, ржавчиной и еще чем-то неприятным. С уходом Софьи ничего приятного в жизни не оставалось...

Вольф поднял бумажный мешок и направился к выходу. Огороженная площадка с мусорными контейнерами находилась в отдалении, у самого забора части. Те пятнадцать минут, которые требовались Софье, чтобы вынести мусор, она провела с ним. И сейчас, как ни в чем не бывало, вернулась к строгому супругу. Который не может желать ему зла.

– Твоя задача подать три красные ракеты, – инструктировал Вольфа майор Шаров. – Первую – для ориентировки, когда покажутся самолеты, вторую – при приближении на тысячу метров и третью – при их подходе к рубежу сброса. Потом ложись на дно окопа, пережидай «Дождь» и со своим взводом иди в атаку...

– Что толку ложиться на дно?! Он же сверху сыпет!

– Ну... Накрой окопчик чем-нибудь... У тебя часа два будет – перекроешь подручными материалами, сверху забросаешь землей, только утрамбуй поплотнее...

Майор Шаров смотрел в сторону. Кинжальные очереди пулеметного огня пронизывают пять метров песка или мягкой земли. Для надежной защиты Вольфу пришлось бы насыпать целый скифский курган. В одиночку, без техники это невозможно. Шаров предлагал Чучканову оборудовать настоящий блиндаж – три наката бревен, пара стальных листов, толстый слой грунта. Для саперного отделения – полдня работы. Но полковник воспротивился.

– В боевых условиях никто блиндажей не копает! Там все наоборот – кругом враг и после подачи сигналов уйти невозможно вообще!

Майор добросовестно пересказал слова замкомбрига Вольфу, ободряюще потрепал по плечу.

– Так что ты в гораздо лучшем положении! К тому же пули не в сплошную идут – отсидишься!

Над мусорными баками тускло светила одинокая лампочка. Повинуясь внезапно нахлынувшему порыву, Вольф вывалил содержимое мешка не в контейнер, а на землю рядом, присел и принялся сноровисто рыться в пожухлой картофельной кожуре, склизлых клейких макаронах, каких-то костях, скомканных бумажках, яичной скорлупе, обрывках бинтов... Никаких отрицательных эмоций не возникало: мусор относится к одной из разновидностей следов и при наблюдении за расположением противника может дать очень полезную информацию, поэтому данное упражнение отрабатывалось многократно.

Что он искал? Презерватив с отпечатками пальцев Сержа? Список любовников Софьи Васильевны или их страстные послания? Копию ее докладной в особый отдел насчет трех автоматных патронов? Он сам не знал. Но ничего предосудительного, подтверждающего недостойные подозрения, бродящие в потаенных закоулках сознания, не обнаружил. Это его обрадовало. Выбрав из мусора ватный шарик со следами помады, Вольф прижал его к губам и засунул в нагрудный карман как талисман.

– На вещевой склад бегом – марш!

Можно и не бежать, личный состав подняли в пять утра, а прыжки в двенадцать, время еще есть, но всеобщая атмосфера нервозного возбуждения действует на ротного и взводных: в конце концов, все шишки свалятся на них.

– Отработайте во всю силу, парни, выкладывайтесь до последнего, – заклинал лейтенант Деревянко. – Отличившиеся поедут в отпуска, многие поедут, до десяти процентов, только не подведите!

Грохоча сапогами, взвод мчится по вымытому с мылом асфальту. Хороший день: тепло, но не жарко, ярко светит солнце, а главное – нет ветра. Бордюры и разметка на плацу ослепительно белеют свежей краской. Даже пожелтевшую траву покрасили из пульверизаторов, и она весело зеленеет, как в Тиходонске в разгаре лета. Покрашено все, что только можно: фасады и передние стены казарм, шлагбаумы, решетки, спортивные сооружения и тренажеры. Нигде ни соринки, ни спички, ни окурка. Незнакомые люди в штатском в сопровождении озабоченных офицеров снуют по расположению бригады, порождая всевозможные слухи и домыслы.

На вещевом складе тоже стоит штатский незнакомец, внимательно наблюдающий, как Вольф надевает жилет-разгрузку с десятками карманов, планшетов, ремней и закрепленным на спине контейнером-рюкзаком, расписывается за противогаз, саперную лопатку, электрический фонарь, ночной бинокль, компас, рацию «Гном», рацион питания в трехслойной упаковке из фольги, комплект НАЗ, набор инструментов разведчика, нож-стропорез, дымовые шашки, аптечку и индивидуальный пакет, как быстро раскладывает все по карманам и карманчикам.