Задержание - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 16

Он достал из-за тумбы стола на три четверти опустошенную бутылку, с сожалением взболтнул содержимое.

— Надо бы две взять… Давай стакан.

— У меня есть. — Губарев показал, что не выпил до конца.

— Как хочешь. — Фоменко вылил остатки водки себе, придвинул графин с водой поближе, приготовил кружок колбасы.

— Давай за то, чтоб я дослужил до полной выслуги! А ты… чтоб не уродовался на этой проклятой службе. А то дадут по башке, как мне…

Ладно, будь!

Он залпом выпил водку, лихорадочно плеснул из графина, запил и принялся жевать колбасу.

— До сих пор башка раскалывается, особенно осенью и весной. Так и боюсь, что еще схлопочу по ней, тогда каюк… Как дотяну до выслуги — сразу уйду. Так еще хрен получится: видишь, какая каша заваривается? Крутилин с генералом тягается, Мишуев чего-то на Старика взъелся… А я ничего не хочу, только чтоб не трогали. И на Старика удивляюсь: у него давно выслуга есть, а уходить и не думает… Хотя он настоящий сыщик, ему жизни нет, если по следу не бежать, комбинации не разыгрывать…

На площадке второго этажа Сизов снял и перебросил через плечо пиджак, ослабил и сбил на сторону галстук и развинченной походкой пошел по лест-нице вниз.

В вестибюле стоял длинный болезненно худой Бусыгин — самый противный сотрудник инспекции по личному составу, рядом — Шаров из политотдела, в дверях дежурной части напряженно застыл ответственный — майор Семенов.

— Товарищ майор, можно вас на минуту? — обратился Бусыгин к Сизову.

И, когда тот подошел, спросил:

— Почему вы в таком странном виде?

— Жарко, — невнятно буркнул Старик, отвернув лицо в сторону. Он видел, как Семенов досадливо махнул рукой и скрылся за дверью. Бусыгин оживился:

— Жарко? А чем от вас пахнет?

— Не знаю, — так же невнятно ответил Старик. — Капли выпил от сердца.

— Ах капли! — Бусыгин совсем расцвел. — Тогда попрошу пройти на секундочку в дежурную часть.

Он показал рукой, будто Старик не знал, куда надо идти.

— Прошу! — Сизов на ходу надел пиджак, привел галстук в нормальное положение и первым вошел в дежурку. Семенов уже сидел за пультом, а в углу, под схемой расстановки патрульно-постовых нарядов, приткнулся на табуретке фельдшер из медпункта.

— Здравствуй, Андрей. — Сизов протянул Семенову руку. — У тебя есть акт на опьянение? Тут Бусыгин какой-то цирк устроил, надо его проверить.

Как раз удачно — и доктор здесь, и индикатор трезвости наверняка поблизости. Давай оформляй.

Семенов захохотал и от полноты чувств врезал кулаком по подлокотнику кресла.

— Надумал щенок поймать матерого волка… Ну, давайте попробуем, кто из вас того…

Шаров тоже не смог сдержать улыбку, а до Бусыгина дошло не сразу: он всматривался в Сизова, и лицо его постепенно принимало обычное кислое выражение.

— Чего смешного? Был сигнал, мы обязаны проверить, — угрюмо выговорил он.

— Сигнал, говоришь? — продолжал веселиться Семенов. — Какая же это… такие сигналы дает? Вы теперь с того сигнальщика спросите!

— По телефону… Как тут спросишь…

Бусыгин резко повернулся и почти выбежал из дежурной части.

Придя домой, Сизов позвонил Губареву.

— Как дела, Валентин?

— Ничего, обошлось, — крякнул Губарев. — Фоменко рвался через центральный подъезд выйти, еле оттащил. А там инспекция пьяных отлавливала… Откуда узнали-то, Игнат Филиппыч?

— Узнал… Значит, рвался? Ну ладно, будь!

Не кладя трубку. Старик набрал номер Веселовского.

— Как жив-здоров, Александр Павлович?

— Кто это? — быстро спросил тот.

— Неужто не узнал? Несколько секунд телефон молчал.

— А-а-а, здравствуйте, Игнат Филиппыч! Преувеличенно бодрый тон не мог скрыть напряжения в голосе.

— Бусыгин передал тебе привет.

Снова пауза.

— А я-то при чем? Я ничего… Что Бусыгин?

Сизов опустил трубку на рычаг.

Глава восьмая

До Москвы Сизов долетел за полтора часа, затем сутки провел в вагоне поезда Москва-Воркута. Вынужденное безделье вопреки ожиданию не тяготило его, привыкшего к каждодневной круговерти срочных заданий, неотложных дел и всевозможных забот. Половину дороги он проспал, а потом бездумно смотрел в окно, отказавшись играть в карты и выпивать с тремя хозяйственниками средней руки, успешно решившими в столице какой-то свой вопрос. Он не любил случайных знакомств и избегал досужих расспросов, обычных при дорожном общении.

В Микуни он вышел из вагона, провожаемый любопытными взглядами попутчиков: режимная зона, здесь царствовало управление лесных колоний и высаживались, как правило, только люди в форме внутренней службы — гражданские объекты поблизости отсутствовали.

По однопутке допотопный паровоз потащил короткий состав в глубь тайги, и через несколько часов Сизов шагнул на перрон маленькой станции, которая, казалось, выплыла из начала сороковых годов: игрушечный вокзальчик красного кирпича, бревенчатая пристройка «Буфет», давно забытые медные краны и указатель «Кипяток».

И патруль, безошибочно подошедший к нему — единственному штатскому среди пассажиров вагона.

— Гражданин, ваши документы и цель приезда, — козырнул старший лейтенант с заношенной красной нарукавной повязкой, на которой когда-то белые буквы составляли непонятную непосвященным аббревиатуру ДПНК (дежурный помощник начальника колонии). У двух подтянутых настороженных прапорщиков на повязках были другие надписи: Кон. ВН (контролер войскового наряда).

Сизов предъявил удостоверение и расспросил, как пройти в «Комилес».

Управление располагалось рядом со станцией в новой четырехэтажке из красного кирпича. Любому приезжему бросалась в глаза скрытая связь между вокзалом и управлением: во всем поселке только эти два здания были выстроены из нетипичного для лесного края стройматериала. Но лишь человеку, знающему о соотношении бюджетов «Комилеса» и местного исполкома, было ясно, кто кому оказал похозяйски «шефскую помощь».

Начальник оперативно-режимного отдела — шустрый молодой капитан, привыкший схватывать вопрос на лету и тут же с ним разделываться, затратил на Сизова пять минут.

— Батняцкий? Фамилия ничего не говорит. Значит, не отличался. Какое учреждение? Тройка? Тогда быстро…

Он нажал клавишу селектора, вызывая дежурного.

— Лезвин еще не уехал? У тебя? Быстренько ко мне.

И пояснил:

— Начальник «стройки». Его как раз только сейчас выдрали, по дороге обязательно будет вам жаловаться, приготовьтесь. Зато вечером наверняка…

Он звонко щелкнул себя по горлу и подмигнул.

— Так что можно и потерпеть. Верно?

Сизов Промолчал. Он не любил фамильярности.

— А вот и Лезвин, знакомьтесь! В кабинет вошел пожилой майор с лицом неудачника. Впрочем, Сизов подумал, что если бы на его плечах были полковничьи погоны, он бы не выглядел пожилым и не казался неудачником — просто хмурый усталый мужик лет под пятьдесят.

Почти всю дорогу он молчал. «УАЗ» ходко углублялся в тайгу. С двух сторон выложенную из бетонных плит дорогу обступала глухо шумящая зеленая стена. Из леса сильно тянуло сыростью. С каждым километром пляшущее над бетонкой облако гнуса уплотнялось.

Сизов представил эти места зимой. Мороз, жесткий, как наждак, снег, безлюдье…

— Снега много наметает? — спросил он, чтобы завязать разговор.

Лезвин уверенно вел машину. Сизова вначале удивило, что он обходится без водителя, но, судя по манере езды, начальник колонии часто садится за руль.

— Снега? — отозвался он. — Скоро покажу…

Сизов не понял, что ему собираются показать: было тепло и невозможно представить, что где-то, даже в самой чащобе, сохранился снег.

Бетонные плиты кончились, машину затрясло по бревенчатой лежневке.

Лезвин сбавил скорость.

— Вон, справа, видите? Сквозь поредевшую стену леса просматривалась обширная вырубка. Бросалась в глаза одна странность: высоченные, до полутора метров, пни.