Вампир — граф Дракула - Корелли Мария. Страница 33

Андрей хотел что-то сказать, но профессор остановил его жестом и продолжал:

— Наша задача состоит в том, чтобы найти убежище графа и убить его, причем сделать это надо днем, когда он бессилен против нас. Задача нелегкая! Но мы знаем, что ящики с землей, отправленные из замка, Дракула использует в качестве убежища. Нам известно, что пятьдесят ящиков прибыли благополучно в Пурфлит, что часть ящиков вывезена, но куда? Мне кажется, что наши действия должны быть направлены на поиск недостающих ящиков. Узнав, где они находятся, мы сможем помешать вампиру воспользоваться убежищем и убить его.

Фон Гельсинг повернулся ко мне.

— Что касается вас, миссис Минна, то с сегодняшнего дня мы действуем без вас. Это дело не женское. Когда придет время, вы все узнаете. И не сердитесь на меня, мы должны обеспечить вашу безопасность.

Я была огорчена таким решением, но, увидев довольное лицо мужа, молча покорилась.

— Время дорого, а потому я предлагаю сейчас же отправиться в соседний дом, — сказал Морис.

У меня заныло сердце от страха при одной мысли, что они пойдут в часовню, где сложены эти ужасные ящики, однако я ничего не сказала, боясь, что меня исключат даже из общих разговоров.

Андрей посоветовал мне лечь спать, но я, конечно, заснуть не могу.

30 сентября, вечер. Фон Гельсинг, Морис, Артур и я собрались идти в пустой соседний дом, когда фельдшер передал мне просьбу Ренфильда немедленно посетить его.

Когда я вошел в палату, он бросился ко мне, умоляя отпустить его из клиники. Я отказался. Ренфильд начал доказывать неосновательность такого отказа, ссылаясь на полное выздоровление. Видя мою непреклонность, он волновался все больше.

— Пожалуйста, доктор, отпустите меня! Отошлите с санитаром куда угодно, только не оставляйте здесь! Вы не знаете, чем рискуете, удерживая меня. Вы не понимаете, кому вредите своим отказом, а я, к сожалению, сказать вам не могу! Увы, не могу! Во имя всего, что вам свято, во имя девушки, которую вы любили, во имя Бога, молю вас, отпустите меня, избавьте мою душу от еще не совершенного греха! Несчастный! Вы меня не понимаете! Как мне убедить вас? Разве вы не видите, что я уже не сумасшедший, а человек, борющийся за спасение души?

Видя, что Ренфильд очень возбужден, я решил прекратить разговор и направился к двери, приказав ему лечь в постель и успокоиться. Безумец послушался меня и опустился на кровать, сказав хриплым голосом:

— Надеюсь, доктор, впоследствии вы вспомните, сколь убедительно я просил вас отпустить меня.

Глава XIX

1 октября, 5 часов утра. По дороге к пустующему дому Сивард передал нам свой разговор с Ренфильдом.

— Он рассуждал вполне здраво, и я чуть было не согласился отпустить его, — сказал он. — Однако мне не давала покоя мысль, что Ренфильд может действовать заодно с графом. Недаром же у часовни он называл Дракулу «хозяином» и «учителем». Может быть, Ренфильд намеревается присоединиться к графу? Этот изверг властвует над волками и летучими мышами, отчего бы не воспользоваться преданным ему сумасшедшим? Надеюсь, что я поступил правильно, хотя этот разговор очень расстроил меня!

Подойдя к дому, фон Гельсинг остановился у дверей.

— Нам надо обезопасить себя, — сказал он, протягивая каждому из нас по маленькому распятию. — Наденьте на шеи венки из этих цветов, вооружитесь на случай опасности ножами и прицепите к груди эти электрические фонарики. Ну что, готовы? Я постараюсь открыть дверь.

После нескольких неудачных попыток фон Гельсинг, наконец, выбрал из огромной принесенной им связки подходящий ключ. Дверь заскрипела и медленно открылась. На нас пахнуло сырым затхлым воздухом.

Профессор, осенив себя крестным знамением, переступил порог. Мы последовали за ним, осторожно закрыв за собой дверь.

Свет наших электрических фонариков отражался на полу, образуя странные круги. Я никак не мог отделаться от чувства, что среди нас невидимо присутствует еще какое-то существо. Пожалуй, это было вызвано моими трансильванскими воспоминаниями, хотя мои товарищи, кажется, испытывали то же, так как при малейшем шорохе беспокойно озирались.

Потолки, стены, пол — все было покрыто толстым слоем пыли. Так как мне был знаком план дома, я более или менее представлял, где находится дверь в часовню, и повел туда своих товарищей. Открыв дверь, мы невольно отшатнулись от ужасного зловония. Я не могу себе представить более отвратительного запаха: разлагающегося мертвеца, гнилой земли и спертого воздуха. Меня и теперь тошнит при одном воспоминании об этом. Казалось, смрадное дыхание самого вампира окутало нас…

При других обстоятельствах такой смрад заставил бы нас прекратить поиски, но мы все-таки приступили к подсчету больших ящиков, находившихся в часовне. Оказалось, что из пятидесяти осталось всего двадцать девять!

Мы не успели еще обменяться своими впечатлениями, когда Артур сделал резкое движение к двери. Я вздрогнул и посмотрел в ту же сторону: мне показалось, что в коридоре мелькнуло бледное худое лицо графа с красными глазами и налитыми кровью губами. Я направился в коридор, но там никого не оказалось. Вернувшись, я ужаснулся, увидев, что пол покрыт какой-то движущейся массой. Часовня кишела крысами!

Все растерялись, кроме Артура. Он достал из кармана маленький серебряный свисток и приложил его к губам. На свист прибежали собаки, два прелестных терьера, которые тут же набросились на мерзких тварей. Оставив на поле битвы груды трупов своих сородичей, крысы быстро ретировались. С их исчезновением воздух, казалось, очистился от зловония, дышать стало легче.

Фон Гельсинг был очень доволен результатами посещения часовни.

— Мы можем поздравить друг друга с успехом, — заметил он. — Никто не причинил нам вреда! Теперь мы знаем, что Дракула, хотя и властен над некоторыми животными — он это доказал, напустив на нас крыс, — бессилен против их естественных врагов. Свидетельство тому — собаки Артура, прогнавшие отвратительных тварей. А теперь возвращаемся, пора и отдохнуть!

В квартире Сиварда было тихо, лишь изредка снизу доносились приглушенные стоны сумасшедшего Ренфильда.

Я вошел в свою комнату на цыпочках, боясь разбудить Минну; она была бледнее обыкновенного. Наше совещание, видимо, утомило ее. Я рад, что она не участвовала в посещении дома и что фон Гельсинг отстранил ее от участия в деле.

Позже. Все встали очень поздно. Минна какая-то вялая и жалуется, что очень устала и скверно спала.

1 октября. Мне ужасно хочется знать о том, что происходит. Андрей очень ласков и мил, но ни одним словом не обмолвился о результатах посещения пустого дома. Я совсем расстроена сегодня; мне хочется плакать, не знаю сама, почему…

Вчера, когда мужчины ушли, я легла в постель, хотя спать совсем не хотелось. Я стала думать о том, что случилось за последние месяцы. Нас преследует какой-то злой рок, что бы мы ни делали, как бы ни старались, все новые беды рушатся на нас. Если бы я не поехала в Витби, то, пожалуй, Луси… Но не буду вспоминать об этом. Все равно прошлого не вернешь, я только расстраиваю себя напрасно.

Не знаю, когда я заснула. Помню только, что внезапно залаяли собаки. Из комнаты Ренфильда доносился монотонный звук молитвы (наши комнаты как раз над его), потом наступила тишина — мертвая гнетущая тишина, которая столь неприятно подействовала на меня, что я встала и подошла к окну. На улице было темно, черные тени деревьев, казалось, скрывали какую-то тайну. Ни малейшего шороха или движения. Природа спала мертвым сном. Лишь бледная полоса тумана у горизонта медленно плыла по направлению к дому. Я вернулась в постель, но сон все не приходил. Я опять встала и взглянула в окно: туман уже окутывал сад. Ренфильд опять стал молиться. Я не могла различить слов, но в его голосе слышались жалобные нотки. Немного погодя до меня долетели звуки борьбы. Видимо, санитарам трудно справиться с безумцем. Я легла с намерением больше не вставать, укрывшись с головой, чтобы не слышать душераздирающих воплей сумасшедшего. Должно быть, я вскоре заснула. Меня разбудил Андрей. Я не могла прийти в себя сразу, до такой степени сон сплелся с действительностью.