Зной пустыни - Торн Александра. Страница 46

Реджинальд сделал предложение не ей, Марианне Ван Камп, а тому образу, который она сумела внушить ему своим поведением. И его явное отвращение убивало всякую надежду. Придется выдумывать благопристойное объяснение. Причем такое, чтобы Реджинальд его принял.

— Лучше это сделаю я, — сказал Реджинальд, видя, как она возится с бутылкой.

Длинными аристократическими пальцами он ловко открыл шампанское, и струя благородного напитка полилась в подставленный Марианной бокал. Слава Богу, хоть он был из настоящего хрусталя.

— Уотерфорд, — одобрительно произнес Квинси, но к вину не притронулся.

— Давай посмотрим, где я работаю, — предложила Марианна. — Но сначала я хочу извиниться, что пригласила тебя в столь непрезентабельный дом. Вообще-то я живу не здесь, квартира принадлежит моей тёте, которая сейчас лежит в больнице. Конечно, это нельзя назвать домом, но бедная старушка очень им дорожит. А я как раз подыскивала подходящее жилье в Пэрэдайз-Вэлли и согласилась пожить здесь. Зачем отказывать больному человеку в пустячной просьбе?

Марианна понимала, что говорит слишком быстро и слишком неубедительно, но остановиться уже не могла.

— Вероятно, бедная тетя Гарриет попадет в интернат для престарелых и дом придется продать, но я все равно довольна, что помогла ей. У нее больше ничего нет. — Марианна замолчала, говорить было нечего.

— Это, конечно, очень похвально, дорогая, — смягчился Реджинальд. — Должен признаться, я очень удивился, увидев, в каком районе ты живешь. Но семью, особенно старшее поколение, надо уважать. Представляю, что тебе пришлось вынести, живя в таком доме. Это настоящая жертва.

Они вошли в спальню, которая одновременно служила мастерской.

— Да, с моей стороны это настоящая жертва, — с облегчением ответила Марианна. — Я привезла с собой только мольберт и кое-какую мебель. Но больше всего мне не хватает настоящей мастерской. Ты же сам видишь, какой здесь ужасный свет.

Реджинальд, надув губы, рассматривал картины.

— Однако даже в таком жалком освещении ты смогла создать по-настоящему прекрасные вещи. Картины великолепны. Как долго ты здесь живешь?

— Я переехала сюда перед самым нашим знакомством.

— Значит, эти вещи написаны здесь? — Реджинальд недоверчиво оглядел тесную комнатку.

Марианна кивнула.

— Может, выпьем еще шампанского и поедем в галерею? — спросила она.

— Ça va sans dire [25], — Реджинальд сокрушенно качал головой. — В самом деле, ma chérie [26], я очень расстроен, что ты живешь в таком ужасном месте. Одно дело — разыгрывать из себя доброго самаритянина, и совсем другое…

— Понимаю, — виновато произнесла Марианна, пытаясь унять дрожь.

Еще бы немного, и не видать бы ей Квинси. Но Бог милостив, реки не вышли из берегов, и Реджинальд, кажется, проглотил ложь о бедной старушке Гарриет.

Когда Марианна протянула руку к бокалу, бриллиант сверкнул, как маяк надежды.

Лиз с неудовольствием посмотрела на часы. Куда, черт бы его побрал, запропастился Рик? Несмотря на мимолетный и неудачный роман, Рик оставался надежным сотрудником.

Персонал сбивался с ног, оформляя купленные картины. Еще не было восьми, а на половине холстов уже красовались красные таблички: «Продано». Лиз чувствовала, что разодетые гости охвачены покупательской лихорадкой. Лиз затруднилась бы ответить, что способно так завести толпу, но в одном она не сомневалась: стоит лихорадке начаться, и остановить ее почти невозможно. Коллекционеры скупали все. Едва кто-то доставал чековую книжку, другие тут же следовали его примеру.

— Мне понравилась одна картина в соседнем зале, — обратился к Лиз покупатель, — но все ваши люди заняты. Может, вы сами уделите мне внимание?

Лиз подписывала сделку, когда шум в центральном зале заметно усилился. Ручка дрогнула у нее в руках. Такое оживление могла вызвать лишь одна причина — приезд Алана. Ей захотелось броситься навстречу художнику, но, понимая, что Алан не один, Лиз решила не торопиться.

Поздравив покупателя, она сообщила, когда и где можно получить купленную картину, и вдруг ощутила присутствие Алана. Он был настолько красив в замшевой рубашке и облегавших фигуру кожаных брюках, что у Лиз замерло сердце.

— Алан, я уже начала волноваться, вдруг твои картины раскупят до того, как ты приедешь на выставку.

— Я бы не пропустил такое мероприятие ни за что на свете, — безразлично улыбнулся тот. — Хочу познакомить тебя со своим другом Целией Атцитти.

Лиз окинула девушку взглядом и почувствовала, как у нее пересохло во рту. Случилось то, чего она так опасалась: Алан полюбил женщину своего племени, женщину, которая родит ему детей и сделает его по-настоящему счастливым. Но Лиз и представить не могла, что его невеста окажется такой красивой и соблазнительной. Невзирая на душевную боль, она заставила себя улыбнуться.

Для сегодняшнего вечера Лиз выбрала черное платье, выгодно оттенявшее ее белую кожу и рыжие волосы. Однако, глядя на вызывающую, бьющую в глаза юную чувственность Целии, она думала, что выглядит вдовой, пришедшей на веселое представление, не сняв траура.

— Очень рада познакомиться, — сказала Лиз, придав голосу теплоту, которой вовсе не испытывала. — Хэнк много о вас рассказывал.

«Только он не сказал, что ты на двадцать лет моложе меня и выглядишь, как индейская Венера», — мысленно добавила Лиз.

Мейсон проник в дом, и во всех комнатах моментально вспыхнул свет. Вот и отлично, не придется искать выключатели.

Слайды должны находиться в кабинете Лиз. С лихорадочной поспешностью Рик обыскал ящики стола и шкафы. Он нашел письма, деловые записки, папки с материалами о художниках, газетные вырезки, аккуратно систематизированные каталоги, но слайдов, ради которых он сюда явился, не было.

Он обследовал библиотеку, столовую и гостиную, вспомнил даже о потайном шкафчике на кухне, однако там оказались только кулинарные рецепты Роситы. Под конец он направился в спальню.

Сколько раз Мейсон вспоминал о том, что произошло здесь между ним и Лиз, доводя себя до полного опустошения.

Портрет Лиз снова причинил боль, и Рику потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки.

Спустя десять минут он наконец отыскал в прикроватной тумбочке то, за чем пришел. Когда Лиз обнаружит пропажу слайдов, она, несомненно, обратится в полицию, и копы несказанно удивятся такому ограблению — украдены какие-то слайды, а к серебру и золоту не притронулись.

Рик гнал машину на восток, пока не оказался в совершенно пустынной местности. Ближайшее жилье находится в полумиле отсюда, никто ничего не услышит.

Взяв обеими руками лом, Мейсон подошел к своему верному «порше» и с размаху ударил по переднему крылу. Заскрежетал металл, разлетелась фара. Один из осколков попал Рику в лоб. Не обращая внимания на рану, он обрушивал удары на любимую машину. Из глаз его текли слезы.

— Прости меня, детка, — стонал Рик.

Правое крыло и фара превратились в бесформенное месиво из искореженного металла и битого стекла. Посмотрев на дело своих рук, Рик снова зарыдал. Будь проклята эта Лиз! Это она во всем виновата. Она дорого заплатит за то, что ему пришлось сейчас сделать.

Рик, шатаясь, подошел к дверце, и тут его затошнило. Рубашка была испачкана, безупречный костюм залит кровью. Когда рвота кончилась, Рик зашвырнул ломик в темноту.

Через полчаса обессилевший Мейсон вошел в галерею. Толпа расступилась, давая ему дорогу, шум приутих.

— Позовите Лиз, — почти прошептал он, падая в кресло у справочного стола.

К девяти часам непроданными остались только две картины Алана. Но он даже не поинтересовался, сколько за них получит. Какая разница, завтра он будет уже на пути к Санта-Фе. Хэнк держался великолепно, когда объявили, что теперь он — дилер Алана, а уж когда он сам объявил о выставке в музее Гуггенгейма, от поклонников уже не стало отбоя.