За миг до удара - Корнилова Наталья Геннадьевна. Страница 23

– Нашла!!! – провопила я.

– Что нашла? – Босс приоткрыл один глаз.

– Люсю нашла!

Он тут же снял ноги, принял нормальное положение и недоверчиво спросил:

– Ты серьёзно?

– Ещё как! – я торжествовала. – Она сейчас обедает. Будет через полчаса. Можем ехать и арестовывать её прямо на рабочем месте!

– А что за ателье, узнала?

– Нет, но это уже не трудно. Главное, что номер есть. Так мы едем или не едем? – Я нетерпеливо топнула ножкой.

– А за что её арестовывать, интересно? – проворчал он. – За употребление пищи в рабочее время?

– О чем это вы? – насторожилась я. – Или опять я, по-вашему, дура? Она же убийца!

– А как ты это докажешь? Не-ет, милая моя, мы должны её за руку поймать, во время самого процесса ликвидации, так сказать. Иначе нам никто не поверит.

– И как же вы хотите это сделать?

– Элементарно, как говаривал один мой знакомый сыщик, – важно проговорил он. – Ты ей закажешь убийство, как это сделала бы Светлана.

Встретишься с ней, передашь аванс в размере таксы, то есть пять тысяч, она все обдумает, подготовит, нажмёт на курок, и тут-то мы её и схватим! – Он довольно улыбнулся.

– И кого же, по-вашему, она должна будет убить?

– Меня, конечно, – он хитро прищурился. – Или ты знаешь другую кандидатуру, которую бы так ненавидела?

Сказала бы я ему, конечно, в тот момент, что с удовольствием заказала бы это убийство за любые деньги и не фиктивно, а в действительности, но так была огорошена, что язык присох к небу, и мне ничего не оставалось, как кивнуть и понуро опуститься в кресло…

Через полчаса я, напичканная всевозможными указаниями и советами, как следует собралась с духом, набрала номер и услышала тот же приветливый голос.

– Можно Люсю? – попросила я.

– Минуточку, сейчас позову.

Она куда-то там покричала, кто-то там откликнулся, послышались шаги, и наконец в трубке раздался спокойный низкий женский голос:

– Слушаю.

– Люся, здравствуйте, – несмело начала я. – Меня зовут Светлана. Ваш телефон мне дал Фикса.

Она немного помолчала. Потом так же спокойно сказала:

– Хорошо, давайте встретимся сегодня в двадцать два ноль-ноль, и вы передадите мне образцы моделей и аванс. Вы знаете мои расценки?

– Да, пять тысяч.

– Все правильно. Где вам будет удобно? Назовите любое место – я подъеду. Только чтобы поменьше народу было – не люблю толчею.

– Все поняла. Тогда давайте встретимся на Страстном бульваре, в скверике, около первой лавочки по правому ряду со стороны кинотеатра «Россия».

Вас устроит? Нам там никто не помешает…

– До встречи.

– Постойте, а как вы меня узнаете?

Но она уже положила трубку. Крутая баба, ничего не скажешь…

Ещё через час я уже маячила около означенной, как любит говаривать Майкл, лавочки. На плече у меня болталась сумочка с пятью тысячами долларов и свадебной фотографией Родиона, от которой пришлось отрезать Валентину, невзирая на её возмущённые вопли. Но я успокоила её тем, что под локтем супруга все же осталась её рука в белой перчатке, и эта рука довольно цепко держала своё новоприобретённое имущество. Других снимков, как выяснилось, у Родиона не было.

Людей в этот поздний час в сквере было немного, все лавочки были свободны.

Прямо около первой лавочки стоял фонарный столб и хорошо освещал испуганную бледность моего лица, которую я на всякий случай усилила светлой пудрой. Я стояла, вертела головой по сторонам, но никого, даже отдалённо напоминающего женщину-убийцу, в поле зрения не было. Прошло уже пять минут после срока. Я начала бояться, что Люся что-то почувствовала своим тренированным нюхом и решила не приходить. Такое вполне могло случиться, тем более когда дело пахнет расстрельной статьёй, а на улице осень, чудесная погода и так хочется жить…

– Светлана? – послышался негромкий, но уверенный голос за моей спиной, и я резко обернулась.

Передо мной в коротком коричневом осеннем пальто стояла очень худенькая девушка среднего роста, с миниатюрным лицом и большими тёмными глазами. Ей было лет двадцать пять. Красивой назвать её было трудно, скорее она была привлекательна неординарностью черт и волевым взглядом. Такие, однажды, на заре своей юности, а может, и раньше, что-то решив для себя в жизни, уже не меняют своих планов и твёрдо идут по намеченному пути. И не дай бог кому-то оказаться на их дороге – сметут и не поморщатся. О таких говорят ещё, что они хищницы или ведьмы.

– Да, я Светлана. А как это вы так подошли, что я и не заметила? – удивлённо спросила я.

– А я за деревом стояла, – усмехнулась она одними губами, – за вами наблюдала. Ну что, все принесли?

– Да-да, конечно, – засуетилась я, вспомнив, как вела себя настоящая Светлана, и полезла в сумочку.

– Не здесь. Идём в машину.

Не дожидаясь ответа, она пошла к выходу из сквера, а я посеменила за ней, даже с такого расстояния чувствуя, как веет от этой страшной девушки смертельным холодом. По спине у меня бегали мурашки.

Мы сели в её «Москвич» бежевого цвета, припаркованный на стоянке у сквера, она сразу закурила сигарету, повернулась ко мне, облокотившись на руль, объела меня глазами и, понимающе усмехнувшись, спросила:

– Что, достал?

– Что? – не поняла я.

– Ну мужик, говорю, достал, что ль?

– Ax это. Не то слово, Люся… Поверьте, я бы никогда на это не пошла, если бы не…

– Ты очень красивая, – она провела ладонью по моей щеке. – И ты мне нравишься. Скажи мне, кто тебя обидел, золотко?

Сглотнув слюну, я начала взволнованно рассказывать:

– Это такая редкая сволочь, вы себе не представляете! Если бы вы знали, как я его ненавижу, вы бы, наверное, бесплатно его убили!

– Бесплатно я уже не работаю, – сухо бросила она. – Он тебя что, изнасиловал, унизил, избил?

Тут я поняла, что, может, никогда мне больше не представится такая возможность отомстить боссу за его заносчивость и самоуверенность. Правда, он меня сам просил не особо стесняться в выражениях, если вдруг спросят, но он, бедный, даже не представлял себе, до какой степени я не буду стесняться.

Хорошо, что он в последний момент передумал давать мне с собой диктофон, а то бы, наверное, потом сразу выгнал меня к чёртовой бабушке.

– Все было, Люсенька, – я всхлипнула, вытащила платочек и начала сморкаться. – Таких начальников ещё свет белый не видывал. В первый же день, как на работу секретаршей устроилась, он меня в кабинет затащил, прямо с утра, представляешь, и говорит: «Утром я люблю на столе, в обед на диване, а вечером, перед уходом, лёгкий минет и рюмочку коньячка». Ты представляешь, Люся?!

– Говори, не останавливайся, – процедила она, и я увидела, как вспыхнули злостью её глаза.

– А видела бы ты его: маленький, заморённый, в очках – посмотреть не на что! Одна голова… Все, Люся, больше ни-че-го в нем нет! Сказал, что если мне нравится как-то по-другому, то я могу подать ему свои предложения в письменном виде в трех экземплярах в папке для деловых бумаг. А о том, хочу я этого вообще или нет, этот мерзавец даже не спросил! – Я прижала платочек к глазам и подёргала плечами. – А куда деваться? Работу днём с огнём не сыщешь, дома мать больная и брат младший. Пришлось уступить…

Люся громко заскрипела зубами, и я испуганно подняла глаза. Лицо её уже пылало ненавистью. Но остановиться я уже не могла, меня понесло, как Остапа.

Хотя, с другой стороны, мне нужно было зарядить её как следует, чтобы, чего доброго, не передумала.

– Не успела я опомниться, как он затащил меня на стол, сорвал одежду и изнасиловал. Да ещё и садистом оказался, всю грудь мне исцарапал, засосов понаставил. – Я потрогала свою шею, сникла и безжизненным голосом продолжила:

– Сейчас уже прошло все, а тогда, как домой пришла, мать чуть не в обморок.

Шлюхой стала обзывать… Ой, Люся, сколько я всего натерпелась – сил нет! Через неделю, когда я все исправно, по расписанию, выполняла, он вдруг заявил, что вечером у него деловое совещание и мне необходимо присутствовать, чтобы партнёры быстрее раскололись. Присутствовать в голом виде. И угождать, если кто вдруг попросит. А мне что делать – коль начала уже собой торговать, то какая разница с кем, лишь бы с работы не выгнали и деньги платили. В общем, имели они меня до самого утра вчетвером. Утром контракт подписали и разошлись. А мне уже опять за работу пора… Через месяц где-то он меня бить начал. Органайзером, чтобы следов не оставлять. Затащит в кабинет, разденет догола, на столе разложит и бьёт по всем местам. И кричать не моги – выгонит. Я уж его и просила, и умоляла… Родион Потапыч, говорю, что ж я вам такого плохого сделала, изверг вы проклятый?! А он от этого только больше кайфует, сволочь, и знай себе наяривает…