До мурашек (СИ) - Сакру Ана. Страница 50

- Ну конечно, мне ты нужна. Реальная. Моя. Ты и Миша. Мне есть, кого любить. Не хочу я больше никого.

- А вдруг потом захочешь? - не сдаюсь.

Я так долго заводила себя, что мне просто сложно отпустить.

- А потом и разберемся, - немного раздраженно бубнит мне в макушку, - Ну что? Пойдешь за меня?

Молчу, потому что плачу. Реально даже ответить не могу, только киваю, размазывая слёзы по его рубашке. Внутри будто лавина сходит, и так становится легко. Сейчас оторвусь от земли и взлечу.

- А к-кольцо мое где? - всхлипываю, смеясь. Отстраняясь от мужской груди и верчу перед Лёвкиным лицом безымянным пальцем, - А б-букет?!

- Бл...- бормочет Лёва, растерянно хмурясь, - Так, ладно. Забудем. Дай мне неделю, нормально спрошу.

- Ладно, но знай, что я согласна.

- Тогда три дня, Гулён, - расплывается в нахальной улыбке.

__________________

Мои дорогие! Нам остался только эпилог!

Эпилог 1. Лёвка

Двенадцать лет спустя.

- Яна, Поля, ну-ка прекратили обе! – рычу, кладя руку на спинку переднего пассажирского сидения и оборачиваясь на пытающихся тихо драться чертовок, - Раз, два…

- Ну, пап! Она первая начала! – тянет пунцовая Полька, надувая щеки и нахохлившись как воробей.

- Ябеда! Какая же ты ябе…- мстительно пихает Яна сестру в бок.

- Обе! – повторно гаркаю.

Как обрубает.

Всё. Тишина. Наконец!

Такая, что воздух в салоне джипа можно ножом резать, а сестринское тихое сипение за моей спиной напоминает нашествие бешеных ежей. Но мне плевать, я привык. Вообще они дружные, но как у всех детей младшего школьного возраста, у них случаются бурные всплески недопонимая. И, если Гулико всегда лезет в ненужные дебри, пытаясь двум заведенным девчонкам напомнить, что они «родные кровиночки» и заодно выяснить суть конфликта, а также кто прав, а кто виноват, то я всегда просто ору.

И надо сказать, у меня, как ни странно, достичь тишины, мира и спокойствия быстрее получается.

Яна и Полинка – огненно - рыжие погодки семи и восьми лет, и они у нас с Гулей приемные. Так вышло.

Когда двенадцать лет назад мы с Гулёной решили жить вместе, то первым делом встал вопрос – где именно жить. Моя однушка в центре Краснодара нам троим решительно не подходила. Мишке нужна была отдельная детская, а нам с Гулико - спальня.

Поэтому первое время мы снимали трешку где-то посередине между театром, где Гуля была приглашенным хореографом, и хореографическим училищем, где с сентября она вышла на должность преподавателя. Именно рядом с её работами, потому что я в аэропорт ездил, понятное дело, на машине, а Гуле в хорошую погоду нравилось ходить пешком. Да и центр города, для Миши тоже только плюсы.

Устроившись, стали искать квартиру для покупки, но ничего не нравилось. В основном мне. И где-то через месяца три я понял, что я такой привередливый, потому что просто хочу свой дом, а не квартиру.

Я родился в своём доме на Домбае, прожил там первые четырнадцать лет моей жизни и потом уже нигде не чувствовал себя так же свободно и хорошо. У Гули ощущения были похожие, и она меня поддержала. Даже запрыгнула от радости мне на шею и принялась целовать. Мы продали мою однушку, квартиру Гулико в Мюнхене, достали все мои сбережения и, выкупив участок на Верхнем покровском озере, начали глобальную стройку. Хотелось сделать сразу так, чтобы потом ничего менять не пришлось.

Тем временем моя бывшая жена Катя пролежала пластом в больницах целых семь месяцев, но всё-таки родила Мише трёх крохотных, но совершенно здоровых сестёр.

Сам Мишка полтора года до школы так и кочевал от нашего дома к Катиному и обратно. А когда сыну пришло время идти в первый класс, Юре, его отчиму, предложили повышение и гораздо лучшую зарплату, но в аэропорту Мурманска. Они с Катей конечно согласились, вот только там вообще не было никаких родственников и, кроме приходящей няни, никто не мог помочь моей бывшей жене с уже четырьмя детьми, один из которых был гиперактивный, а трое других - вечно орущие младенцы.

Всё обсудив, мы решили, что Миша пойдёт в первый класс в Краснодаре, а к Кате будет ездить на каникулы.

Из-за нашей с Гулей загруженности на работе у нас тоже встал вопрос о няне для Мишани, но он как-то заглох сам собой.

Во-первых, Миша сам, без пинков и подсказок, записался на все возможные в школе секции, и очень быстро выяснилось, что его истинное призвание – театральный кружок, школьный КВН и всевозможные общественные организации, а не спорт или танцы.

Во-вторых, Гуля стала брать Мишку по вечерам с собой в театр. Сначала потому, что не с кем оставить, а потом потому, что ему там жутко нравилось. Особенно смотреть спектакли из-за кулис и торчать у осветителей. Ну а в-третьих, когда я был в длительных рейсах, к нам стала приезжать ночевать Нино Вахтанговна, чтобы помочь Гулико.

Забавно, что уезжала она сразу, как только я переступал порог. Где-то через год мне уже было перед ней неудобно – возникало чувство, что я её выгоняю, и что я какой-то страшный зверь. Но тёща была непреклонна. «У вас своя жизнь, ну зачем я тебе тут нужна? – ворчала она, быстро одеваясь, пока я наоборот разувался, чтобы пройти в дом, - Радуйся, что к тебе не напрашиваюсь, Лев Александрович».

В общем, я был с ней согласен. Никто посторонний мне в доме не был нужен, но признаваться в этом в открытую было неловко.

Года через три после начала строительства мы наконец переехали нашей маленькой семьёй в свой дом, большой и светлый.

Слишком большой для трёх человек.

И сам собой встал вопрос о том, что может всё-таки попробовать родить общего ребенка. Вариантов, кроме суррогатного материнства, к сожалению, не было. Гулико это решение далось тяжело, слишком много болезненного прошлого оно задевало внутри неё, но всё-таки моя сильная хрупкая женщина к нему пришла.

Заключив предварительный договор с клиникой, мы начали, не торопясь, искать подходящую кандидатуру.

И где-то в это время позвонила моя мать и рассказала, что её непутевую племянницу (мама у меня приемная и только, уже будучи взрослой, познакомилась со своей биологической родительницей и её семьей) лишают родительских прав. Органы опеки забирают двух девочек полутора и двух с половиной лет.

Мама рассказала это без всяких намеков - просто поделилась своими переживаниями и тем, что ей очень жалко ни в чем не повинных малышек. Рассуждала вслух, как им помочь.

Осадок после разговора у меня остался тяжелый – мне тоже было жалко детей.

Мы потом долго с Гулей обсуждали эту ситуацию вечером на кухне. Для нас обоих эта тема по понятным причинам являлась болезненной и задевающей за живое.

А утром моя удивительная жена проснулась со словами «Лёвка, это знак». И я сразу понял, о чем она, по тому, как решительно и одновременно испуганно горели её черные глаза, и как нервный румянец окрасил щёки. «Уверена?» - только и спросил. Кивнула, кусая губы.

И мы поехали их забирать.

Оформить опекунство было несложно со связями и деньгами деда Тиграна, и девочек нам отдали практически сразу.

Первое время жизнь ощутимо усложнилась и напрочь сбилась с ритма - пришлось всё-таки нанять няню для девчонок, но глобально мы ни на секунду не пожалели о принятом решении. Мы для них стали настоящими родителями, а они для нас – дочерьми.

Слышу, как пигалицы продолжают украдкой толкаться на заднем сидении джипа. Неугомонные, а... Предупреждающе стучу пальцем по рулю. Тут же отскакивают друг от друга на противоположные края дивана и, отвернувшись друг от друга и меня, старательно таращатся в окна.

Улыбнувшись своему всемогуществу, поглядываю на часы на приборной панели, потом на входную дверь нашего дома. Ну где там Гулька с Мишаней застряли? Как обычно… Мне еще рулить минимум часов семь.

Сегодня у Нино Вахтанговны юбилей – шестьдесят лет, и я клялся ей всем, чем только можно, что к шести вечера мы точно будем.