Свинцовый шторм - Корнуэлл Бернард. Страница 7

Я ушел в армию, но иногда, приезжая в Девон, вытаскивал из эллинга холщовые жесткие паруса и выходил в море на «Сикоракс». Я женился. Мелисса и я ездили на выходные в Девон, но со временем все реже заставали отца дома. Позднее я узнал почему. Он занимал суммы, которые никогда не мог вернуть, под честное слово, которое никогда не сдерживал. Чтобы хоть как-то добыть денег, он продал мне «Сикоракс» вместе с причалом. Его борьба за выживание становилась все более безнадежной, и в конце концов он проиграл ее. Отца приговорили к семи годам. Приговор был жесткий, видимо, судья хотел подчеркнуть, что преступление, даже совершенное бизнесменом в своем офисе, все равно остается преступлением. Но я к тому времени уже плыл по Южной Атлантике в составе британских войск, и жизнь моя стояла на пороге перемен.

Только «Сикоракс» оставалась неизменной, она была всем, что я имел и хотел иметь.

— Ты помнишь меня?

У моей кровати возник высокий человек с мертвенно-бледным лицом, одетый в потрепанный серый костюм. Он выглядел гораздо старше своих пятидесяти. У него были желтые зубы, налитые кровью глаза и редкие седые волосы. На его физиономии, сплошь покрытой порезами от бритья, застыло скорбное выражение.

— Конечно помню, — ответил я. — Детектив сержант Гарри Эббот, обаятельный, как всегда.

— Теперь уже инспектор Эббот. — Ему было приятно, что я его узнал. — Как дела, Ник?

— Лучше не бывает. — Боль в груди мешала мне четко выговаривать слова. — Пожалуй, если не будет дождя, я отправлюсь на велосипедную прогулку.

— Дождя как раз-таки нет, — мрачно заметил Эббот. — Уже почти весна. Ничего, если я закурю? — Он зажег сигарету и выпустил дым в сторону. Эббот обычно играл в гольф с моим отцом — тот всегда старался поддерживать дружеские отношения с местными блюстителями порядка. Он давал им повод посплетничать, а сам мог рассчитывать на их снисходительность, когда бывал пьян за рулем. Отцовские гулянки были слышны на милю вверх по реке, но пока местная полиция благоволила к нему, никаких жалоб не поступало.

— Ты здесь читаешь газеты? — осведомился Эббот.

— Нет.

Он продемонстрировал мне заголовок в какой-то бульварной газетенке: «Нападение на героя Фолклендов, награжденного Крестом Виктории, в гнездышке Тони с телевидения». Тут же красовалась моя армейская фотография, большой портрет Тони Беннистера и снимок дома.

— Черт побери, — только и сказал я.

— Господин Беннистер в это время был в Лондоне. — Эббот сложил газету и убрал ее. — Значит, избил тебя не он.

— Это был южноафриканец.

— Догадываюсь. — Эббот не выказал ни удивления, ни интереса. Он сорвал виноградинку с кисти, лежавшей на тумбочке, и сплюнул косточки на пол. — Здоровенный, черт!

— Огромный, как баржа.

Гарри кивнул.

— Фанни Мульдер, профессиональный шкипер, — издевательски заметил он.

— Фанни?

— Френсис, но все зовут его Фанни. Он уже, конечно, дал деру. Сейчас где-нибудь во Франции или Испании, а может, вернулся на родину. В любом случае он где-то отсиживается, пока здесь все не уляжется и ему можно будет вернуться. — Эббот пристально посмотрел на меня. — Славно он тебя отделал.

— Он стащил кошелек, сумку и раздел мой катер.

— Он ведь пытался убить тебя, правда? — В голосе Эббота не ощущалось никакого беспокойства по этому поводу. — Фанни бросил тебя на берегу, надеясь, что ты захлебнешься во время прилива. Тебя нашел какой-то зубной врач. Господин Беннистер заявил, что ты вломился к нему на баржу.

— Черт побери, там была моя шлюпка! — Я возражал слишком яростно, и по моему телу словно пропустили ток. Я закашлялся так, что на глаза навернулись слезы.

Эббот подождал, пока кашель успокоится.

— Господин Беннистер, конечно, не желает никакой шумихи и, безусловно, добьется своего.

— Неужели?

— Как, по-твоему, это скажется на его карьере? Он не хочет, чтобы грязные газетенки трубили о том, что одна из его обожаемых горилл избила героя войны. Для него главное — сохранить имидж. Он из тех, кто лезет в бутылку из-за любой мелочи. Ты ведь знаешь их, все эти треклятые лондонцы, что приезжают на выходные в провинцию, чтобы утереть нос местным дуракам.

— Но он же блестящий яхтсмен!

— Это его жена. Была. Собственно, она и настояла на покупке дома в Девоне. Часто бывала здесь и всегда выходила в море. Я ее, честно сказать, недолюбливал. Американка. — Он произнес последнее слово так, словно оно объясняло его неприязнь, и выдохнул дым в сторону капельницы. — Ты знаешь, я скучаю по твоему отцу, Ник.

— Неудивительно, если вспомнить его пожертвования полицейским сиротам и щедрые вливания шампанского.

Эббот неодобрительно хмыкнул.

— Ник, а ты навещал своего отца?

— Мне было некогда, — ответил я и, чтобы сменить тему, спросил: — А когда Беннистер купил этот дом?

— Пару лет назад. Именно столько потребовалось суду, чтобы разобраться со всеми делишками твоего папаши.

— Это Беннистер вытащил мою яхту из воды?

— Бог его знает. — Эббота, по-видимому, это ничуть не заботило. — Это мог сделать любой. Зимой на реке орудовали жулики. Обычное дело. Воровали приемники и эхолоты.

— Это все Мульдер, — заметил я. — На барже было навалом этого добра, кстати, и мои приборы.

— Там они не залежатся, — небрежно обронил Гарри. — Фанни все барахло сплавляет Куллену. Помнишь Джорджа?

— Еще бы.

— Изворотлив, как угорь. Мы уверены, что Мульдер крутит с ним всякие делишки, но это очень трудно доказать.

— А я почему-то считал, что мы, налогоплательщики, платим вам как раз затем, чтобы вы доказывали то, что трудно доказать.

— Это не моя работа, Ник, не моя. — Эббот подошел к окну и с явным неодобрением посмотрел на безоблачное небо. — Меня отстранили от криминальных дел.

— И чем же ты теперь занимаешься? Выдаешь талоны на парковку?

Эббот пропустил насмешку мимо ушей.

— Я сообщу в Службу розыска об украденных вещах, Ник, обязательно. Но сомневаюсь, что там ими займутся. Я имею в виду, что еще есть случаи грабежей сирот и вдов, а те, знаешь ли, не имеют страховок, в отличие от богатых владельцев плавучих средств.

— Я тоже. Моя бывшая жена страховку не продлила.

— Ты дурак, — заявил Эббот.

— Мелисса загуляла, как тут упомнить обо всем? Кроме того, — я пожал плечами, — Джимми Николе должен был присмотреть за «Сикоракс».

— Джимми с ноября в больнице, — сказал Гарри, объяснив мне наконец, почему «Сикоракс» оказалась без присмотра. — Эмфизема. Слишком много курит. — Поглядев на свою сигарету, Эббот пожал плечами и стащил еще одну виноградинку. — Как твои дети?

— Они навещали меня в другой больнице. — Я старался понять, почему Эббот намеренно уходит от более животрепещущей темы. — Ты собираешься предъявить обвинение Мульдеру? — требовательно спросил я.

— Не знаю, Ник, не знаю. В этом есть что-то не то, а?

— Ради Бога! Он украл все мои приборы!

— Нет доказательств. Но если хочешь, можно предъявить ему обвинение в нападении. — В голосе Эббота не было энтузиазма.

— Почему ты не арестуешь его?

— Он ведь тебя засек, — резонно заметил Эббот, — а не меня.

— Короче говоря, ты умываешь руки?

— Я же сказал, меня отстранили от криминальных дел. Я пришел поговорить с тобой в частном порядке. Во имя нашей дружбы.

— Премного благодарен.

— Но будь я на твоем месте, я бы не настаивал на обвинении, — продолжал Гарри как-то беззаботно. — Будь уверен, Беннистер прикроет Фанни. Он наймет ему лучшего адвоката, а тот так замутит воду, что в результате суд выразит тебе сочувствие по поводу медали и заставит оплатить судебные издержки. — Он покачал головой. — Овчинка выделки не стоит, Ник. Забудь об этом.

— Что значит — забудь? Я должен предъявить кому-нибудь иск, если хочу найти деньги на починку «Сикоракс».

Эббот мотнул головой в сторону двери.

— Там полно писак, которые с радостью выпишут тебе чек. Пресса, Ник. Они пытаются прорваться к тебе уже несколько дней.