Демон в полдень (СИ) - Раш Грета. Страница 38

Он раздавался откуда-то снаружи, и не был похож ни на что знакомое мне. Уже потом, немного освоившись в этом мире и анализируя события прошлого, я поняла, что звуки, слышимые мною в ту ночь, были сиреной скорой помощи.

Шум исчез также резко, как и возник. Несколько минут оглушающей тишины. А после за дверью, что отделяла меня от всего остального мира или же, возможно, прятала мир от меня, раздались голоса и послышались приближающиеся шаги. Заскрежетал металл — и дверь тяжело, с противным протяжным скрипом, отворилась.

Непривычно яркий свет ударил по глазам. Я зажмурилась на мгновение, но после, преодолевая боль, открыла веки. И сквозь выступившие на глазах слезы смогла рассмотреть людей, вошедших в комнату.

Несмотря на телесную немощность, мозг мой продолжал работать четко и быстро, фиксируя все происходящее с такой ясностью, что каждая пережитая минута намертво впечаталась в мое сознание. Я помнила все события так, как будто они случились вчера.

Их было трое. Еще трое перегородили дверной проем, но остались за порогом. Все они были одеты в черные глухие одежды, лица закрывали такие же плотные черные маски. Единственными открытыми участками оставались глаза — они поблескивали в темноте, и я физически ощущала на себе их внимательные взгляды. Когда зрение привыкло к свету я смогла рассмотреть, что в руках гости держат некие предметы и зачем-то направляют их на меня.

Один из вошедшей троицы шагнул вперед и склонился надо мной, всматриваясь в мое лицо. Наши глаза встретились, и я успела рассмотреть черную окантовку вокруг его радужки необычного насыщенно фиолетового цвета. Невероятно красивые и очень запоминающиеся глаза.

В следующее мгновение он вытащил из-за пояса нож. Я сжалась и попыталась отпрянуть, но веревки не позволили мне этого сделать, грубо впившись в ничем не прикрытую тонкую кожу запястий и щиколоток.

Но занесенный надо мной нож вопреки ожиданиям не воткнулся мне в грудь, а полоснул по веревкам, освобождая из плена. В первый момент я растерялась и замерла, а после изо всех сил рванулась вперед. Тело почти не слушалось меня, а потому, не успела я вскочить с кровати, как рухнула под ноги своему освободителю.

Удар об пол даже с высоты собственного роста не принес бы мне ничего хорошего, но встретиться с ним мне не дали.

Человек в черном отреагировал мгновенно и подхватил меня под руки за секунду до того, как мой копчик приземлился бы на грязную бетонную поверхность. И я повисла, словно мешок с мукой, безвольная и не способная к сопротивлению.

Держащий меня мужчина о чем-то быстро перемолвился со своими спутниками, а после из группы выступил еще один мужчина. Он в два четких и уверенных шага подошел к нам и, приобняв меня за поясницу, помог подняться. Однако удержать устойчивое вертикальное положение у меня никак не получалось. Колени подгибались, руки висели вдоль тела безвольными плетьми. Перед глазами скакали серые точки, а в ушах шумело.

Слух уловил еще несколько непонятных мне фраз. А после тот, что перерезал веревки, нагнулся и подхватил меня на руки. Сделал он это легко и непринужденно, так, словно взял котенка на руки. И двинулся к выходу. Люди, стоявшие у двери, молча пропустили его, а потом пристроились следом.

Наша процессия проследовала по коридору, пересекла несколько следующих друг за другом ярко освещенных, но пустынных помещений и спустилась по лестнице. Все это время, я, устроив голову на плече несущего меня человека, с интересом рассматривала людей, что шли позади. Лиц по-прежнему было не видно, а вот глаза… Глаза выдавали молодой возраст — не столько отсутствием морщинок, сколько тем, с каким выражением смотрели на мир. Потому что только молодым людям свойственно это любопытство, умение удивляться и задор. Прожившие много лет смотрят по-другому — спокойно, чуть устало и чуть свысока. Они уже разучились удивляться и радоваться ерунде.

Да, именно об этом я думала в одиннадцать лет, когда группа незнакомых мужчин уносила меня из детского дома ночью в неизвестном направлении — о том, почему взрослые не умеют удивляться.

На выходе из здания нам никто не встретился, никто не попытался нас остановить и помещать этим людям. А потому они спокойно прошли через входные двери, пересекли тротуар и начали рассаживаться по машинам. Машин было три. Две из них черные, с крупными фарами, бьющими в ночь потоками ослепительного белого света, позже я поняла, что это были джипы, и одна машина побольше, с мигающей синим цветом штуковиной на крыше. В неё меня и усадили. А вернее, уложили. Внутри она была очень просторной, а по середине стояло нечто, похожее на кровать, но только более узкое. Рядом высились какие-то непонятные конструкции с прозрачными тонкими трубками.

К тому моменту, как меня аккуратно уложили на эту лежанку, подвижность рук и ног начала восстанавливаться. Кожу кололо так, словно тысячи мелких горячих иголочек вонзались в кожу, что было достаточно больно, но я по крайней мере могла шевелиться. А потому не желая больше лежать, а уж тем более снова оказаться привязанной, я резко оттолкнула руку незнакомца, которой он поддерживал меня под голову и села.

Меня тут же уложили обратно — не менее аккуратно и не менее повелительно. Правая рука мужчина вернулась на мой затылок и сжала его пальцами, словно зажимая в тиски и собирая в кулак волосы. От этого лоб прорезало болью, а по глазам черканула белая полоса. Кожа больно натянулась, и я вновь почувствовала себя котенком, которого схватили за загривок в целях дрессировки, воспитания и отработки нужных рефлексов.

В тоже время вторая рука мужчины оказалась на моей грудной клетке, куда он с силой надавливал, удерживая в лежачем положении.

Наши взгляды вновь встретились. Его — изучающий, отслеживающий. Мой — перепуганный, на грани истерики. Он навис надо мной так, что я смогла рассмотреть его длинные ресницы. И в этот момент холодное и чуть отстраненное восприятие реальности покинуло меня.

До этого момента находилась в состоянии некой прострации, которая при этом сопровождалась ощущением нереальности происходящего. Словно я смотрела дурной сон, который никак не хотел заканчиваться. Но где-то на задворках сознания присутствовала уверенность, что стоит мне проснуться — как все лишнее и странное исчезнет, а все родное и нужное останется. Я снова стану самой собой, я буду знать кто я и где я.

Но стоило мне заглянуть в глаза этого человека, скрывающего свое лицо, как что-то щелкнуло в мозгу. И меня накрыла неудержимая паника. Я закричала на переделе лёгких, а потом стала вырываться изо всех сил. Я царапалась, кусалась, била его руками и ногами, даже, по-моему, умудрилась заехать ему головой по лицу, сквозь собственные вопли расслышав характерный треск.

Желание освободиться было так велико, что мой стражник не выдержал и отступил. Я спрыгнула с каталки и бросилась к двери, стремясь на волю. Но стоило мне приблизиться, как створки кузова распахнулись и передо мной предстал еще один безликий.

В секунду оценив ситуацию, он, недолго думая, размахнулся и ударил меня по лицу. Я помню, как отлетела назад, как ударилась головой обо что-то острое, как рот наполнился вкусом крови. И как уже знакомые руки прикоснулись к моему лицу. Пальцы погладили щеки и губы, а затем мое тело окутала упоительная невесомость, убаюкивающая и успокаивающая. Последнее, что мне запомнилось — пронзительные фиолетовые глаза, которые иногда будут приходить ко мне в кошмарах.

Глава 22

— Как ты думаешь, что я здесь делаю? — резко и настойчиво вклинился в поток моих мыслей голос Алтая. Я лениво потянулась, словно сонная кошка и начала оглядываться по сторонам в поисках официанта.

— Здесь, в этом кафе? Или здесь, на этой планете? И сразу оговорюсь, что в философских диспутах я не сильна, поэтому на тему сущности бытия и бренности этого мира со мной лучше не разговаривать. Из великих мыслителей я знаю только дедушку Фрейда, да и то только потому, что мужик был специалистом по извращениям.