Презерватив для убийства - Воробьев Андрей. Страница 90

Нертов быстро сбежал вниз по лестнице, сел в припаркованную неподалеку от фирмы машину и, включив зажигание, нажал газ. Он мчал по городу, не зная, куда и зачем едет и что будет делать дальше. Уже остались позади Летний сад, набережная Невы, Петропавловская крепость с ее золотым ангелом, безмолвно трубящим на шпиле. Алексей нажал кнопку приемника. Солист его любимой группы «Эрмитаж» умолял:

— Я прошу свет Ростральных колонн:
«Помоги, помоги, Боже мой!»
Почему не кончается сон?
Почему мы чужие с тобой?..

Пел совершенно неизвестный Алексею человек, но ему казалось, что это песня про него.

— Свет Ростральных колонн, помоги
Все понять, все простить, все забыть!
Сохрани ты любовь, сбереги
Или мне помоги не любить,
Помоги не любить…

Недоумение, горечь обиды, усталость — они навалились одновременно, мешая спокойно вести машину. Вдруг из-за поворота неожиданно вынырнул огромный «КамАЗ», груженный какими-то бревнами, и протаранил легковушку Нертова. Ее швырнуло о фонарный столб, а затем отбросило на бок, на тротуар… Громко вскрикнула случайная прохожая. Застыл за рулем водитель грузовика… Продолжал работать приемник, который Алексей уже не слышал.

— Почему мы чужие с тобой?
Почему не кончается сон?
«Помоги, помоги, Боже ж мой!» —
Я прошу свет Ростральных колонн,
Свет Ростральных колонн…
* * *

Когда за Нертовым захлопнулась дверь, Нина, едва сдерживая слезы, взяла со стола оставленное Алексеем письмо и начала читать его, но не выдержала и разрыдалась. Она плакала, ругая себя за то, что, пусть даже на короткое время, усомнилась в порядочности любимого человека, поверив какой-то стерве. В последнее время Нина и правда стала постоянно нервничать, плакать из-за всяких пустяков. Всхлипывая, она подумала, что, наверное, во всем виноват начинающийся токсикоз, о котором пока никто из окружающих не догадался.

«Конечно, эта Светка все наврала, а я-то, дура, что наделала?.. Только все равно ребенок у меня будет… А его отец… Смогу ли я ему еще раз позвонить? А если смогу, не бросит ли он сразу трубку?..» — и Нину снова начали душить слезы.

* * *

Путешествие во Францию Арчи пришлось отложить. Отвечая на подначки Александрыча, он заявил, что, во-первых, Женевьева еще не подыскала там жениха для ротвейлера Маши, а во-вторых, возникла проблема с шафером. Вот, когда он поправится после ДТП, тогда и поедем вместе. При этом Арчи не стал подробно обсуждать со своим коллегой сомнения по поводу происшествия с другом. Александрыч — старый опер. Он уже сам и без команды начал проверять обстоятельства «случайного» ДТП.

* * *

Наконец-то подошла его очередь спать. Полусонный сокамерник, разбуженный Борисом, слез с нар и уселся дремать на корточках, а сам Борис немедленно заснул. Ему снилось, будто бы он, взяв за руку Катю, бежит с ней по залитому солнечным светом лесу, девушка весело хохочет и только просит, чтобы он не бежал так быстро, иначе она задохнется. Но почему-то Борису обязательно было нужно успеть туда, вперед, где между стройными стволами сосен виднелась гладь Финского залива.

— Не бойся, мы скоро будем там! — кричал Борис, увлекая девушку за собой. — Там, впереди, свобода! Только ты, я и залив!..

Катя счастливо смеялась и продолжала бежать, выкрикивая:

— Ты и я! Только я и ты! Вместе!.. Ой, задыхаюсь!..

Вдруг Борис почувствовал, что ему самому не хватает воздуха. Он попытался набрать в легкие воздух, но какая-то мягкая масса забивала рот и нос, разрывая капилляры в легких.

Борис скинуть эту массу не смог, потому что какой-то груз с силой давил ему на конечности и на грудь. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и, теряя сознание, Борис вдруг понял, что это не сон. Но было уже поздно.

Через пару часов один из сокамерников застучал в дверь:

— Человек повесился!

Прибежавшие надзиратели увидели, что в камере, действительно, освободилось одно место. Тело бывшего бандитского бригадира безвольно лежало на одной из коек, а вокруг шеи трупа была захлестнута скру-чённая рубашка, одновременно привязанная К стойке койки.

Никого не удивило, что очередной обвиняемый решил покончить жизнь таким способом. Служивые — люди опытные, и насмотрелись на всяких повесившихся: и в сидячем, и в лежачем положении. Причин же кончить жизнь самоубийством у арестованного было предостаточно. В «Крестах» жизнь может показаться раем разве что сумасшедшему. Камеры, в которых люди набиты как сельди в бочке, скудное питание, антисанитарные условия… В прежние времена самых больших начальников за такие дела, творимые в отношении граждан собственной страны, отдавали под суд. И не обычный суд карал чиновников за преступления против человечности, а международный трибунал, заседавший в городе Нюрнберге.

Именно на том, всемирно известном процессе фашистам, в частности, вменялось в вину бесчеловечное содержание заключенных в тюрьмах. И речь шла, как говорят юристы, «по отдельным эпизодам», вовсе не о газовых камерах или массовых расстрелах, а о переполненности мест заключения. Так, тюрьма Эбрах, рассчитанная на 595 человек, оказалась переполненной в 1944 году, а в 1945 там содержались от 1400 до 1600 заключенных. Впрочем, то ли времена изменились, то ли нынешние россияне считаются более крепкими, чем тогдашние немцы, но уже никого не удивляет, что в «Крестах», некогда рассчитанных на тысячу арестованных, содержится более восьми тысяч.

После смерти Бориса было проведено короткое дознание, но сокамерники ничего вразумительного пояснить не смогли. Они утверждали, что этого парня к ним перевели недавно и выглядел он, вроде, нормально. Патологоанатом, загруженный работой сверх всякой меры, не стал исследовать носоглотку ни с помощью оптики, ни другим способом — резона в этом не было никакого. Странгуляционная борозда на шее — след от скрученной рубашки — говорила сама за себя, суицид. То есть самоубийство. Если бы, конечно, имелись основания подозревать, что парня удушили, скажем, подушкой — тогда другое дело, можно было бы исследовать микрочастицы на слизистой. А как был сформулирован вопрос — так и дан ответ: «Могла ли смерть наступить в результате суицида?» — «Конечно, могла». Если бы патологоанатома спросили: «Могла ли смерть возникнуть при других обстоятельствах?», он бы также честно ответил: «Да» — кто эти обстоятельства разберет?..

* * *

В одном из кабинетов старинного дворца, отданного ныне на откуп какому-то международному фонду, вечно забывающему платить арендную плату, была благодатная тишина. В былые времена, когда во дворце размещался райком партии, кабинет занимал один из секретарей. Сейчас же в нем разговаривали двое вполне респектабельных коммерсантов.

— И учтите, Петр Сергеевич, что решить вопрос с нашим влиянием на этот «Транскросс» надо как можно скорее. Сейчас его руководительница… как ее, Климова?.. еще неопытна, да к тому же растеряна от нежданно свалившейся власти. Но завтра все может быть иначе. По нашим сведениям, она еще не решила, расставаться с акциями, или нет. Своих людей надо подводить именно сейчас, точнее, еще вчера. Кстати, этот ваш кандидат в директора — полный идиот, он не может чего лишнего сболтнуть, сидя в клетке?

— Думаю, что нет, он ни о чем не догадывается, думает, что сам правил бы бал. Но менты, вроде, не очень верят, старательно обрабатывают его, даже в «Кресты» не переводят, а держат в изоляторе Большого дома.