Легенды Лиса (сборник) (СИ) - Карелин Антон. Страница 28

– Avalonis nassa margaritaceus, – с ноткой восхищения в голосе сказал профессор Тамник. – Авалонская жемчужная сеть.

– Смотрите, справа… – тихо вымолвила Алиса. – Выше…

– Что там?.. А, радуга.

Радуга величиной в полнеба запуталась в жемчужной сети Королевы.

Катер летел к космопорту под ее дугой, словно сквозь огромные врата.

Алиса подумала, что в древних земных сказках мир фей всегда открывался за радугой. Она покидала Авалон. Но кто знает, может быть там, на других планетах, тоже прячется волшебство.

2003 г

Чёрное эхо

Жесткая повесть о девочке из детского дома, которая погубила и спасла мир.

Жанр: фантастика, киберпанк

Мир: Земля альтернативная

Художник: YURI SHWEDOFF

Глава I

Это ты?

Алиса едва дышала, чтобы они не услышали. Они шумели в другом конце коридора, врываясь в спальни и издевательски выкрикивая:

– Ты где, стукачка?

– Выходи, всё равно найдём!

У взрослого руки трясутся от страха, когда за ним охотится толпа, а в тринадцать страх может парализовать. Ты забьешься в ближайшую дыру и замрёшь в глупой надежде, что мучители пройдут мимо. Но они не пройдут.

Алиса не нырнула под кровать и не полезла в шкаф: ей в голову пришла идея посмелее. Скользнув в чулан завхоза, она по старым ящикам, как по шершавой деревянной лестнице, забралась к антресолям под потолком. Раздвинула колонны пустых банок – они неприятно запели – и вклинилась в пузатый пыльный строй. Тут пахло затхлостью старых вещей, саднило колено, содранное о доску. Алиса прикрылась старым чемоданом, где лежали пластинки с забытой музыкой, и сжалась в неудобной позе, стараясь не шуметь.

Одна из банок упала вниз и разбилась с громким стеклянным вскриком. Сердце зашлось от страха, но именно в этот момент на том конце коридора хором закричали: «Вылезай, тварь!» и стали бить ногами в дверь запертого туалета. Ведь убегая от них, Алиса ловко поддела шпилькой крючок туалетной двери и закрыла её снаружи. Мучители попались на уловку и думали, что жертва скорчилась внутри.

– Ждёшь меня, гадина?

От резкого и властного голоса Лары у Алисы свело живот, неприятные воспоминания взвились, как клубок жужжащих мух. Вот мерзкое: «сыграть на рояле». Тебя хватают и держат двое парней, Лара поет любимую песню, аккомпанирует обеими руками, точёными ногтями резко впивается где страшнее: в шею, подмышки, живот. Это больно даже когда не сильно вцепляться в кожу, но главное противно. Ты чувствуешь себя как ободранный и голый щенок, как будто повис над пропастью и вот-вот упадешь. Хочешь поджаться, увернуться от щипков, не знаешь, куда воткнется следующий аккорд – и дрожишь как будто в такт унижению. А Лара поет: «Группа крови на рукаве» или «Спят усталые игрушки» или «Show Must Go On!» Песни хорошие, некоторые даже любимые – и от этого еще хуже, ведь получается, что музыка тебя предала. Она на стороне Лары.

Если жертва плачет, просит отпустить, это называется «сыграть с аккомпанементом», а если закричит от боли, то остальные начинают весело подпевать. Фальшивая разноголосица легко заглушает плач и крик, чтобы никто из взрослых не почувствовал, что обязан идти проверять. Хотя кто пойдет после отбоя? Воспитатели понимают, что ночью к старшим детям без серьезной причины лучше не соваться. Поют в субботу до полуночи? Да и пусть, завтра побудки нет.

«Хорошая пианина, теперь и настроили», наконец говорит Лара и берет салфетку, чтобы придирчиво вытереть ногти. Тебя отпускают, ноги не слушаются, скорей бы прикрыться и отползти в сторону, провалиться в угол и перестать существовать. Следы на коже проходят быстро, следы в памяти уже навсегда.

– Вылазь, мразь!

Алиса сжала ладонь на животе, представила, как жужжащие мухи замолкают и дохнут, исчезают, и воспоминания про Лару ушли. Но сразу вспомнилось, как Долгоносик однажды ей врезал. Дыхание потерялось, она не могла ни вдохнуть, не выдохнуть и секунду казалось, что чужой и злобный маленький кулак стал частью ее живота. Алиса закрыла глаза, чтобы не помнить всего этого, но в темноте возникали другие картины. Они теснились и лезли вперед, пытаясь перекрыть друг друга, потому что их было много. Как не прячься, они давно внутри тебя, ведь ты живешь в этом месте, с этими людьми – и никто не освободит тебя от такой жизни, потому что ты никому не нужна. Кроме них.

– Будешь упираться, Кабан откроет, и я сама тебя мордой в унитаз суну! – пообещала Лара. – Лучше выходи!

Беглянка тихонько замерла и надеялась, что никому даже в голову не придет искать в чулане завхоза, ещё и под потолком. Алиса не знала, что бесформенные и раздутые отражения ее ног, рук и головы переходят из банки в банку и заполнили каждый стеклянный изгиб. Снизу можно было с изумлением разглядеть жутковато двоящиеся и троящиеся фрагменты девочки, как осколки в калейдоскопе, будто перемешалось несколько Алис и уже не разобрать, какая где. Впрочем, свет в чулане давным-давно не работал и никто не собирался менять провода, так что тёмные отражения тонули в густых тенях.

Что-то громко стукнуло: судя по хору торжествующих криков, Кабан сорвал дверь в туалет с хлипкого крючка. Злорадные улюлюканья быстро оборвались.

– Вот тварь, – прошипела Лена и хлопнула Кабана ладонью по плечу, будто он был виноват. – Куда она делась?

– Ну дальше по коридору. Тут бежать некуда, – сказал кто-то из пацанов.

И они бросились на поиски, ведь впереди осталось всего четыре двери. Волна из десятка детдомовцев, возбужденных предстоящей расправой, хлынула, распахивая двери одновременно в класс, игровую комнату и в маленький полузабитый чулан. Дверь вскрипнула от рывка, топот вбежавших эхом прошелся по небольшому пространству, банки еле слышно задрожали на досках под потолком, и девочка дрогнула от страха вместе с ними.

«Только не надо, только не надо…» молила Алиса, закрыв глаза и сжав худыми пальцами ручку чемодана. Она знала, что с ней сделают, если найдут; знала, как будут издеваться и радоваться – она уже это испытала. Но сегодня будет хуже, потому что теперь у Лары есть повод, теперь она по-настоящему хочет сделать Алисе больно.

Сегодня её ищут не просто помучать – а отомстить, сделать тёмную, по удару от каждого, а некоторые будут бить снова и снова. Может, они остановятся, и тогда Алиса пролежит несколько дней в постели, тихо плача, укутанная в перевязь боли. А может, они так разойдутся, что не остановятся. Слишком сильно пнут в голову, и тогда Алиса умрет? Это будет не так больно, потому что она потеряет сознание раньше – и уйдет, не понимая, что уходит. Но это будет слишком неправильно, нечестно.

Самым неприятным в Ларе была улыбка, такая уверенная и утверждающая. Она смотрела на жертву прищурившись, как хищница, предвкушая. Как будто у неё было такое право от природы, как будто это было в порядке вещей.

– Отстань, Львова! – крикнула ей Алиса в первый раз. – Я ничего тебе не сделала!

Ей казалось, что правда имеет какую-то силу, что Лара услышит и остановится. Но правда не имела особой силы даже в мире вечно занятых взрослых, а тем более здесь, в доме вечно скучающих детей.

– Я лев по гороскопу, – гордо сказала Лара позже, глядя на плачущую жертву, которая забилась под парту. – А ты по гороскопу лох.

А девочка под партой беззвучно стонала и, даже зажмурившись, не могла перестать видеть лицо бывшей подруги, которая приблизилась вплотную и вдавливала в Алису когти, приговаривая: «Теперь понятно тебе? Теперь ты заткнулась? Уже не такая борзая?»

Алисе было понятно, она заткнулась и почти не замечала боль снаружи, гораздо больнее было глубоко внутри, где горело воспоминание, которое Алиса берегла всю жизнь. Ей четыре года и семилетняя Ларочка сжимает ее в объятиях, гладит и бормочет сквозь слезы: «Я никому тебя в обиду не дам, слышишь? Никому. Ты моя дочка будешь, а я твоя мама. Пусть хотя бы у тебя будет мама. Поняла?» И маленькая девочка с растрепанными черными волосами кивает, глядя на старшую взглядом, полным обожания и благодарности.