Читай меня вслух. Том 1 - Юркина Евгения. Страница 37

– Своими приветами ты мешаешь мне обижаться на тебя!

– Так не обижайся, – предложила Катя, улыбаясь монитору.

– Ты забыла дописать, что я очень злопамятный и тяжело переживаю душевные травмы, – выдал курсор.

– Хочешь, я напишу, что ты – высокий, кареглазый красавец с накачанным торсом? – Уж если идти на шантаж, так делать это на широкую ногу, решила Катя.

– Я же говорил, что терпеть не могу, когда перевирают факты обо мне, – написал Ник и, подумав немного, добавил: – Не такой уж я высокий!

Катя засмеялась, сама не зная, что именно ее развеселило: самооценка Ника или его находчивость. Впрочем, она и сама бы не возражала представлять его именно таким: обаятельным, статным, веселым парнем – идеальным, как и подобает вымышленным персонажам. Если уж в реальности она только и делает, что ищет в окружающих недостатки, то свои фантазии может посвятить созданию идеального образа. Пока Катя раздумывала о том, как должен выглядеть Ник, он уже перешел от пустых разговоров к конкретному, серьезному делу.

– Если бы не важная информация, которую мне удалось добыть, я бы продолжил молчать! Но необходимость развязала мне язык, – высокопарная фраза была точно украдена со страниц книги о мушкетерах. Ник сделал паузу, выдерживая интригу, и, дождавшись момента, когда Катя уже занесла руку над клавиатурой, поспешно добавил: – Я нашел Лизу Петрову!

– Кого? – недоумевая, спросила Катя. Ее память охотно сохраняла длинные стихотворения, целые абзацы из прочитанных книг, но все бытовые вещи, а особенно фамилии, забывались. Удивительно, как обладательнице такой избирательной памяти удалось выжить в городе, запомнив маршруты транспорта и номер своей квартиры.

Катя сосредоточилась, выуживая из памяти ассоциации, связанные с этим именем; а когда ей вспомнился последний разговор с Совой и старая фотокарточка, она подскочила на стуле. Не от того, что обрадовалась находке – честно признаться, Катя не делала особых попыток отыскать внучку Совы, – а от удивления, что Ник вдруг озаботился этой загадочной персоной. Не скрывая своих чувств, которые находились где-то между удивлением и ревностью, Катя написала:

– Откуда ты о ней знаешь?

– Человек настолько эгоистичен и зациклен на идее собственного превосходства, что безоговорочно уверовал в исключительность своих способностей! – ответили ей. Очевидно, во время своего отсутствия Ник бродил среди книг по философии, переняв из них манеру витиевато выражаться. Его реплика была вовсе не ответом, а обрывком философского монолога, случайно попавшего в их переписку. Кате эта манерность жутко не понравилась, а потому она едва сдержалась, чтобы не рубануть с плеча обидное замечание, которое все-таки пришлось заменить на более демократичное:

– Что ты имеешь в виду?

Творческий запал Ника иссяк. В его речь вернулась четкость и ясность мысли. Никаких витиеватых оборотов – только голые факты! И он начал рассказывать, выражая свои мысли так быстро, что курсор носился по строчкам, как бешеный.

– Я тебе про то, что уши могут быть не только у человека, но даже у книг! О Лизе Петровой я услышал в библиотеке! А как только услышал, стал разыскивать во всех архивах и записях человека с таким именем.

– Ты можешь слышать разговоры? – поразилась Катя. – Я думала, твои способности ограничены текстом.

– Я только в библиотеке могу слушать. Там атмосфера располагает, – ответил Ник. – Знаешь правило: «Не шумите в библиотеке, чтобы не мешать книгам слушать вас»?

– Вот оно что… – написала Катя и хихикнула.

– Не расслабляйся, – тут же выдал курсор, как будто услышал ее смешок. – Вернемся к делу. Твой город, случайно, не Лизопетровск? Я чуть не чокнулся, пока всех проверил. Их тут больше двадцати! Не считаем тех, кто слишком стар и мал для роли потерянной внучки, – и вот их только семеро. Исключаем тех, кто пишет своим бабушкам: письма, сообщения, поздравления на открытках… И, на твое счастье, остается только двое: одна Лиза работает в цветочном магазине, другая учится в консерватории. С какой начнешь проверку?

– Какую еще проверку? – не поняла Катя, запутавшись уже и в Лизах, и в их жизненных перипетиях. Младенцы, пенсионерки, флористы, музыканты… И на всех одно имя – Лиза Петрова.

– А для чего ты вообще узнавала у библиотекарши имя ее внучки?

– Не знаю, – честно ответила Катя. – Просто в один момент у меня в голове возник этот вопрос, и я задала его.

– И что, ни одной мысли, ни одного мотива? – казалось, что Ника ее ответ разочаровал.

– Ты хочешь спросить, не захотелось ли мне помочь старушке отыскать ее внучку? Возможно, в какой-то момент я искренне захотела сделать это. Но потом, когда я задумалась, как мне осуществить…

Ей не позволили дописать предложение.

– Почему перед злым поступком человек чувствует себя уверенно, а перед добрым начинает сомневаться? – вопрос Ника был адресован явно не Кате, а куда-то в пространство, которое не ответило ему. – Ты с такой простотой людей обижаешь и с таким трудом принимаешь мысли о чем-то добром! Нахамить библиотекарше – легко! Обмануть влюбленного в тебя парня – раз плюнуть! А вот протянуть руку помощи – это для тебя уже проблема.

– Ты толкаешь меня на добрый поступок. Но разве будет он таковым, если сделан по принуждению?

– Я не заставляю тебя геройствовать! Я лишь хочу разбудить в тебе те чувства, которые ты похоронила под толстым слоем равнодушия! Равнодушия, которым ты обросла, как старое дерево – мхом, как болонка – шерстью. И никто не заставит тебя от него избавиться, пока ты не осознаешь, что это не черта характера, а последствие твоих обид.

Пламенная речь Ника глухой болью отозвалась в сердце Кати. Невысказанные слова застряли комком в горле, не позволяя ни вздохнуть, ни выдохнуть.

– Откуда ты делаешь такие выводы, если не видишь меня и не знаешь обо мне ничего? – спросила Катя, придя в себя.

– Чтобы заглянуть в душу, необязательно получать разрешение. Иначе постучишься – а дверь уже закрыта на все замки.

– Когда у тебя закончится поток философии?

– Ты злишься, а значит, каждое мое слово – это правда. Люди всегда злятся, когда слышат правду, в которой сами себе боятся признаться, – заметил Ник.

– С тобой бесполезно говорить… – сдалась Катя.

– Скажи, что я неправ, если действительно так считаешь.

– Не считаю. Просто слишком много слов.

– Я думал, ты привыкла к многословности. Живешь в текстах – в книгах, своих статьях и сочинениях. Мне кажется, окажись ты в моем мире, то не почувствовала бы никакой разницы.

– Возможно, – уклончиво ответила Катя, зная, как это слово раздражает Ника. Но он промолчал, словно вместо ответа видел только пустую строчку или решил, что придирки сейчас совсем не важны.

– В любом случае, я оставлю тебе два адреса, которые приведут тебя к Лизе Петровой. Я сделал все, что позволяют мне границы моего мира. Твои – намного шире. Ты можешь принять любое решение – и я не буду тебя корить. Просто задумайся. Чтобы получить яблоки, садовод вначале должен взрастить дерево. Добро получают по тому же принципу – проверь, и ты убедишься, что я прав! Вот и все, что я хотел тебе сказать, – последняя фраза выглядела как прощание, точка в их затяжном и непростом разговоре.

– Подожди! А как же подсказки? Я хотела сказать, что нашла книги, – поспешно написала Катя, боясь, что Ник исчезнет прежде, чем она успеет высказать свою мысль.

– Я рад, что ты спасла книги от свалки и не поверила россказням этого мужика. Бытовая театральщина, ей-богу! Ему хотелось выручить побольше. Иначе для чего он продает весь хлам, вплоть до старой посуды?

– Это не я спасла книги, а Шурик. Он и объявление нашел, и за книги заплатил. Сказал, что это подарок для меня.

– Как это мило… – начал Ник, но его дружелюбие тут же пропало. – Деньги – единственные бумажки, которые я совершенно не чувствую. Это мертвая бумага, мне такое не по душе.

– А мне не по душе такие сомнительные личности!

– Но даже с ними можно находить общий язык, разве не так?