Страницы любви Мани Поливановой - Устинова Татьяна. Страница 16

Было еще нечто ужасное в том, что выкрикивал Береговой – «в запале», сказала писательница Поливанова!.. Ужасное и невероятное настолько, что сознание отказывалось воспринимать. Но что-то же было!..

И это «что-то» обязательно нужно вспомнить.

Теперь ей казалось, что от того, вспомнит она или нет, на самом деле зависит ее судьба.

Катя быстро поднялась и пошла в ванную. В грушевидном антикварном зеркале – подарок Вадима на прошлый Новый год! – отразилось ее зареванное лицо с заплывшими глазами и синими разводами на лбу и щеках. Она рассматривала разводы и думала, что непременно надо вспомнить, но заставить себя мысленно вернуться в «Чили» и пережить все сегодняшнее еще раз никак не могла.

– А что это у вас, матушка, на физиономии? – громко спросила она себя, чтобы не вспоминать. – Трупное окоченение?..

Это было никакое не окоченение, а пятна от чернил, которыми она рисовала на салфетке, а потом утирала слезы, и на осознание этого у нее ушло некоторое время.

Она смыла пятна, опять посмотрелась в грушевидное зеркало и сказала, как давеча:

– Я больше не могу. Я не хочу!..

Нужно позвонить Стрешневу, вот что.

Позвонить и сказать ему, что она ни в чем не виновата! Чтобы хоть он не считал ее сукой и последней дрянью!..

Чтобы… хоть кто-то не считал ее такой!..

– Саша, это я, – бодро сказала она в телефонную трубку, пахнущую больницей. – Как ты поживаешь?..

Стрешнев, кажется, усмехнулся.

– А ты как?

– Я прекрасно, – сообщила Митрофанова. – Ты посмотрел бумаги от Канторовича?..

– Что это такое сегодня было?.. В «Чили»?..

– А что сегодня было в «Чили»? – позабыв о том, что собиралась каяться, Митрофанова ринулась в атаку. – Ничего не было! Я просто не успела тебя спросить, что прислал Канторович!..

– Прислал все, что нужно, – ответил Стрешнев не спеша. – Почему Береговой орал, будто ты причастна к убийству? Не знаешь?..

Вот оно!.. То, что надо было вспомнить!.. Вот то ужасное, от чего наотрез отказывалось сознание!

Да. Да. Береговой во всеуслышание заявил, будто она убивает людей, и поклялся, что он это докажет!..

– Саша, – голос у нее опять повело вниз. – Ты же понимаешь, что все это ерунда! Ерунда на постном масле! Он просто придурок! И был… – она вспомнила поливановское выражение, – и был в запале!..

– Ну, в запале не в запале, но сказал же!.. Он что-то знает, Катя?..

От его осторожного тона у Митрофановой похолодела спина.

Стрешнев… верит?! Верит, что она может быть причастна к убийству?!

– Саша, ты с ума сошел?! Поливанова тоже говорит, что я…

– Что говорит Поливанова?

– Будто я не хочу расследования и избавляюсь от свидетелей! – выпалила Катя. – Но это же… это же дикость какая-то!

– Поливанова детективы пишет, ей видней. Но история на самом деле странная. Странная, Катя!

– Береговой обозлился, что я его уволила, вот и все!

– Ты его уволила совершенно напрасно, но убийство тут ни при чем!

В голове у нее стучало, и дышать было трудно.

– Ка-ать?..

– Ты где? Далеко? Поливанова сейчас приедет, и ты приезжай тоже. Нам надо поговорить.

– Поливанова приедет? – немного удивился Стрешнев.

Как правило, писатели не приезжали к издателям по ночам, чтобы потолковать по душам. Это было что-то из области фантазий Анны Иосифовны, добивавшейся идеальных, возвышенных отношений на работе и вне ее!..

– Ну, хорошо, – сказал он задумчиво. – Я тут совсем рядом. На набережной. Ставь чайник и открывай дверь.

Хорошо хоть не добавил – так и быть!..

Морщась от лекарственной вони, Катя вылила остатки «успокоительной смеси», собрала со стола залитые слезами мятые салфетки и посмотрела, что у нее есть к чаю.

Ничего не было. Даже самой завалящей надкушенной шоколадки!..

В детстве мама читала ей сказки, и маленькая Катя Митрофанова горько рыдала, когда Буратино искал хотя бы куриную косточку, обглоданную кошкой. Искал и не мог найти, потому что ничего, ничего не было в каморке у папы Карло!..

Катя рыдала, а мама утешала ее, и, в общем, историю про Буратино они обе не очень любили, и прошлой весной заместитель генерального директора издательства Митрофанова с вполне определенным чувством не поставила в план именно эту сказку!..

Засопев от жалости к Буратино и к себе заодно, Катя расставила на столе три чашки, сахарницу и молочник – просто так, чтобы было побольше посуды и казалось, что стол красивый и богатый, – и пошла открывать. Она слышала, как стукнул, причаливая, лифт. Кто-то из них уже прибыл, то ли писатель, то ли издатель!..

Не глядя, она распахнула дверь, и тут в глубине квартиры зазвонил домашний телефон, почти всегда молчавший.

– Проходи, – пригласила Катя то ли писателя, то ли приятеля и повернулась, чтобы бежать на телефонный зов, но зацепилась шеей за что-то острое и жесткое, мгновенно впившееся ей в горло.

Захрипев, она попыталась сбросить это острое и жесткое, но только еще сильнее зацепилась.

Она рванулась, забилась, почти упала, и очень отчетливо и спокойно подумала, что сейчас умрет, потому что ей нечем дышать.

Весь воздух в мире кончился, и больше его не будет.

Не могу. Не хочу.

Это совсем не страшно. Уволенного начальника IT-отдела она испугалась гораздо больше, чем отсутствия воздуха. Лишь немного больно шее, но она знала, что боль пройдет, как только она перестанет биться.

Она перестала, и бестелесный голос сказал над ней почти нежно:

– Ты убийца. Я это точно знаю.

– Господи, почему ты опять такой бледный?!

– А?..

– Ты что?! Заболел?

Алекс стащил башмаки, посмотрел на себя в зеркало, но ничего там не увидел. Он часто смотрел – и не видел.

– Где ты был?

Волоча сумку за лямку так, что она почти ехала по полу, Алекс дошел до Даши и потянулся ее поцеловать, но она отстранилась. Вид у нее был недовольный.

Ну, конечно. Просидела весь вечер одна, покуда он таскался неизвестно где и с кем. Любая на ее месте…

– Алекс, я звонила тебе семь раз!

Семь – хорошее число, подумал Алекс. И, главное, она точно знает, что звонила именно семь раз. Отчего не шесть и не восемь?..

– Я не мог ответить. Я… был на встрече.

– С президентом?

Тут он вдруг заинтересовался и посмотрел на нее.

– Почему?..

– Ну, если ты совсем не мог мне ответить, значит, с президентом!

– Я встречался с прекрасной дамой. Такое объяснение сойдет?..

…Почему меня все время тянет ее злить? Она ни в чем не виновата. Зато я во всем – не отвечал, не звонил, не приехал вовремя, не повел в ресторан, не пригласил в театр, не подарил шубу или бриллиантовое колье!..

– Как ты мне надоел, – выговорила Даша у него за спиной. Голос у нее был расстроенный.

Он пожал плечами, плюхнул сумку на стул, откуда она немедленно съехала, вывалив все содержимое. Среди оного обнаружился хорошенький пакетик из аппетитной плотной бумаги. Анна Иосифовна заставила его «принять гостинец» – немного кулинарных шедевров кудесницы Маргариты Николаевны.

– Давай пить чай, а?.. – Это была попытка оправдания, довольно вялая. – Здесь пироги какие-то, прекрасная дама меня угостила.

– Я не хочу.

И Даша ушла в комнату, держа спину очень прямо, и он проводил ее глазами.

…Собственно говоря, этого ты и добивался, правильно? Ты все знал заранее! Знал, что нужно перезвонить, и не перезвонил. Знал, что обидится, и она послушно обиделась. Знал, что «прекрасная дама» ее заденет, – и задела!.. Зато теперь весь вечер свободен! Можно ничего не объяснять, думать, молчать. Можно вслед тоже на что-нибудь обидеться – все сойдет.

В эту минуту он себя ненавидел.

Нужно было что-то сделать, чтобы унять немного ненависть – лучше всего пойти сейчас к ней, обнять, поцеловать в ухо, попро- сить прощения за все грехи чохом, рассказать, где был, что делал и что видел, пожаловаться на то, что устал, и еще на то, что ничего не понимает!..

Никуда он не пошел. Разорвал хрусткую бумагу, вытащил пирог, сунул его в рот и включил компьютер.