Тени Марса - Корепанов Алексей Яковлевич. Страница 49

— Эх, фантасты, морочат людям голову! Что, никто обесточить всю подземку не догадался?

— Обесточили, да никакого толку! Поезд, как часть системы, приобрел новые свойства, пассажиры и машинист не замечали ничего такого. Им представлялось, что поезд идет в туннеле своим обычным маршрутом, от станции до станции, и что прошло всего минуты три, не более. А он там уже месяц так гонял.

— Ф-фантасты! — с чувством повторил Свен Торнссон. — Выдумщики. Сюда бы их, в этот вот коридорчик. И что бы они придумали? Хотя ты же у нас не хуже фантаста... Ну и как, нашли этот поезд, или он и до сих пор там бегает?

— Нашли. А вот как — забыл, — признался Алекс Ватлер. — Я классе во втором или третьем читал, в каком-то сборнике. Ник, мой старший брат, книжку принес, сам читал — ну и я поинтересовался: я его делами в то время очень сильно интересовался.

— А что с тем домом? Тоже забыл?

— Представь себе, чем дело кончилось — действительно не помню. Но суть могу изложить.

Пилот фыркнул:

— Ну, ты классный читатель, Алекс! Улетный! Ни Черта не помнишь. Может, ты до конца и не дочитывал?

— Да вроде дочитывал. В общем, идея та же. Где-то вдалеке землетрясение произошло — и дом не то что-бы рухнул, а как-то сложился, опять же через двадцать пятое измерение. И вот хозяин бродит по комнатам и все время попадает не туда. Заходит из коридора в кухню — этот коридор ведет именно в кухню, — а вместо кухни оказывается на другом этаже, в спальне. Выходит из спальни — и попадает на первый этаж, в ванную. А оттуда — в подземный гараж. И выбраться никак не может из собственного дома. Открывает дверь на улицу — а там тренажерный зал, что на третьем этаже, Подходит к окну, хочет выпрыгнуть — а за окном кабинет или опять спальня. А за другим окном — вообще пустое пространство; в смысле — не пустырь, а пустота. Полное отсутствие чего-либо. А за третьим — какой-то неземной пейзаж. Например, Сидония...

— Да уж... — сказал Свен Торнссон. — Любопытные истории ты рассказываешь, Алекс. Очень к месту. Я был бы совершенно не против того, чтобы за следующим поворотом увидеть, например, Белый дом. Или даже самый занюханный портлендский кабак. Да что там — хоть и джунгли, только не венерианские, а земные! Честно тебе признаюсь, я с несравненно большим удовольствием бродил бы сейчас по нью-йоркской канализации, чем в этом могильнике...

— Не мы выбираем себе пути, но пути выбирают нас, — вновь все тем же тоном проповедника изрек ареолог. — Я бы тоже не прочь оказаться где-нибудь поближе к дому. Или к «консервной банке»... Но, с другой стороны, Свен! Мы внутри самого, наверное, загадочного объекта во всей Солнечной системе! ВДРУГ мы тут что-то такое откопаем...

— Откопать-то, может, и откопаем, — пилот, видимо, устал играть роль бодрячка, и голос его звучал глухо и уныло, — только никто об этом не узнает. А потом лет этак через десять-двадцать, и нас самих откопают Наши сгнившие трупы.

— Это вряд ли, Свен, — с напускной веселостью возразил Алекс Батлер.

— Почему? Ты видишь выход? — язвительно спросил пилот. — Так покажи, а то у меня с глазами, вероятно, какие-то проблемы.

— Я насчет сгнивших трупов, — пояснил Алекс Батлер. — Тут сухо, тепло, и потому с довольно большой вероятностью можно предположить, что не сгнившими трупами мы будем, Свен, а мумиями. Прекрасно сохранившимися мумиями.

— Ну спасибо, утешил, — сказал пилот. — Это в корне меняет дело. Я всю свою сознательную жизнь мечтал стать мумией. В музеи глазеть на мумии толпы ходят, и я хочу, чтобы на меня тоже глазели. Популярность — это хорошо, даже если она посмертная.

— Значит, нет причин для уныния! «К чему раздумьем сердце мрачить, друзья? Предотвратим ли думой грядущее?» — так говаривал один древнегреческий поэт, Алкей кажется, и предлагал в качестве средства от уныния напиться вдрызг. Напиться вдрызг нам нечем, а вот не мрачить сердце раздумьем мы вполне можем.

— Ага. Все будет хорошо, если не будешь думать о белой обезья... — Свен Торнссон, не договорив, остановился.

Алекс Батлер, выглянув из-за спины пилота, увидел, что впереди брезжит тусклый свет.

«Господи, если бы там был выход...» — со слабой надеждой подумал ареолог.

Но уже через несколько десятков шагов обнаружилось, что это вовсе не выход. Перед астронавтами открылся небольшой круглый зал, пол которого устилали чередующиеся желтые, белые и розовые ромбовидные плитки; в их расположении не просматривалось какой-то системы. Кое-где плитки отсутствовали, и такие черные пятна были хаотично разбросаны по всему полу. Возможно, эти пятна появились тут позже, а не были изначально задуманы неведомыми проектировщиками. Потолок тоже выглядел гораздо наряднее чем в тех камерах и коридорах, где довелось побывать астронавтам, — по обтесанному камню змеились широкие красные спирали, то тут, то там пересекаясь друг с другом. Вероятно, их рисовали здесь в соответствии с каким-то замыслом, но замысел этот нужно было еще разгадать. В трех местах в стенах темнели проходы, а стена, находившаяся напротив обозревающих зал астронавтов, напоминала витрину, точнее, три витрины, отделенные друг от друга каменными перегородками. Эти «витрины» были квадратными, почти от пола до потолка, их неярко освещенные изнутри мутноватые стекла (или то, что выглядело как стекла), казалось, покрывала легкая изморозь. Других источников освещения в зале не было. Оставалось только гадать о том, что за источник энергии в течение уже не одного тысячелетия поддерживает здесь свет. И для чего.

Алекс Батлер и Свен Торнссон молча переглянулись и медленно, бок о бок двинулись вперед, переставляя ноги очень осторожно, словно ступая по тонкому льду. После предыдущих пустых камер и коридоров этот зал выглядел чуть ли не празднично. Так, пожалуй, мог бы воспринимать площадь захудалого городка с тысячью-двумя жителей, площадь где наперебой зазывают к себе выцветшей рекламой целых два магазина и одна забегаловка, какой-нибудь бедуин, в жизни не видавший ничего, кроме своей пустыни.

Переход через зал завершился без неприятных неожиданностей, и астронавты остановились перед одной из «витрин». Алекс Батлер провел ладонью по словно бы запотевшей поверхности — она была холодной, гладкой, но не скользкой и, скорее всего, не стеклянной; возможно, какие-то силикаты там и присутствовали, но не занимали в составе этого материала ведущего места. Прозрачнее от прикосновения ареолога «витрина» не стала.

Как ни странно, но и направленные внутрь лучи фонарей не делали более зримыми какие-то лежащие за «стеклом» предметы; напротив, эти предметы как бы вовсе теряли очертания, превращаясь в еле уловимые глазом подобия миражей, в бледные бесформенные отпечатки, грозящие полностью раствориться в тех люксах, что исправно извергала из себя земная светотехника.

— Выключи фонарь, — тихо сказал Алекс Батлер пилоту и погасил свой.

Свен Торнссон, чуть помедлив и оглянувшись, последовал его примеру.

Света стало гораздо меньше, но видимость от этого только улучшилась. За мутной перегородкой проступили слабо освещенные сверху контуры. Алексу Батлеру представилось, что он видит монолит, платформу, не более чем на метр возвышающуюся над полом, бок которой, обращенный к астронавтам, испещрен какими-то едва заметными сквозь «изморозь» знаками; а на платформе лежат в ряд пять Продолговатых предметов... Белое... с золотом... серо-белая ткань и тусклое золото масок...

— Боже мой... — почти беззвучно ошеломленно выдохнул ареолог.

Пропитанные благовониями полотняные погребальные ткани и золотые посмертные маски... Казенное ложе ушедших...

— Что такое, Алекс? — встрепенулся Свен Торнессон, безуспешно пытаясь протереть «витрину». — по моему, это всего лишь покойники. Или куклы.

— Это мумии, — стараясь не повышать голоса сказал Алекс Батлер.

— Марсианское кладбище! — Пилот восхищенно покрутил головой. — Это классно, Алекс! Мы нашла мумии марсиан!

— Боже мой... — повторил ареолог. — Видишь вон те значки? — Он ткнул пальцем в «стекло», показывая на посмертное каменное ложе.