Витя Малеев в школе и дома - Носов Николай Николаевич. Страница 5
Мама прочитала задачу и принялась объяснять, но я почему-то ничего не мог понять.
– Неужели вам в школе не объясняли, как делать такие задачи? – спросил папа.
– Нет, – говорю, – не объясняли.
– Удивительно! Когда я учился, нам учительница всегда объясняла сначала в классе, а потом задавала на дом.
– Так то, – говорю, – когда ты учился, а нам Ольга Николаевна ничего не объясняет. Всё только спрашивает и спрашивает.
– Не понимаю, как это вас учат!
– Вот так, – говорю, – и учат.
– А что вам рассказывала Ольга Николаевна в классе?
– Ничего не рассказывала. Мы решали на доске задачу.
– Ну-ка покажи, какую задачу.
Я показал задачу, которую списал в тетрадь.
– Ну вот, а ты тут ещё на учительницу наговариваешь! – воскликнул папа. – Это ведь такая же задача, как на дом задана! Значит, учительница объясняла, как решать такие задачи.
– Где же, – говорю, – такая? Там про плотников, которые строили дом, а здесь про каких-то жестянщиков, которые делали вёдра.
– Эх ты! – говорит папа. – В той задаче нужно было узнать, во сколько дней двадцать пять плотников построят восемь домов, а в этой нужно узнать, во сколько шесть жестянщиков сделают тридцать шесть вёдер. Обе задачи решаются одинаково.
Папа принялся объяснять, как нужно сделать задачу, но у меня уже всё в голове спуталось, и я совсем ничего не понимал.
– Экий ты бестолковый! – рассердился наконец папа. – Ну разве можно таким бестолковым быть!
Мой папа совсем не умеет объяснять задачи. Мама говорит, что у него нет никаких педагогических способностей, то есть он не годится в учителя. Первые полчаса он объясняет спокойно, а потом начинает нервничать, а как только он начинает нервничать, я совсем перестаю соображать и сижу на стуле, как деревянный чурбан.
– Ну что же тут непонятного? – говорит папа. – Кажется, всё понятно.
Когда папа видит, что на словах никак не может объяснить, он берёт лист бумаги и начинает писать.
– Вот, – сказал он. – Ведь это всё просто. Смотри, какой будет первый вопрос.
Он записал вопрос на бумажке и сделал решение.
– Это понятно тебе?
По правде сказать, мне совсем ничего не было понятно, но я до смерти уже хотел спать и поэтому сказал:
– Понятно.
– Ну вот, наконец-то! – обрадовался папа. – Думать надо как следует, тогда всё будет понятно.
Он решил на бумажке второй вопрос:
– Понятно?
– Понятно, – говорю я.
– Ты скажи, если непонятно, я ещё объясню.
– Нет, понятно, понятно.
Наконец он сделал последний вопрос. Я списал задачу начисто в тетрадку и спрятал в сумку.
– Кончил дело – гуляй смело, – сказала Лика.
– Ладно, я с тобой завтра поговорю! – проворчал я и пошёл спать.
Глава третья
За лето нашу школу отремонтировали. Стены в классах заново побелили, и были они такие чистенькие, свежие, без единого пятнышка, просто любо посмотреть. Всё было как новенькое. Приятно всё-таки заниматься в таком классе! И светлей кажется, и привольней, и даже, как бы это сказать, на душе веселей.
И вот на следующий день, когда я пришёл в класс, то увидел, что на стене рядом с доской нарисован углём морячок. Он был в полосатой тельняшке, брюки клёш развевались по ветру, на голове – бескозырка, во рту – трубка, и дым из неё кольцами поднимался кверху, как из пароходной трубы. У морячка был такой залихватский вид, что на него нельзя было без смеха смотреть.
– Это Игорь Грачёв нарисовал, – сообщил мне Вася Ерохин. – Только, чур, не выдавать!
– Зачем же мне выдавать? – говорю я.
Ребята сидели за партами, любовались морячком, посмеивались и отпускали разные шуточки:
– Морячок с нами будет учиться! Вот здорово!
Перед самым звонком прибежал в класс Шишкин.
– Видел морячка? – говорю я и показываю на стену.
Он взглянул на него.
– Это Игорь Грачёв нарисовал, – сказал я. – Только не выдавать.
– Ну ладно, сам знаю! Ты по русскому упражнение сделал?
– Конечно, сделал, – ответил я. – Что же я, с несделанными уроками буду в класс приходить?
– А я, понимаешь, не сделал. Не сумел, понимаешь. Дай списать.
– Когда же ты будешь списывать? – говорю я. – Скоро урок начнётся.
– Ничего. Я во время урока спишу.
Я дал ему тетрадку по русскому языку, и он начал списывать.
– Послушай, – говорит он. – А зачем ты в слове «светлячок» приставку одной чертой подчеркнул? Корень одной чертой надо подчёркивать.
– Много ты понимаешь! – говорю я. – Это и есть корень!
– Что ты! «Свет» – корень? Разве корень бывает впереди слова? Где тогда, по-твоему, приставка?
– А приставки нет в этом слове.
– Разве так бывает, чтобы приставки не было?
– Конечно, бывает.
– То-то я ломал вчера голову: приставка есть, корень есть, а окончания не получается.
– Эх ты! – говорю я. – Мы ведь это ещё в третьем классе проходили.
– Да я уж не помню. Значит, у тебя тут всё правильно? Я так и спишу.
Я хотел рассказать ему, что такое корень, приставка и окончание, но тут прозвенел звонок и в класс вошла Ольга Николаевна. Она сразу увидела на стене морячка, и лицо у неё сделалось строгое.
– Это что ещё за художества? – спросила она и обвела весь класс взглядом. – Кто это нарисовал на стене?
Все ребята молчали.
– Тот, кто испортил стену, должен встать и признаться, – сказала Ольга Николаевна.
Все сидели молча. Никто не вставал и не признавался. Брови у Ольги Николаевны нахмурились.
– Разве вы не знаете, что класс надо в чистоте держать? Что будет, если каждый станет рисовать на стенах? Самим ведь неприятно в грязи сидеть. Или вам, может, приятно?
– Нет, нет! – раздалось несколько нерешительных голосов.
– Кто же это сделал?
Все молчали.
– Глеб Скамейкин, ты староста класса и должен знать, кто это сделал.
– Я не знаю, Ольга Николаевна. Когда я пришёл, морячок уже был на стене.
– Удивительно! – сказала Ольга Николаевна. – Кто-нибудь да нарисовал же его. Вчера стена была чистая, я последней уходила из класса. Кто сегодня пришёл в класс первым?
Никто из ребят не признавался. Каждый говорил, что он пришёл, когда в классе было уже много ребят.
Пока шёл разговор об этом, Шишкин старательно списывал упражнение в свою тетрадь. Кончил он тем, что посадил в моей тетради кляксу и отдал тетрадь мне.
– Что же это такое? – говорю я. – Брал тетрадь без кляксы, а отдаёшь с кляксой!
– Я ведь не нарочно посадил кляксу, – говорит Костя.
– Какое мне дело, нарочно или не нарочно! Зачем мне в тетради клякса?
– Как же я отдам тебе тетрадь без кляксы, когда уже есть клякса? В другой раз будет без кляксы.
– В какой, – говорю, – другой раз?
– Ну, в другой раз, когда буду списывать.
– Так ты что, – говорю, – каждый раз у меня собираешься списывать?
– Зачем каждый раз? Иногда только.
На этом разговор кончился, потому что как раз в это время Ольга Николаевна вызвала Шишкина к доске и велела решать задачу про маляров, которые красили в школе стены, и нужно было узнать, сколько школа израсходовала денег на окраску всех классов и коридоров.
«Ну, – думаю, – пропал бедный Шишкин! На доске задачу решать – это тебе не с чужой тетрадки списывать!»
К моему удивлению, Шишкин с задачей справился. Правда, решал он её долго, до конца урока, потому что задача была длинная и довольно трудная.
Мы все, конечно, догадались, что Ольга Николаевна нарочно задала нам такую задачу, и чувствовали, что на этом дело не кончится. На последнем уроке к нам в класс пришёл директор школы Игорь Александрович. С виду Игорь Александрович совсем не сердитый. Лицо у него всегда спокойное, голос тихий и даже какой-то добрый, но я лично всегда побаиваюсь Игоря Александровича, потому что он очень большой. Ростом он с моего папу, только ещё повыше, пиджак у него широкий, просторный, застёгивается на три пуговицы, а на носу очки.