Во тьме - Шаттам Максим. Страница 81

— Я уже сказал вам. У меня.

— Что это значит?

Детектив вспомнила все фотографии: похищенные, заложники… и закрыла глаза.

Она оказалась здесь. В самом логове. Там, где он прятал их, прежде чем убить.

— Зачем… зачем все это? — поинтересовалась она.

— Зачем? — удивленно повторил он. — Вы что же, ничего не поняли? Аннабель, ну как же вы ничего не поняли? Во время первой нашей встречи я подумал, что вы сможете все раскрыть, приблизиться к разгадке. Жертвы, Аннабель, — вот ключ.

Калибан вздохнул. В нем боролись противоречивые чувства: желание напугать эту женщину молчанием и стремление поведать ей о собственной гениальности. Наконец, едва контролируя свое возбуждение, он продолжил:

— Давайте посмотрим на вещи иначе, Аннабель. Когда вы гуляете по улице, что вы видите вокруг? А когда заходите в супермаркет? Или проводите отпуск на пляже? Что вы видите? Отвечу за вас. Вы видите толпу. Людей. Целые стада потребителей. Тех — ладно, давайте назовем их «люди», — кто находится на вершине пищевой цепочки, хозяев мира. Между нами, вы ведь полагаете, что они действительно хозяева мира, вы и все, кто погряз в бесконечных процессах купли-продажи. Вы готовы жрать и тратить деньги для того, чтобы на следующее утро опять отправиться на их заработки. Сваливать повсюду на земле отходы производства.

Аннабель все больше нервничала. Ей не нравилось то воодушевление, с которым он продолжал свой рассказ.

— Ладно, это все достаточно просто, — резюмировал он. — И однажды утром, прогуливаясь среди всей этой толпы людей, наблюдая за тем, как они все мелочны, я ощутил тошноту. Меня тошнило от человека, от его глупости, от его тщеславия.

Аннабель вытянула ноги вперед. Страх все больше опутывал ее своей паутиной.

— Чтобы вы правильно поняли смысл того, что я делаю, я немного расскажу вам о себе, хотите?

Что делать? Ей просто надо было выиграть время — ни на что больше надеяться она не могла. Нужно было заставить его говорить как можно дольше. Мердок жил один и, возможно, впервые столкнулся с кем-то, кто был способен оценить его преступный талант.

Шериф глубоко вздохнул. Слова полились из него так складно, словно он сотни раз репетировал эту речь у себя в голове:

— Когда я был ребенком, мне нравилось контролировать все, обладать определенной властью и уважением. Я обожал привязывать к деревьям других детей и ждать, когда они начнут умолять меня освободить их, в тот момент я видел в их глазах все рабство мира и знал, что могу потребовать у них все что захочу. Вы удивлены, что при подобных склонностях я стал коном? Конечно, не обходилось без ошибок, порой я увлекался, нажил себе нескольких врагов, но все это ерунда — значок сильно мне помогал! Хотите слышать, как все это началось? Ну же, хотите?

В ответ Аннабель застонала. Надо выиграть время — она пока совершенно не представляла, что делать дальше.

— Судьба, — заявил Мердок. — Вы верите в судьбу? Я — да. Немного. В 1997 году у меня было полно забот. Я стал жестоким — умеренно, как все люди, много работающие сверхурочно. Да еще эта сраная мечта: мне хотелось покопаться в трупах, попробовать их. Мне всегда было любопытно, каковы на вкус остальные люди.

Молчание. Ноздри Мердока выпускали воздух тихо, словно он с наслаждением представлял все то, о чем говорит. Все больше погружаясь во мрак.

Затем он заговорил снова — еще мягче, степеннее, так, словно грезил наяву:

— Чем больше времени проходило, тем сложнее мне было с собой бороться. Я излагаю вам детали, но, если говорить начистоту, это стало для меня долбаной навязчивой идеей. И вот, в один прекрасный апрельский день 1997 года в мой кабинет вошел агент ФБР. В тот момент я работал шерифом в одном из городов Калифорнии. Он объяснил мне, что ищет убийцу из болот Северной Каролины. И, согласно некоторым предположениям, выходило, что этот убийца, весьма вероятно, жил где-то в пределах моей тогдашней юрисдикции. Он хотел, чтобы мы показали ему уголовные дела, заведенные в последние десять лет, особенно его интересовали извращенцы, насильники и маньяки, уродовавшие жертвам глаза. Мы занимались этими делами четыре дня. И все четыре дня я мог думать только об этом странном убийце, о том, кто он, с какими мыслями встает по утрам, о трупах в его постели. Четыре долгих дня я преследовал его, чтобы вычислить. Так я вышел на некоего Роберта Ферзяка. Проблемы с правосудием возникли у Роберта еще в начале 1990-х, когда он был подростком. В течение недели он держал у себя двух автостопщиков: чтобы не оставаться в одиночестве, как он сказал моему предшественнику. Но более всего внимание федерального агента привлекла фраза одного из автостопщиков, что Роберт попросил отдать ему их глаза, обещая взамен свободу. Дело по-тихому закрыли: в конечном счете, Роберт их отпустил, поэтому его на десять месяцев просто упрятали в институт психиатрии. Узнав, что потом Роберт Ферзяк сменил место жительства и перебрался на восточное побережье, в Северную Каролину, федеральный агент прямо подпрыгнул на стуле. Ведь он только что узнал имя убийцы из болот. И бросился в аэропорт…

Мердок вновь сделал паузу — она длилась долго, целую минуту.

— Тем же вечером, — продолжил он, — я узнал, что разбился какой-то самолет, и ни секунды не сомневался: федеральный агент был на его борту. Спустя три или четыре дня мне позвонили из ФБР. Они сказали, что один из их людей приезжал ко мне и погиб в авиакатастрофе. Потом они спросили меня, не обнаружил ли он что-нибудь с моей помощью. Тогда я рискнул. Торопясь, этот чувак из Бюро даже не позвонил коллегам, он спешил на самолет и уносил имя убийцы из болот в своей голове. Кроме него, это имя знал только я. А теперь я знал его один. Не знаю почему, я промолчал. Объяснил им, что он ничего не нашел и поэтому в сердцах поспешил уехать.

Калибан умолк и тяжело вздохнул. Аннабель попыталась определить, где он находится — видимо, впереди нее и немного левее. Между тем, снова и снова продолжая рассказ, он постоянно менял место, как будто кружил рядом.

— Неделю я провел в раздумьях. Я знал имя и адрес серийного убийцы, представляете? Я мог стать героем, шерифом, взявшим «убийцу из болот». Но подобная слава меня ничуть не привлекала. Наоборот, меня очаровывало то, кем он был и что делал.

Аннабель без труда представила пускающего слюну Мердока, мечтательно заглядывавшего в прошлое.

— День за днем я воображал себе его дом: интересно, на что он похож внутри? Уверенность, что кто-то может подобным образом проводить свои уик-энды, приводила меня в исступление. И я отправился в Северную Каролину. Я шпионил за ним, потом смог приблизиться. Рассказал ему, что все знаю. Что восхищаюсь им. Помню, мы поехали в торговый центр. И там, глядя на всех этих людей вокруг, я сказал ему, что вместе мы смогли бы действовать еще эффективнее. О, Аннабель, когда мы вдвоем зарезали первого, это было жестоко, он сопротивлялся изо всех сил, кровь хлестала почти на два метра вверх, и вот, не имея сил больше кричать, он издал звук — нескончаемый визг, напоминающий визг свиньи. Однако первый кусочек мяса… — Калибан нервно и с шумом вдохнул воздух: — Какой вкус! И тут вся эта кровь перестала иметь какое бы то ни было значение. Наоборот, мне захотелось съесть человека, на которого я смотрел. И это было лучше, чем секс, более опьяняюще, чем оргазм, у меня была абсолютная власть над этим человеком: благодаря своему поступку я очутился на вершине пищевой цепочки, поднялся над людьми. Так начался мой пир. Я оказался в полном одиночестве на вершине пирамиды. Аннабель, вы просто не можете себе представить это ощущение силы и власти, когда идешь через толпу, глядя в глаза мужчинам и женщинам и зная, что все они могут быть твоими. Мы перестали ходить — мы парили, потому что никто больше не мог с нами сравниться. А этот вкус, дорогая моя… Невероятно изысканный, нежный, никакое другое мясо не похоже на него, поверьте мне! Все тело подсознательно трепещет от того, что принимает в себя другое тело, той же расы, узнает и оценивает его… круг замыкается.