Откуда взялся этот Клемент? - Пирсон Кит А.. Страница 29

В ожидании встречи с Вами в четверг.

Д.

Я перечитываю послание трижды, добавляя все новые ингредиенты в бурлящий котелок эмоций — гнев, страх, ненависть. Я столь погружена в черные мысли, что даже не замечаю подошедшего Клемента и вздрагиваю, когда он произносит:

— Значит, не чек от тотализатора?

Делаю глубокий вздох и протягиваю ему письмо. Он берет его своей лапищей размером со сковородку и пробегает глазами текст.

— Выброси, — фыркает Клемент.

— Но ведь это улика. Если мне придется обращаться в полицию, это станет ключевым свидетельством.

— Думаешь, его сплошь покрывают отпечатки пальцев Стерлинга? Не будь наивной, тебе это не поможет.

Скорее всего, он прав. Крайне сомнительно, что старик окажется столь беспечным и поставит под угрозу свое положение.

Я сгребаю почту с коврика и вместе с письмом от вымогателя бросаю под прилавок.

— Ну так едем, пупсик?

— Пожалуй.

Правда состоит в том, что ехать уже не хочется. Не хочется вообще ничего, связанного с этой историей. Легкое возбуждение, что я испытывала каких-то пять минут назад, выдохлось. Никакое это не великое приключение — нет, это жуткая дыра, и из нее не выбраться, как только что напомнило письмо Стерлинга.

Моя единственная надежда — безумные поиски сокровищ под предводительством джинсового фрика, возомнившего себя умершим еще в семидесятых.

Чего бы я только не отдала, чтобы меня сейчас завернули в уютное полотенце.

16

До вокзала всего полтора километра, и я решаю бросить машину у магазина. Надеюсь, прогулка по осеннему солнышку прояснит мысли и оживит энтузиазм.

Возможно, мои надежды и осуществились бы, не сопровождай меня любопытный небритый йети.

Молясь про себя, чтобы не повстречался кто-нибудь из знакомых, я стараюсь идти побыстрее. Клемент не отстает и изводит меня вопросами.

— Что такое «Сантандер»?

— Банк. Кажется, бывший «Эбби Нэшнл».

— «Энн Саммерс»?

— Торгуют женским бельем и… хм, секс-игрушками.

Когда мы добираемся до привокзальной площади, в собственной адекватности я сомневаюсь ровно настолько же, насколько и в клементовской.

Веду своего спутника к билетным автоматам недалеко от центрального входа.

— Клемент, у вас деньги есть?

— Не-а.

— Выходит, финансирование нашей экспедиции целиком лежит на мне?

— Вообще-то я обычно беру плату за свои услуги. Я ведь ни шиша с этого не получу, так что можешь хотя бы оплатить расходы.

— Стало быть, телка может за все платить, несмотря на ваш сексизм.

— Что-то я не врубаюсь, о чем ты толкуешь, пупсик.

— Сексизм… А, ладно, — вздыхаю я.

Спорить бесполезно, и, потом, в чем-то он прав.

Встаю перед автоматом и начинаю тыкать в экран, чтобы купить два билета в Лондон. Клемент стоит за спиной и внимательно наблюдает за моими манипуляциями.

— И что эта хреновина делает? — интересуется он, когда я сую кредитку в щель.

— Это билетный автомат, такие установлены на большинстве станций. Наверное, обходятся дешевле персонала.

— Так «Бритиш рейл» избавился от всех этих черномазых?

— «Бритиш рейл» больше не существует, а что…

«Ой!».

Я стремительно оборачиваюсь и оглядываю площадь, надеясь, что никто не услышал. Людей, к счастью, мало, да и те далеко.

— Клемент, ради бога, это слово произносить нельзя, — шиплю я.

— Какое еще слово?

— На «ч».

— Черномазые, что ли?

— Клемент! — я снова нервно оглядываюсь. — Прекратите!

— Почему?

— Потому что оно крайне оскорбительное. Это ужасное слово.

Вопреки моим ожиданиям, он не возмущен, а озадачен.

— И когда это произошло?

— Что произошло?

— Когда это слово стало оскорбительным? У меня была уйма цветных корешей, и им вроде было пофиг.

— Это еще одно слово! «Цветной» тоже нельзя употреблять.

— Ты прикалываешься, что ли?

— И не думаю! У этих слов крайне негативный оттенок, и они считаются расистскими.

Клемент качает головой и что-то бормочет себе под нос.

Молясь, чтобы впредь он держал расистские комментарии при себе, выхватываю из лотка билеты и направляюсь к центральному входу. Клемент плетется следом.

Внутри мы под аккомпанемент поскрипывания обуви по начищенному полу пересекаем вестибюль и подходим к платформе.

— Вот, это ваш, — вручаю я спутнику билет.

Сую свой в турникет, и створки раздвигаются, выпуская меня на платформу Шагов через десять оборачиваюсь, ожидая увидеть Клемента за спиной. Но нет, этот несносный тип все еще топчется перед турникетом.

— Ну что там такое? — кричу я.

Он переводит недоуменный взгляд с турникета на билет.

— И что мне с этим делать?

Ничего не попишешь, приходится возвращаться. Указываю на щель в автомате и наставляю:

— Суньте билет сюда, а когда он вылезет сверху, заберите. Створки откроются автоматически.

Клемент послушно выполняет первую часть моих инструкций, и автомат выхватывает у него билет.

— Охренеть! — взвизгивает он и отдергивает руку, словно ошпарившись.

— Билет! Хватайте билет! — воплю я.

Он хватает билет и протискивается в проход, когда створки уже закрываются. С замысловатыми телодвижениями и цветистыми эпитетами он, наконец, проходит на платформу.

Стайка подростков пихает друг друга локтями и хихикает над его эскападами. Честно говоря, и правда смешно.

Несмотря на перенесенное унижение, Клемент не пострадал.

— Никогда не думал, что скажу это, но мне больше нравился «Бритиш рейл», — ворчит он.

Не знаю, смеяться мне или броситься на рельсы.

Во избежание очередного прилюдного позора увожу золотоискателя в самый конец платформы, подальше от остальных пассажиров.

— Повезло с расписанием. Наш поезд через три минуты.

Клемент кивает и выуживает из кармана безрукавки сигарету.

— Здесь нельзя курить.

— Кто сказал?

— Такой закон. Курение во всех общественных зданиях запрещено.

— Так мы же снаружи.

— Клемент, не я издаю законы. Курить здесь нельзя.

— Да что, черт побери, произошло в мире? — возмущается он, убирая сигареты.

Поезд мы ждем молча. То ли Клемент дуется, то ли он угрюм по умолчанию, но в любом случае я рада, что поток вопросов иссяк.

Наконец показывается грохочущий поезд и с пронзительным скрежетом останавливается у платформы.

Я направляюсь к пустому последнему вагону. Когда двери с шипением открываются, Клемент возникает рядом.

— Класс! — восхищается он.

Проигнорировав его замечание, захожу внутрь и занимаю место возле окошка. Клемент плюхается напротив и вытягивает ножищи в проход.

— Думаю, вагона для курящих здесь тоже нет?

— Правильно думаете.

Я бросаю взгляд на часы. До прибытия на вокзал Ватерлоо пятьдесят минут. Почему меня не оставляет ощущение, что это будут самые длинные пятьдесят минут в моей жизни?

Двери с шипением закрываются, вновь приводя Клемента в восторг.

Затем воцаряется уютная тишина. Через шесть минут, однако, мое блаженство грубейшим образом прерывается.

— Ну и как вы их называете? — вопрошает Клемент.

— Кого их?

— Ну этих… которые не белые.

— Хм, правильный термин, по-моему, «представители цветных рас».

— Не вижу особой разницы.

— Второе слово еще можно использовать, но вот первое — ни в коем случае.

Уставившись в окно, Клемент задумчиво поглаживает усы.

— Я не расист, — заявляет наконец он.

— Я этого и не говорила, Клемент. Но вот те слова расистские.

— Разве? — отзывается он, по-прежнему не отрывая взгляда от окна.

— Да. Вне всякого сомнения.

— Это не тот расизм, что я знавал.

— Что вы имеете в виду?

Клемент наконец-то поворачивается ко мне.

— Был у меня один знакомый черный, Феликс Томблин. Славный парень.

Он ожидает моей реакции на слово «черный» и, поскольку таковой не следует, продолжает: