Пронск - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 27
Вовремя!
Стрелы стоящих впереди тюркских лучников густо врезаются в вовремя поставленную стену – я ощутил один и практически сразу второй легкий толчок… Но криков раненых с нашей стороны я не слышу, не замечаю и брешей в строю – вроде бы обошлись без потерь, слава Богу!
– Приготовились… Бей!!!
Рев Микулы просто оглушает! Но кто будет сдерживать крик в горячке боя?! Уже зная, что от меня требуется (пригодились осенние тренировки перед самым вторжением!), я резко опускаюсь на колено одновременно с дружинниками первых двух рядов. А вот ратники, стоящие в третьей шеренге (все время сжимая дорогие биокомпозиты в левой руке и повесив щит на локоть), уже вскинули луки! Зазвенели за моей спиной тетивы – и десяток срезней, опережая второй залп покоренных монголами тюрок, врезается в середину их толпы!
– Щиты!!!
Но мы уже и сами встаем, закрывая соратников щитами и опередив команду моего «зама» на доли секунды…
С того момента, когда по всему татарскому лагерю заревели рога командиров и тяжело забухали барабаны, подняв еще спящих поганых, завязалась хаотичная дикая схватка. Причем совершенно неконтролируемая! Прежде всего из-за ограничения видимости шатрами и из-за того, что они же мешают сражаться единым строем. Сейчас-то мы прем вперед, стараясь хотя бы видеть друг друга и силясь закупорить все свободное пространство между вразнобой поставленными юртами, а до того противнику не раз удавалось обойти отдельные группы русичей, слишком азартно спешащих вперед! Но торопыг каждый раз выручали…
А ведь было и так, что враг не покидал шатров, успев, однако, изготовиться к бою! И тогда наши получали разящие, смертельные удары копий или прямых клинков в спину или в бок, прямо сквозь войлочные стенки юрт! Также сзади запросто могла прилететь стрела… Начали проверять каждый шатер перед тем, как занять позицию вблизи него, но ратников порой встречали летящие буквально в лицо срезни или же удары вражеских клинков… Теперь вот делаем проще: приблизились, прорубили ближнюю стенку юрты, заглянули – если кто есть, ворога тут же «чистят» лучники.
Вроде бы полегче стало…
Хотя полегче – это совсем не про нас! Ибо, первыми атаковав лагерь, мы же оттянули на себя главные силы поганых, густо ударивших навстречу многотысячной толпой! Но спешенных, непривычных к схватке грудь в грудь, где даже хорезмийские гулямы, не говоря уже о кипчаках и прочих кочевниках, заметно уступают обученным сражаться строем дружинникам! Да и все те же шатры пока что мешают ворогу полноценно использовать свое численное превосходство… А потому мы все еще идем вперед, тесня татар!
Бой у шатра темника то затухает, то разгорается с новой силой. Отряд князя Всеволода, потеряв не менее трех десятков гридей при таране правого крыла тургаудов, ввязался с гвардейцами в ближний бой, в то время как замыкающая клин сотня всадников обрушилась на лучников!
Коловрат и его витязи несмотря ни на что прут вперед, буквально прогрызаясь сквозь ряды ворогов и рассекая строй монголов пополам… А гриди княжича Михаила уже опрокинули встречным ударом сотню конных телохранителей Кадана, уступающих русичам прежде всего ростом и весом жеребцов! Перебив большую часть улепетывающих китайцев, Михаил Всеволодович все же отказался от преследования темника и бросился на помощь отцу… Две с половиной сотни дружинников буквально втоптали в землю пытающихся отступить стрелков да на разгоне с холма врезались в тыл тургаудам, едва успевшим развернуть чжиды навстречу панцирным гридям!
Однако копья не остановили таран орусутов, хотя в первые мгновения десятки ратников погибли на их стальных наконечниках… Но павшие продавили уже начавший разваливаться, рыхлый строй не приученных драться пешими монголов, а окончательно он рассыпался, когда в схватку вступила вся дружина Михаила Всеволодовича. С этого момента началось буквальное истребление ханских гвардейцев, замкнутых в два кольца!
Впрочем, те даже не попытались бежать, стараясь задорого продать свои жизни. И, увы, им это удается: крюки чжид хорошо подходят для стаскивания всадников из седла – пронским витязям пришлось узнать это в деле! Однако все чаще именно русские прямые клинки да тяжелые рогатины орошаются кровью поганых; сулицы и стрелы, летящие в скученных тургаудов, зачастую находят свою цель!
Тают сотни монголов в гибельных тисках дружины, но на подмогу обреченным уже спешат пешие тюрки, издали осыпая орусутов стрелами да понемногу приближаясь к холму все разрастающимся отрядом…
Тяжело дышащий, поминутно смахивающий со лба обильный липкий пот, разъедающий глаза, и кровь, густо текущую из глубокого пореза, оставленного монгольским копьем, князь Всеволод ненадолго вышел из схватки, поравнявшись с расшитым золотыми нитями шатром темника. С высоты холма он попытался осмотреть поле битвы и оценить происходящее, и как только устремил свой взгляд к детинцу, сердце его отчаянно забилось! Половцы сражаются с ополчением у самых врат крепости, тесня защитников ко рву! Мирослав, дурак старый, видать, ослушался его приказа сидеть в Пронске, повел воев на самоубийственную вылазку!
– Бери с собой всех всадников, княже, и скачи ко граду. Иначе быть беде…
Услышав вблизи голос боярина Коловрата, Всеволод Михайлович вздрогнул от удивления! А когда он посмотрел на Евпатия, то в горле его встал ком… Словно бы бесшумно приблизившийся витязь едва держится на ногах – в жутко посеченных доспехах, с сочащейся во многих местах сукровицей из-под кусками развалившейся дощатой брони (вражеские удары перебили ремни, связующие железные пластины, после чего достали и кольчугу)… А его окровавленное, в синяках и ссадинах лицо больше похоже на устрашающую маску какого-то чудища! И все же боярин цепко сжимает в руках отцовский харалужный меч и уже крепко потрескавшийся от многих ударов монгольский щит.
Третий за все время сечи…
Кое-как сглотнув мешающий говорить ком, Всеволод Пронский хрипло вымолвил:
– А как же вы?!
Коловрат раздраженно тряхнул головой:
– О нас не думай, княже! Все будет напрасно, коли поганые Пронск возьмут!
Ожесточился лицом князь, вновь обратив взгляд на сражающихся у самых врат града, да потянулся к боевому рогу… Спустя мгновение раздался его утробный, гулкий рев над полем битвы, а после еще и еще, покуда уже все дружинники не обратили свои головы на источник звука. А обратив, увидели, что князь с небольшим отрядом ближников устремился назад, сквозь проход, прорубленный черниговскими да рязанскими ратниками в строю тургаудов… И быстро смещающийся с ними стяг, гордо реющий над гридями! И вновь затрубил Всеволод Михайлович, призывая за собой всадников, – и гриди принялись вырываться из сечи, устремляясь вслед князю! Многие ведь уже успели разглядеть опасность, нависшую над Пронском, а значит, и над их родными…
Однако чуть более сотни ратников дрались пешими – потерявшие жеребцов или стащенные чжидами из седел, но сумевшие отбиться на земле и встать! Они бы и были рады последовать за князем, но просто не смогли выйти из схватки с еще недобитыми, отчаянно сражающимися монголами…
С ними остался и смертельно уставший Коловрат, тяжело смотрящий с высоты холма на то, как резво бросились к спешенным русичам сразу несколько сотен тюрок, до того лишь обстреливающих дружинников из-за спин копейщиков-гулямов…
Четыре сотни уцелевших дружинников скачут за своим князем, поминутно набирая ход… Тысячу кипчаков бросил им навстречу Кадан, вдруг почувствовавший себя в ловушке: впереди все еще сражающаяся крепость, справа и слева же – крутые обрывы Покровского холма! А позади – выкопанный защитниками града ров, подступы к которому прикрывают установленные его же людьми рогатки, к свободному проходу в которых и летят бешеные орусуты! Мало их, вдвое меньше брошенной навстречу тысячи да вчетверо меньше собравшихся под его началом нукеров. И все же чувство, что он сам загнал себя в ловушку, не покидает темника…