1924 год. Наследница (СИ) - Тюрин Виктор Иванович. Страница 45

   Я купил три места, а четвертое место досталось дородному мужчине, лет пятидесяти, с окладистой бородой и внимательным взглядом, который неожиданно оказался потомственным купцом и глубоко верующим человеком. Он был одет в синюю шелковую косоворотку, подпоясан узорным ремешком, а его лакированные сапоги были начищены до зеркального блеска. Он поздоровался с нами, затем закинул саквояж и бумажный пакет на верхнюю полку, представился:

   - Меня Семеном Степановичем зовут. Купец.

  Мы в свою очередь тоже назвались, завязался разговор. К моему огорчению, как оказалось, он ехал в Минск тоже в первый раз, так что рассказать о городе он ничего не мог, зато живо, интересно и с долей юмора рассказывал о своей работе.

   - Вот я сейчас еду принимать товар. Четыре вагона мануфактуры. В нашей конторе сорок два человека работают, а отправили меня, потому что качество товара могу только я проверить. И гниль мне не подсунут, потому, как я фактуру любого материала знаю, что бязь, что ситец. При этом ответственность на себя возьму! А до того, как товар получать, крику и споров было, наговорили аж семь верст до небес! Цельных три совещания мои начальники-коммунисты собрали и провели. То в расширенном составе, то в укороченном. Смешно, ей богу. Ох ты! Прости меня господи, имя твое всуе назвал, - тут он трижды перекрестился, после чего продолжил. - Раньше-то, как было. Мы в прежние времена не по четыре вагона отправляли, а составами, и никаких совещаний, по этому поводу, не собирали. Придешь, скажем к Ерофею Палычу, и скажешь: возьмешь тридцать вагонов товара? Тот подумает, а затем скажет: беру. И все! Слова купца твердо! Больше ничего не надо! Теперь меня под каждый пустяк тащат подписывать контракт, составлять договор с банком, выставляют всякие условия. Вот не могу я этого понять и все! Как можно так дела делать? Три совещания с диким криком провели, все друг друга перебивают, бумажками друг другу в лицо тычат. Тьфу! Анафема!

   Поезд пришел в половину одиннадцатого утра. Виленский вокзал в Минске мне понравился своей, непонятной, но при этом весьма своеобразной архитектурой. Два двухэтажных корпуса, из красного кирпича, украшенные башенками, объединялись одноэтажной галереей, проходящей над аркой. Рядом с ним находилась, сверкая золотыми куполами Казанская церковь, построенная перед самым началом Первой мировой войны.

   Пассажиры выплеснулись из поезда, растекаясь по перрону. Мы еще в столице слышали, что Минск считается приграничным городом, а значит, там проверки проходят намного жестче. Именно поэтому мы решили разделиться, чтобы снизить риск. Если ориентировки на нас уже добрались до Минска, то чекисты должны искать двух мужчин и девочку. Именно поэтому Владимир пошел с девочкой, так это выглядело естественно, словно отец с дочерью, а я уже шел сам по себе. Владимир был одет, как советский служащий, на носу очки с простыми стеклами, в руке фанерный чемодан. В таком виде он не должен был привлечь внимание, а я вышел на перрон в мятой рубашке с отложным воротничком, в нечищеных сапогах и с солдатским мешком за плечами.

   Еще в окно вагона я увидел рассредоточившиеся по перрону военные патрули и наряды милиционеров, а кроме них, в этом у меня сомнений не было, здесь находились агенты ГПУ в гражданской одежде. В этом я убедился почти сразу, увидев, как нашего соседа по купе остановил военный патруль, потребовав документы, а еще спустя минуту один из патрульных, поднял руку. К ним сразу подошел человек в гражданском, по-хозяйски взял у купца документы и стал их проверять, одновременно задавая вопросы. Сразу стало понятно, что проверка идет в два этапа. Первую линию проверок составляли военные патрули и милиционеры, а вторую - чекисты. Все они цепкими взглядами шарили по толпе проходящих мимо них пассажиров, останавливая подозрительных, на их взгляд, типов.

   Вдруг я неожиданно увидел, как Власова с девочкой, уже подходивших к арке, остановили чекисты. От патруля или милиционеров он, скорее всего, отмахнулся бы удостоверением, а вот как с чекистами все оно пройдет - большой вопрос. Мы рассчитывали, что подобная маскировка даст им пройти через контроль незамеченными, только получилось наоборот: их остановили, а меня словно никто не замечал. Вот только я лично отвечал за безопасность девочки, а значит, должен был исключить любой риск. Только они потребовали предъявить документы, как я рванул вперед, нарушая плавное движение идущих пассажиров. Не обращая внимания на недовольные крики людей, я не стал обходить чекистов, а буквально врезался в одного из них, отбрасывая того в сторону. Он бы и упал, если бы не люди. Снова раздались недовольные вопли. Чекисты на несколько секунд оторопели от такой наглости и забыв про Власова кинулись за мной вдогонку.

   - Петро! Где эта падла?! Да вон он! Вон он, в картузе! Да не ты дубина, чего зенки пялишь! Он туда побег, сволочь!

  Получив фору, я ввинтился в толпу, быстро шагая и иногда толкая людей. Меня тоже толкали, грозили кулаками, даже разок ударили в плечо. Я слышал за своей спиной возмущенные крики, как на русском, так и на белорусском языке: - Черт окаянный! Куды прэш, бугай!

  Им вторили, громко и зло, крики моих преследователей: - В сторону, мать вашу! Расступись, кому говорят!

  Проскочив под аркой, я уже почти достиг привокзальной площади, как чисто случайно, но при этом сильно ударил локтем дородную тетку, которая с перепуга, заорала таким диким голосом, что вполне могла переплюнуть гудок паровоза, разом переполошив народ: - Людзі добрыя, ратуйте!! Забіваюць!!

  Именно благодаря ее воплю, шедшие рядом с ней пассажиры, начавшие нервничать по поводу раздававшихся за их спинами криков чекистов, поддавшись панике, кинулись в разные стороны. Даже те из пассажиров, которые довольно спокойно отреагировали на истошный крик женщины, при виде выбежавших на площадь чекистов, размахивающих наганами и солдат, клацающих затворами, невольно ускоряли шаг, торопясь как можно быстрее убраться от возможных неприятностей. Добавил в общую сумятицу страха и растерянности молодой и звонкий голос, прозвучавший в толпе: - Атас, пацаны!! Аблава!!

   Выбежав на площадь, я быстро оглянулся и сразу замедлил шаг, так как по растерянным лицам чекистов стало ясно, что они меня окончательно потеряли в этой сумятице. Лица моего они толком не разглядели, картуз я уже снял и сейчас держал в руке, а по одежде, таких как я, здесь три-четыре десятка наберется, но осторожность никогда не бывает лишней, поэтому я направился к укрытию, как я его для себя определил. Это были четыре киоска, стоящие в ряд на краю площади. Один из них торговал газетами и журналами, второй - пирожками, а у третьего, даже сейчас, несмотря на нездоровую суматоху на площади, толпился народ. На нем, над самым окошком, висела фанерка с неровными буквами "Пиво. Раки". Четвертый киоск стоял закрытый. За ними, как я заметил, расположился небольшой рынок в полтора десятка прилавков, продавцы которого сейчас по-гусиному тянули шеи, чтобы рассмотреть из-за чего на привокзальной площади случилась сумятица. На другой, противоположной стороне привокзальной площади стояли ломовые телеги, а чуть дальше, особняком, пролетки. Оттуда несло резким запахом конского пота и навоза, который лежал кучками на брусчатке. Над ними вились тучи сизых мух, противно жужжа.

   Большая часть пассажиров, которые не поддались панике, растекались по площади. Кто-то с большим багажом, которые тащили, обливаясь потом, носильщики, шел к ломовым телегам, люди побогаче предпочитали пролетки, а кто победнее шел пешком или торопился к конке, чей синий вагон сейчас стоял в конце площади, собираясь отправиться в обратный путь.

   Стоило мне увидеть, что Власов с девочкой сел пролетку и направились в сторону центра, я покинул свое укрытие, пивной ларек, и направился в сторону церкви. Догонять Власова мне не было нужды, так как на такой случай у нас была договоренность о месте и времени встречи. Мне, в прежней жизни, не довелось бывать в Минске, но разговорившись в поезде с женщиной-минчанкой, я узнал, что горожане нередко назначают встречи в Александровском сквере, у фонтана под названием "Амур и лебедь". Он и должен был стать местом нашей встречи.