Десятилетия. Богатая и красивая - Харрис Рут. Страница 88

— Эстелла, что это там такое? — спросила как-то по-испански Аликс, показывая через окно на большой грузовой фургон у подъезда их дома. — Мы что, переезжаем?

Эстелла старалась не смотреть в глаза Аликс. Она явно смутилась и не решалась отвечать. Но Аликс не отставала.

— Твоя мама переезжает, — наконец сказала она.

В то утро, когда Аликс поехала в школу, начался дождь. Аликс попросила мистера Гордона вернуться домой, чтобы она могла захватить резиновые сапожки и плащик (Аликс всегда обращалась к шоферу «мистер», потому что это было одно из правил, установленных матерью. У Брук Рэймонт были установлены правила для всего, включая обращение с прислугой. Согласно этим правилам, можно попросить горничную наполнить ванну, но после мытья необходимо самой вымыть ванну, поскольку отвратительно, чтобы кто-то после тебя смывал грязь; нельзя говорить о деньгах в присутствии прислуги; с прислугой нельзя обмениваться шутками; с детьми прислуги следует обращаться вежливо; повара никогда нельзя отвлекать от работы; указывать прислуге на недостатки в работе следует твердо, но всегда с глазу на глаз. Аликс запомнила эти правила на всю жизнь, как, скажем, таблицу умножения или детские стишки).

На том месте, где мистер Гордон обычно парковал лимузин, стоял огромный грузовой фургон. Когда Аликс поднималась по лестнице к двери подъезда, она увидела грузчиков, выносивших огромный платяной шкаф из комнаты матери. Аликс ничего не понимала. Она привыкла к переездам, которые случались регулярно в определенные сезоны. В июне они уезжали в Даркхарбор, на Рождество — в Палм Бич, на Пасху — в Милл Риф, но сейчас-то на дворе октябрь, самый разгар школьных занятий.

— Значит, и я переезжаю? — спросила Аликс, обращаясь к Эстелле.

— Не знаю, детка. Ты должна спросить маму, я ведь только ее горничная, — сказала Эстелла и отошла к грузчикам, чтобы проследить, насколько осторожно они несут шкаф.

— Спасибо, Эстелла, — машинально поблагодарила Аликс, но она уже поняла, что происходит что-то ужасное. Она подавила внезапно нахлынувшие слезы и направилась в комнату матери, дверь которой находилась прямо напротив лифта на третьем этаже.

Мать сидела за туалетным столиком и вдевала в уши жемчужные серьги. В пепельнице дымилась сигарета. Аликс спросила мать, что происходит в доме.

— Он разводится со мной, — сказала мать. Аликс не спускала глаз с матери. Последовало долгое молчание. И наконец мать сказала:

— Он женат на своем бизнесе. — Потом добавила, единственный раз на памяти Аликс произнеся бранное слово: — Он хочет жениться на той сучонке. Но меня все это, в общем, не заботит.

Мать глубоко затянулась сигаретой.

— Ему придется раскошелиться за удовольствие, а там пусть делает что хочет.

Уже не впервые Аликс слышала разговор, в котором увязываются деньги и любовь. У многих детей в школе родители развелись, и уже в столь раннем возрасте они кое-что знали об алиментах, о разделе имущества и о единовременных выплатах.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы разводились, — сказала Аликс.

— Детка, надо смотреть на вещи реалистично. Мы ведь не совсем обычные люди, — сказала мать.

— Почему же? Почему мы не можем быть как другие люди?

— У нас слишком много свободы, — сказала мать. Она встала, надела бархатный блейзер. Мать выглядела так, как будто она собиралась на один из своих обычных ленчей.

— Он бродячий кот, — продолжала она, — и я больше не хочу говорить на эту тему.

Мать взяла сумочку и вышла из комнаты, оставив Аликс одну. Аликс всегда жалела детей, у которых родители развелись. Теперь это случилось и с ней. Что-то произошло между родителями за ее спиной. И это было начало ее глубокого чувства одиночества и отверженности. Поскольку ее родители считали, что будет лучше, чтобы она продолжала жить в своем доме и ходить в свою школу, они решили оставить ее до конца школьного года в доме на Саттон Плэйс с гувернанткой, поваром, лакеем и двумя горничными. Три уик-энда в месяц она виделась с матерью и один уик-энд — с отцом.

Три месяца спустя, когда развод был оформлен, ее мать вышла замуж за Слэйда Грэя, владельца ранчо близ Скотте Дэйла, а отец женился на Андреа, светской львице с богемными замашками.

У Грэя было четверо детей от первого брака — три сына и дочь. Младший был на десять лет старше Аликс, и все они перенесли на нее свою неприязнь к мачехе. Они высмеивали акцент Аликс, который считали нарочитым, ее привычку сидеть на лошади в восточном, а не в западном стиле, пугали ее ужасающими россказнями о гремучих змеях.

Новая жена отца, Андреа, получила образование в колледже Сэры Лоуренс. Она употребляла в пищу органически выращенные овощи задолго до того, как стало модно потреблять только продукты, выращенные и произведенные без каких-либо удобрений и искусственных добавок. Она носила странные одежды — цыганские балахоны и тюрбаны и отчаянно душилась. Она сказала Аликс, что не виновата в том, что ее родители развелись. По ее словам, Брук Рэймонт и Слэйд Грэй были в любовной связи целый год до того, как она, Андреа, встретила отца Аликс. Она буквально душила Аликс в объятиях, зацеловывала ее и постоянно заверяла в своей любви к ней. Через пять месяцев после свадьбы она родила мальчика.

Андреа объяснила Аликс разницу в родственных связях с детьми, которых она родила от своего предыдущего мужа, и с ребенком, рожденным ею от отца Аликс.

— У вас с Сергеем один отец, а значит — одна кровь, и ты должна любить его как родного брата.

У Андреа была священная вера в Любовь, которую она не растеряла после трех замужеств и бесчисленных любовников.

Адвокаты родителей договорились, чтобы Александр и Брук «делили» Аликс поровну. Ее, как почтовую посылку, пересылали на самолетах по всему миру, чтобы выдерживать расписание, разработанное адвокатами.

Она наконец выучилась сидеть в седле по западному, стрелять в гремучих змей из «винчестера» и любить Сергея как родного брата. Чему она никак не могла научиться, это преодолевать чувство одиночества. Поэтому неудивительно, что ее первый сексуальный опыт состоялся скорее из-за ее одиночества, чем по причине любви или страстной увлеченности.

Рождество 1964 года

Рейс № 103 авиакомпании «Эр Франс» из нью-йоркского аэропорта имени Кеннеди в парижский аэропорт «Орли».

Это была Рождественская ночь. Он был единственным пассажиром в салоне первого класса. В ожидании взлета он смотрел в иллюминатор. Ночь была дождливой. В мокром асфальте отражались огни снующих по разным делам автомашин аэропорта и заправочных грузовиков. К трапу двери салона первого класса подкатил серебристый «роллс-ройс». Из него, не дожидаясь, пока шофер выскочит и откроет ей дверцу, вышла Аликс. Она была вся в черном и даже, несмотря на ночное время, в темных очках. На плечи небрежно накинута соболья шубка. Ее багаж состоял из висевшей через плечо элегантной черной сумки из мягкой кожи и потертого портфеля. «Интересно, кто она такая?» — подумал пассажир.

Когда стюардесса принесла шампанское, мужчина со своим бокалом пошел к первому ряду кресел, где устроилась Аликс. Он попросил разрешения представиться и сесть рядом с ней. Аликс кивнула. Он догадался, что она не сняла темные очки в салоне потому, что в глазах у нее были слезы.

Больше пассажиров в салоне первого класса не было.

Мужчина никак не мог понять, плачет ли его новая знакомая? Он постарался занять ее разговором. Сообщил, что он американец, выросший в Калифорнии, но с тех пор, как закончил Стэнфордский университет, живет и работает в Париже. Занимается экспортно-импортным бизнесом, хотя раньше хотел стать писателем. Романтическая, так и не осуществившаяся мечта, которой, как он сказал, делятся только со случайными знакомыми на борту самолета в Рождественскую ночь. Она спросила, не сожалеет ли он, что мечта не сбылась.

— Нет, не сожалею, — сказал он. — Никаких сожалений. Я хотел быть таким писателем, как Хемингуэй. Тогда все хотели быть как Хемингуэй. Это была фантазия молодости.