Чужой сын - Хайес Саманта. Страница 2
— Ну же, Джейсон! Ты спал с женой своего брата, когда ей было двадцать семь, а тебе четырнадцать?
Шаг назад — пусть юнец почувствует себя один на один с залом. Одно из двух: либо сопляк сейчас разревется, либо подерется с братом, который сидит от него всего в полутора метрах и уже приготовился атаковать.
Как ни странно, ни то ни другое. Что ж, придется их подтолкнуть.
— Мы все хотим знать только одно, Джейсон: кого маленький Тайлер должен называть папой — тебя или твоего брата?
Неодобрительный ропот из зала — точно как задумано.
Молодец, Кэрри— голос в наушнике.
Да, хорошая работа. Брат, который до этого как воды в рот набрал, с проклятиями бросается на Джейсона, опрокинув его вместе со стулом. Это проще, чем может показаться, — стул-то неустойчивый. Кэрри выжидает лишь долю секунды, зная, что то же приказано и охранникам, — расчет был на драку, а не на кровавое побоище. Зрители ведь, пожалуй, еще завтракают.
Она стояла в стороне, пока охранники разнимали братьев и усаживали их по местам.
— Вы, двое, успокойтесь. — Голос звучал как приказ. Студия затихла. Она обратилась сначала к Джейсону, затем к камере: — Я думаю, нам пора пригласить в студию Бобби-Джо и выслушать ее версию событий. А затем мы представим вашему вниманию результаты анализа ДНК.
Прядь светлых волос выбилась из прически. Отлично,похвалил режиссер.
— Оставайтесь с нами, и после рекламной паузы в реалити-шоу «Правда в глаза» вы узнаете, кто же на самом деле отец Тайлера. Никуда не уходите. — Кэрри завершила эфир своим фирменным жестом, который словно предупреждал зрителей: «Берегитесь, завтра под прицелом моих камер можете оказаться и вы».
— Вне эфира, — объявил режиссер. — Две минуты сорок пять секунд.
На самом деле до начала эфира было три минуты, но они всегда снимали с опережением в пятнадцать секунд. Несмотря на непредсказуемость поворотов шоу, Кэрри чувствовала себя в прямом эфире как рыба в воде. Все выверено до секунды и подчиняется строгому расписанию. Ей это по душе.
Зрители в студии ожили, тихонько загомонили. Кэрри, начисто игнорируя своих лузеров-гостей, сошла со сцены, села в свое кресло, открыла бутылку швейцарской минералки, доставленной по ее спецзаказу. Гримерша освежила макияж, стилист заправил выбившуюся прядь волос так, чтобы при определенном повороте головы она снова упала на лицо.
— Минута десять секунд.
Как же ей расколоть этот строптивый маленький орешек до того, как объявят результаты анализа ДНК? Она встала и устремила на Джейсона внимательный взгляд. От страха тот весь съежился. Бобби-Джо сидела на противоположной стороне сцены: толстая краснолицая бабенка, так и изнывающая от желания засветиться на телевидении и поведать всему свету, что спала с несовершеннолетним мальчиком.
Кэрри сочувствовала своим гостям, от души сочувствовала. Все ее существо на секунду заполнило знакомое жгучее чувство вины и боль от того, что жизнь этих людей, несмотря на появление в ее шоу и на ту помощь, которую им окажут после эфира, никогда по-настоящему не изменится к лучшему. А затем горечь ушла, уступив место теплому чувству защищенности, которое всегда помогало ей держаться и с таким блеском выполнять свою работу.
Я не такая, как они,говорило это чувство.
Гримерша коснулась помадой ее губ. Пора. Она снова вышла на сцену, повернулась лицом к камере, улыбнулась. Она готова к решающей атаке. Еще немного — и это жалкое подобие семьи будет уничтожено окончательно.
Броуди Квинелл лежал в темноте, размышляя, чем это так воняет. Может, остатки вчерашней заказанной еды, а может, опять канализация засорилась. Возможно, запах доносится от соседей сверху. Там настоящие свиньи живут. Ну да ладно, плевать. Ему нравилось лежать в темноте и чувствовать, как осеннее солнце, заглядывающее в окно, ласкает кожу. Он представлял, что лежит на пляже на Ямайке. Он даже слышал музыку — приглушенные рифы бас-гитары. Конечно, не рэггей и не хэви-метал. Скорее заунывный эмо-панк. Но вообще-то неплохо. Вполне подходит к обстановке. Потом в коридоре кто-то закричал, заплакал ребенок. Музыка стала громче.
В кармане у Броуди завибрировал мобильный телефон.
— Да, — сказал он в трубку. Должно быть, из университета. А он не хотел сегодня думать о работе. Он просто хотел полежать в темноте и одиночестве. Однако, услышав ответ, он резко сел и нащупал ногами пол. — Правда? Он сумел? Ты уверен? — Раздавшееся в ответ четкое «да» заставило его окончательно проснуться. — Черт возьми. — Он принялся шарить вокруг себя, отыскивая одежду. — Я буду через двадцать минут. Пока никто не должен знать. Никому не говори, ясно?
Натягивая джинсы, Броуди позвонил Фионе, бормоча под нос: «Ну же, ну же, возьми трубку…»
— Фиона, немедленно приезжай ко мне. Случилось кое-что важное.
— Конечно, — ответила она деловито, — будет сделано, профессор.
И в ту же секунду в дверь постучали. Все еще прижимая телефон к уху, так и не натянув до конца джинсы, голый по пояс, Броуди допрыгал до двери.
— Вижу, ты уже готов, — заметила Фиона, входя, и захлопнула телефон. — Броуди, здесь воняет.
Проследив источник запаха до мусорного ведра, она подняла крышку, утрамбовала его содержимое и завязала пакет.
— Моя домработница заболела.
— У тебя нет домработницы. Но если бы была, то от этого запаха точно бы заболела.
Броуди услышал, как Фиона вытащила пакет с мусором из ведра и выставила его на балкон, что тянулся вдоль всего здания, объединяя десятки убогих квартир. Подростки, маячившие на противоположной стороне внутреннего двора, встретили появление Фионы потоком непристойностей. Она закрыла дверь, не удостоив их и взглядом.
— Хочешь, чтобы я тебя одела, или сам справишься?
Броуди закурил.
— Сначала мне надо подумать.
— А может, лучше сразу поедем…
Фиона оборвала себя на полуслове. Решила не спорить, подумал Броуди. Ну что ж, если то, что ему сообщили, — правда, то он, черт возьми, заслужил сигарету. Ведь он нашел гения.
— Я же сказал — докурю и поедем. — Броуди пошарил по полу рядом с собой в поисках пепельницы. Он точно знал, она где-то тут. Не найдя пепельницу, поднялся и, приоткрыв окно, стряхнул пепел. Ветер тут же загнал пепел обратно в комнату, но Броуди не заметил.
Фиона металась по крошечной гостиной. Он знал, как она ненавидит эту квартиру. Обычно он бывал полностью готов к ее приходу, и они сразу уезжали. Фиона уверяла, что этот ковер гнусного грязно-оранжевого цвета, потемневшие от никотина стены и заросшая пылью мебель вгоняют ее в Депрессию. К тому же Броуди не имел привычки устраивать уборку. Она миллион раз пыталась заставить его переехать отсюда. Но Броуди отказывался наотрез.
— Ты не мог бы курить побыстрее? — спросила она.
— Я думаю. — Броуди вдел ремень в джинсы и непринужденно прошелся по комнате. Он знал здесь каждый квадратный сантиметр. Облокотясь на спинку стула, он продолжил: — Я понятия не имею, что мне с ним теперь делать.
— Напиши вступление к этой диссертации, опубликуй ее и дай ему работать над следующей. — Она повертела в руках ключи от машины. — Только для этого надо сначала потушить сигарету.
— Нет, сейчас я думаю о более глобальных вещах. Какое значение это открытие будет иметь для всего научного мира. — Он постепенно воодушевлялся. — Представь, Фи, даже сам чертов Эйнштейн до этого не додумался.
Он пересек комнату, задев ногой журнальный столик, и сжал узкие плечи Фионы большими смуглыми руками.
— Да это перевернет все наши представления о мире! Этот парень у меня на занятиях ни разу рта не раскрыл. Но я знал, я чувствовал, что в нем что-то есть!
— Спасибо, но мне мой костюм нравился и без украшения в виде сигаретного пепла.
Броуди даже вспотел от предвкушения и страха, представив, какое значение может иметь открытие. Он теперь в ответе за Рики. Это ведь он подсунул Рики в качестве домашнего задания недоказанную статистическую теорему в надежде, что этот мрачноватый, застенчивый и нелюдимый парень оправдает его ожидания.