Черная метка - Корнуэлл Патрисия. Страница 28

– Знаете дорогу?

– Наверное, знаю.

– Ну хорошо, только помните, что у нас капризный лифт.

Я поднялась по стертым гранитным ступеням на шестой этаж к кабинету Синклера Вагнера, который выходил окнами на площадь перед Капитолием. В это сумрачное дождливое утро конный памятник Джорджу Вашингтону был едва виден. За ночь температура упала градусов на шесть, моросил мелкий колкий дождик.

Приемная секретаря департамента здравоохранения и социального обеспечения была приятно обставлена изящной колониальной мебелью и украшена флагами, не совсем соответствуя стилю доктора Вагнера. В его тесном кабинете царил беспорядок, говоривший, что в нем напряженно работал человек, который недооценивал меру своей власти.

Доктор Вагнер родился и вырос в Чарлстоне, штат Северная Каролина. Он получил образование психиатра и юриста и курировал психиатрические клиники, службы, следящие за злоупотреблением алкоголя и наркотиков и занимающиеся социальным обеспечением и льготным медицинским страхованием инвалидов и пенсионеров. Перед назначением в правительство штата он преподавал в Виргинском медицинском колледже. Я всегда чрезвычайно его уважала и знала, что он тоже относится ко мне с уважением.

– Кей! – Он отодвинул кресло от стола и встал. – Как поживаете?

Он жестом пригласил меня сесть на диван, закрыл дверь и вернулся за баррикаду своего стола, что не было хорошим знаком.

– Я доволен тем, как идут дела в институте, а вы? – спросил он.

– Я тоже. Нам приходится трудно, но дела идут лучше, чем я ожидала.

Он поднял трубку и пакет с табаком с лежавшего на столе подноса.

– Мне интересно, что с вами происходит, – сказал он. – Похоже, что вы исчезли с лица земли.

– Не знаю, почему вы так говорите, – ответила я. – Я веду столько же дел, как всегда, если не больше.

– Да-да. Конечно. Я слежу за вами по новостям.

Он начал набивать трубку. В здании не курили, и Вагнер просто посасывал холодную трубку, когда ему было не по себе. Он знал, что я пришла не затем, чтобы обсуждать дела в институте или жаловаться на отсутствие времени.

– Разумеется, я прекрасно понимаю, как вы заняты, – продолжил он, – поскольку у вас даже не нашлось времени, чтобы приехать.

– Синклер, я только сегодня узнала, что на прошлой неделе вы меня вызывали.

Он внимательно посмотрел на меня, держа в руке трубку. Доктору Вагнеру было за пятьдесят, но он выглядел старше своих лет, словно на его лице отразились проблемы и тайны многочисленных пациентов, которые он хранил столько лет. У него были добрые глаза и профессиональная проницательность адвоката, о которой люди часто забывали.

– Если вы не получили мое сообщение о том, что я хотел вас видеть, Кей, значит, у вас проблемы с кадрами.

Он говорил неторопливо, низким голосом, всегда обдумывая слова, прежде чем произнести их.

– У меня есть проблемы, но не те, о которых вы, наверное, подумали.

– Слушаю вас.

– Кто-то проникает в мою электронную почту, – откровенно призналась я. – Очевидно, этот человек нашел файл с паролями и воспользовался моим.

– И это называется компьютерной безопасностью...

Я жестом остановила его.

– Синклер, компьютерная безопасность здесь ни при чем. Мне намеренно наносит вред кто-то из своих. Для меня ясно, что этот человек – или группа лиц – старается доставить мне неприятности. Возможно, добивается, чтобы меня уволили. Ваш секретарь отправила электронное письмо с вашей просьбой. Моя секретарша направила его мне и от моего имени получила ответ, что я слишком занята.

Я видела, этот рассказ привел доктора Вагнера в замешательство, но отнюдь не рассмешил.

– Есть и другое, – продолжила я, с каждой минутой испытывая все большее неудобство от этой на первый взгляд фантастической истории. – Электронное письмо с просьбой переводить телефонные звонки на моего заместителя и – что хуже всего – так называемый чат, который я якобы веду в Интернете.

– Слышал о нем, – мрачно произнес он. – И вы утверждаете, что Дорогая Доктор Кей и человек, укравший ваш пароль, – одно и то же лицо?

– Это совершенно точно один и тот же человек.

Он помолчал, посасывая трубку.

– Сильно подозреваю, что во всем этом участвует мой смотритель морга, – добавила я.

– Почему?

– Неустойчивое поведение, враждебность, исчезновения с работы. Он раздражен и что-то затевает. Список можно продолжить.

Молчание.

– Когда смогу доказать его вину, я решу проблему.

Доктор Вагнер положил трубку в пепельницу, встал из-за стола и подошел ко мне. Уселся в стоявшее рядом кресло, наклонился и пристально посмотрел на меня.

– Я знаю вас много лет, Кей, – сказал он добрым и одновременно жестким тоном. – Мне знакома ваша репутация. Вы – украшение Содружества штатов. Мне также известно, что не так давно вы пережили страшную трагедию.

– Пытаетесь играть со мной в психиатра, Синклер? – спросила я серьезно.

– Вы не машина.

– И не фантазерка. То, что я рассказываю, происходит в действительности. Вокруг меня творится что-то непонятное, и хотя мне на самом деле сейчас тяжело, то, о чем я говорю, не относится к переживаниям.

– Почему вы так уверены, Кей? Ведь вы, как вы выразились, переживаете. Большинство людей вообще не вернулись бы на работу после того, что вам пришлось испытать. Через сколько дней вы вышли на работу?

– Синклер, у каждого свой способ справляться с бедой.

– Позвольте мне самому ответить на вопрос. Через десять дней. И не слишком удачная среда для возвращения, нужно сказать. Трагедии, смерть.

Я не ответила, потому что изо всех сил старалась сохранить самообладание. Я жила без света в душе, словно в темной пещере, и едва помню, как разбрасывала прах Бентона над морем в Хилтон-Хеде – месте, которое он любил больше всего. Смутно припоминаю, как очищала его квартиру в кондоминиуме, а потом ящики и шкафы в своем доме. С маниакальной скоростью сразу выбрасывала все, от чего позже так или иначе нужно было бы избавляться.

Если бы не доктор Анна Циммер, я бы не смогла выжить. Эта немолодая женщина – психиатр и моя давняя подруга. Я не имела понятия, что она сделала с элегантными костюмами, галстуками, туфлями и одеколонами Бентона. Не хотела знать, что случилось с его "БМВ". Больше всего боялась услышать, куда делись полотенца из ванной и белье из нашей спальни.

Анна была достаточно мудрой женщиной, чтобы сохранить все самое важное. Она не тронула его книги и ювелирные мелочи. Оставила дипломы и благодарности в рамках на стенах его кабинета, где их никто не видел, потому что Бентон был очень скромным человеком. Она не дала мне убрать расставленные повсюду фотографии, сказав, что я должна научиться жить с ними.

– Ты обязана хранить память о нем, – говорила она со своим ярко выраженным немецким акцентом. – Это все еще в настоящем, Кей. От памяти нельзя убежать. Даже не пробуй.

– Как бы вы оценили свою депрессию по десятибалльной шкале, Кей? – раздался откуда-то издалека голос доктора Вагнера.

Я все еще была обижена и не могла простить Люси, что она ни разу не появилась у меня. В своем завещании Бентон оставил квартиру в кондоминиуме мне, и Люси была вне себя, когда я ее продала, хотя прекрасно понимала, что никто из нас не сможет войти туда. Когда я отдавала ей любимую летную куртку Бентона, которую он носил в колледже, племянница сказала, что куртка ей не нужна и она подарит ее кому-нибудь другому. Я знала, Люси никому ее не отдала. Она спрятала куртку у себя.

– Нет ничего зазорного, чтобы признаться в этом. По-моему, вам трудно признать, что ничто человеческое вам не чуждо, – донесся голос доктора Вагнера.

Мои глаза прояснились.

– Может быть, вам стоит попринимать антидепрессанты? Я помолчала, прежде чем ответить ему.

– Во-первых, Синклер, ситуационная депрессия – это нормально, волшебные таблетки вряд ли помогут горю. Во-вторых, у меня твердый характер. Возможно, мне трудно проявлять эмоции на людях и выставлять напоказ самые глубокие чувства. Мне легче сердиться, бороться и упорно работать, чем, ничего не делая, переживать свою боль. Но не нужно думать, будто я отказываюсь от всего на свете. У меня сохранилось достаточно здравого смысла, чтобы понять: горе должно исчерпать себя, его нужно пережить. А это нелегко, когда те, кому доверяешь, начинают отнимать то немногое, оставшееся у тебя в жизни.