Первокурсник (СИ) - Раевский Александр. Страница 15

— Что тебе, душа моя? — ухмыльнулся он с удовольствием разглядывая её ладную фигурку.

— Ты где вчера весь день шлялся? На физике, говорят, был, а потом исчез! Испарился!

— Заболел я, Лидочка… — печально вздохнул он.

— Может, у тебя и справка есть? — недоверчиво хмыкнула она.

— Имеется… — Саша выудил из нагрудного кармана куртки сложенную вчетверо серую бумажку и протянул ей.

Лида развернула её, пробежала взглядом и пожала плечиками.

— Здесь написано, что тебя на три дня освободили! Выздоровел?

— Угу, выздоровел. ОРЗ ложным оказался. Проснулся сегодня утром, умылся, постоял перед зеркалом, а потом меня как будто что-то по голове стукнуло! Понял, что если дома останусь, я же не увижу её! И сразу почувствовал себя совершенно здоровым. Представляешь?

— Кого её?

— Лидочку… — грустно вздохнул мальчишка и резко отклонился в сторону, спасая шевелюру, к которой потянулись пальчики Лиды. Тут же вскочил со стула и безопасности ради перебрался на другой конец стола.

— Ох, Кузнецов, доберусь я до тебя когда-нибудь! — смеялась Лида. — Приволоку за шиворот в деканат и брошу к ногам Зинаиды Константиновны! Вот, скажу, тот самый Кузнецов, которому язычок укоротить нужно! Я его подержу, а вы режьте!

— Доберёшься, доберёшься… Когда рак на горе свистнет! А если даже и доберёшься, я скажу, что ты мне физической расправой угрожала! Все видели, как ты мне в волосы вцепиться хотела. Я с тобой в словесную баталию вступил, чтобы хоть как-то защитить свою честь!

— Я не вцепиться хотела, а по головке погладить! Не веришь? Иди сюда, я тебе докажу!

— Зачем искала-то? — ухмыляясь спросил он, не двигаясь, впрочем с места.

— Уже не нужно! Секретарша кафедры акушерства и гинекологии прибегала, тебя искала. Она Марину Михайловну потеряла.

— Так она с утра в Горисполком собиралась.

— Звонила она туда! Там говорят, ещё не приезжала! Говорят, сами ждём!

— Ну тогда её, наверно, архитектор города перехватил. Нужно было в Архитектурное Управление позвонить. Она здесь в трёх местах бывает: в Горкоме партии, в Горисполкоме и в Архитектурном Управлении. А сейчас-то ты чего прибежала?

Лида наморщила лоб и задумалась, вспоминая. В этот момент в коридоре звякнул звонок, возвещающий окончание перерыва.

— Забыла! — вздохнула она. — Из-за твоей болтовни у меня всё из головы вылетело. Я тебя позже найду!

* * *

— Кузнецов! — громко постучал мелом по доске преподаватель латыни Артур Маркович. Мальчишка вскочил со своего места и уставился на него. Артур Маркович усмехнулся.

— Сядь, Кузнецов! Отвыкай от школьных привычек. Сиди, когда к тебе обращаются.

Саша послушно сел.

— Почему сидишь, хлопаешь глазами и не конспектируешь? — продолжил преподаватель. — Учти, эти термины ты ни в каких в словарях не найдёшь, а на зачёте я буду их спрашивать!

— Мне они знакомы, Артур Маркович, — Саша дёрнулся было, чтобы снова подскочить, но вовремя опомнился и остался сидеть. — Если увижу что-нибудь незнакомое, я обязательно законспектирую.

— Знакомы? — немного удивился старый преподаватель. — Откуда?

— Я латынь неплохо знаю, Артур Маркович.

— И давно? — усмехнулся он.

— Года два… или уже три? Не помню точно. Я тогда переводил для Марины Михайловны одну большую статью с немецкого. Она в ту пору не очень хорошо им владела. Да, так вот, переводил и постоянно спотыкался на латинских терминах. Ей это в конце концов надоело. Она сняла с полки учебник латыни и латино-русский словарь и велела мне к следующей субботе всё выучить. А в субботу проверила, мы с ней немного покалякали на латыни и вернулись к той немецкой статье…

— Вот так просто? — под хохот студентов спросил Артур Маркович. — До субботы выучить?

— Ну да. А что здесь такого? — удивился Саша. — Я к тому времени уже хорошо говорил на итальянском, а латынь по отношению к итальянскому — это примерно как церковно-славянский для русского языка. Довольно понятно, в общем…

— Ну-ка, иди сюда! — смеясь велел Артур Маркович, вытаскивая из своего пузатого портфеля какую-то растрёпанную книжку. — Прочитай-ка нам вслух небольшой отрывок…

Он ткнул пальцем в длинный, на полстраницы абзац какого-то текста на латинском и передал книжку Саше. Тот по диагонали просмотрел страницу и вернул книгу Артуру Марковичу. После этого повернулся лицом к аудитории, опустил голову, слегка нахмурился и начал говорить…

— Феноменально! — воскликнул преподаватель, когда Саша остановился. — У тебя такая хорошая зрительная память?

— У меня вообще память хорошая, а на языки особенно. Я ещё в детстве научился снимать барьер отторжения, и после этого иностранные языки перестали быть для меня проблемой.

— Барьер отторжения? Иди, садись. Что это такое? Что ты имеешь в виду?

— Это я для себя так называю, — ответил Саша, усевшись на место. — Подсознательное неприятие чужого языка, чужой логики, чужого менталитета. Именно это неприятие, на мой взгляд, мешает по-настоящему погрузиться в чужой язык.

— Ты знаешь и другие языки?

— Знаю. Пять, по-моему…

— Ого! Это какие же?

— Ну… про немецкий и итальянский я уже говорил… — он загнул два пальца на правой руке. — Потом какой?… А! Английский, французский, испанский!… Какой ещё?… А! Узбекский!… Шесть получается. Да, с узбекским шесть. — кивнул он, загнув мизинец на левой руке. — А если ещё латынь посчитать, то семь получается. Угу, семь.

— Не врёшь? — недоверчиво спросил Артур Маркович.

— Не вру. Я же вам только что доказал, что неплохо знаю латынь. Почему вы так недоверчивы?

— Извини, не хотел тебя обидеть. А почему ты в Иняз не пошёл? Или поступал, но провалился?

— А зачем? Пять лет изучать то, что я и без того хорошо знаю? Скучно это. Кроме того, работа переводчиком меня совершенно не интересует. Я хочу стать врачом.

Глава 10. Барьер отторжения

— Слушай, Саш, я вот про этот барьер не очень поняла… — они с Катей снова стояли в очереди в буфет. — Можешь пояснить?

— Сложновато… Я же говорю — это искусственный термин. Я его только для собственного употребления придумал. Размышлял как-то о том, почему же это я таким бестолковым уродился, и как-то пришёл к этой мысли. Кстати, до сих пор не уверен, что прав. Просто мне это помогло, а поможет ли кому-нибудь другому, заранее не известно.

— Давай на мне попробуем?

— Давай. А зачем?

— Да понимаешь, у меня с латынью проблема. Я ею уже с девятого класса заниматься начала. Меня мама предупредила, что с моими способностями к языкам, я с латынью потерплю полное фиаско. Сейчас смотрю в словарь и понимаю, что уже почти всё забыла. Получается, почти два года усилий коту под хвост пошли. Может, проблема действительно в этом отторжении, а? Как ты считаешь?

— Не знаю. Можем попробовать и посмотреть, что получится.

— А как ты его у себя убирал? Научи, а?

— Научить вряд ли получится. — замялся он и даже почесал в затылке. — Это, собственно, целый комплекс упражнений по самовнушению. Причём для каждого нового языка он свой собственный. С латынью у меня довольно просто получилось, потому что я к тому времени хорошо итальянский знал, а вот с французским пришлось повозиться. Если хочешь, могу попробовать убрать твой барьер самостоятельно. Как-то раз мне деньги понадобились, и я подрядился вести занятия по итальянскому у двух девушек. Точнее, у одной молодой женщины и её дочери. С ними неплохо получилось. Они обе у меня уже на втором занятии заговорили.

— Давай попробуем! Говоришь, два дня?

— Да нет. С теми двумя я по-настоящему занимался! Ну там… интонацию отрабатывали, произношение, жестикуляцию, игры всякие… А сам барьер быстро снимается. Минута, может, две. Мы же с тобой не собираемся язык заново учить… Я проведу небольшой сеанс внушения, и это по идее должно помочь тебе вспомнить то, что ты и без того уже знаешь. Вспомнить и внутренне принять. Согласиться с существованием. Без этого твой мозг быстро отторгнет эти знания. Мне только нужен будет физический контакт с тобой…