Проклятие - Майер (Мейер) Марисса. Страница 104
– Вот и все. Румпельштильцхен! А теперь, пожалуйста… пожалуйста…
Она не договорила. Богу даже не нужно было говорить вслух: Серильда прочитала отказ у него на лице.
– Да как же так? Почему?
– Ты назвала его фамилию, имя его рода, – пояснил бог. – Но как зовут его?
У Серильды вырвался возглас бессилия.
– Не знаю! Это история о начале его рода, он появился на свет сотни лет спустя! Откуда мне знать его полное имя?
– Подождите! – послышался голос Фриды, библиотекаря. Женщина сжимала руку Лейны; она прижала ладонь ко лбу. – Подождите, – повторила она тише. – Я читала про эту семью. В тех книгах, что я тебе показывала, помнишь? Ну, когда ты приходила в библиотеку?
Серильда покачала головой.
– Я помню только пустые страницы. Там не было… – она осеклась и замолчала. Нет. Те страницы не были пустыми. Теперь она вспомнила. Теперь они всплывали у нее в памяти, полные смысла. Полные истории. Сведений о могущественной и уважаемой династии, которая веками правила этим городом и северными землями.
– Ученые много лет ломали голову над этой загадкой, – сказала Фрида. – Почему королевская семья внезапно будто вымерла триста лет назад…
– Принц, – сказала Серильда, едва осмеливаясь снова надеяться. – Ты помнишь имя принца?
Фрида обдумала вопрос.
– Его называют пропавшим наследником, – сказала она наконец. – Старинное, древнее имя… Златимер? Мне… мне кажется, его звали Златимер.
Серильда повернулась к Велосу.
Бог смерти медленно кивнул ей.
– Кого ты хочешь вызвать?
Она облизала губы и собралась с духом, боясь, что, если ее голос дрогнет, то магия не сработает.
– Верни мне Златимера Румпельштильцхена, принца Адальхейда. Прядильщика золота. Благословленного Хульдой, – она заколебалась, прежде чем добавить: – духа-буяна.
Велос одарил ее взглядом, в котором сияло что-то вроде гордости.
– Имя, которое ты назвала, истинно.
Бог смерти поднял свой фонарь. Пламя внутри вспыхнуло ярче.
Серильда затаила дыхание. Она так боялась надеяться. Казалось, что если она осмелится это сделать, то рассыплется на осколки.
И вдруг – детский плач.
Серильда ахнула и посмотрела на крошечный сверток в своих руках.
Ее дочка плакала. Ее личико раскраснелось, ручки хватали воздух.
От изумления Серильда чуть не выронила малышку, и вся толпа подалась вперед, словно каждый готов был подхватить ее, если нужно.
На девушку напал смех. А потом на волю вырвались все чувства разом, и она прижала дочь к груди, всхлипывая, смеясь, дрожа и боясь верить, боясь надеяться, что все это правда…
– Серильда!
Подскочив от неожиданности, она обернулась. Злат сидел на земле и глядел на нее. Он все еще казался полумертвым. Бледный, израненный, одна рука прижата к груди, лицо искажено болью – и все-таки он улыбался.
– После всего, что случилось… Не хватает только, чтобы ты уронила нашего ребенка.
Даже не пытаясь сдержать безостановочный смех, Серильда упала рядом с ним на колени.
– Прости. Я буду осторожнее. Я буду… Злат. Ты жив! И ты больше не проклят, и я не проклята, и наша девочка… а Эрлкинг-то, знаешь…
– Погоди, – простонал он. – Помедленнее и не все сразу.
Она беспрерывно плакала. И беспрерывно смеялась. Малышка беспрерывно вопила. Серильда понимала, что ее нужно поскорее накормить, выкупать и любить – очень сильно любить.
Но сначала…
– Я люблю тебя, Злат, – сказала она, гладя его по щеке. – Я тебя люблю.
Его улыбка была усталой, но все равно бесконечно светлой.
– Я тоже люблю тебя, сказочница, – он отыскал глазами Эрлен, и девочка бросилась его обнимать. – Я даже тебя люблю, Ольховая Королева.
– Ты тоже ничего иногда, – отозвалась Эрлен, не пытаясь скрыть, что тоже плачет. – Как думаешь, мы сможем узнать мое имя?
– Я уверена, что сможем, – заверила Серильда. – Мы попросим Фриду перерыть все книги в библиотеке.
– А как насчет этой маленькой девочки? – поинтересовался Злат, водя большим пальцем по сморщенному, раскрасневшемуся личику ребенка. – Ее я тоже люблю. Прямо поверить не могу, что такое возможно. Подумать только, как она верещит – ничего хуже я в жизни не слышал, а ведь я жил в замке с одноглазым лихом, которое голосило только так. И все-таки… я ее люблю, очень-очень.
Над горизонтом поднималось солнце, прогоняя холод зимы, которая этой ночью повернула к концу. Серильда поцеловала Злата, потом свою дочь, потом расцеловала Лейну и Эрлен, а потом рассмеялась, когда Эрлен скривилась и вытерла щеки рукой. Серильда готова была и дальше целовать каждого в Адальхейде, если бы Лоррейн не пригласила всех – включая богов – в свой трактир, погреться у очага.
Сияющая Серильда помогла Злату подняться на ноги.
– Как мы ее назовем?
– Понятия не имею. Мне никогда раньше не приходилось давать кому-то имя. Похоже, это очень ответственное дело, особенно теперь, мы ведь теперь знаем, какая сила в нем заключена.
Плач малютки наконец затих – Серильде удалось ее убаюкать.
– Ничего, мы что-нибудь придумаем. – Она с благоговением смотрела, как нежно Злат провел кончиком пальца по детской щечке.
Улыбаясь, он притянул Серильду к себе, прижался лбом к ее лбу. Теперь их дитя оказалось между ними.
– Какое бы имя мы для нее ни выбрали, – сказал он, – я обещаю, что оно никогда не будет забыто.
Вот и конец моей истории – и поверьте, в ней нет ничего кроме правды.
Но я вижу, вам этого мало. Что ж, нам, рассказчикам, не привыкать – ведь мы-то знаем, что истории никогда не заканчиваются, а те, кто их слушает, всегда хотят знать, что было дальше.
Ну-ка, угомонитесь. Я хочу рассказать вам другую историю, и если будете слушать внимательно, то, может быть, узнаете ответы на ваши вопросы.
Надеюсь, вы слыхали о великой мастерице гобеленов, знаменитой на весь Тулваск? Самое известное ее творение и по сей день выставлено в одном из университетов Верены. Люди едут со всего мира, чтобы полюбоваться им, ведь это великое произведение искусства, вершина мастерства. Таких больше нет нигде, хотя с тех пор многие мастера пытались сделать похожий.
Вы не видели этого гобелена? Тогда я вам его опишу.
Представьте себе небольшой цветущий город на берегу кристально чистого озера. Горожане собрались на праздник – может быть, они встречают Новый год. Над улицами реют флаги, всюду развешаны гирлянды и корзинки с весенними цветами, хотя на земле еще лежит снег. Вместе с простыми горожанами танцует женщина – судя по всему, бургомистр, – а рядом с ней ученая библиотекарша. Чуть поодаль отплясывает озорная девчонка – вы только представьте! – на пару с проказливым гоблином.
О да! Вы удивлены. Так удивляются все, когда долго смотрят на гобелен – и, наконец, видят. Сначала вам кажется, что на картине только эти нарядные дома, ярко раскрашенные двери да нехитрые радости веселых горожан. Но вдруг вы замечаете, что из-за дымохода выглядывает друда. Среди обычных воронов прячется нахткрапп.
В открытое окно трактира видно, как две девы-моховицы угощаются элем.
Вглядитесь еще пристальнее, и, возможно, вам в голову придут необычные догадки о том, кто эти простые горожане. Конечно-конечно, ученые сказали свое слово, но почему бы и вам не попробовать?
Кто там сидит за прялкой на заднем плане – уж не Хульда ли? А тот крестьянин с серпом на плече – может ли статься, что это не кто иной, как Фрейдон? И не кажется ли вам, что лучник с колчаном стрел очень похож на Тирра? Могучая фигура в плаще, держащая фонарь, – это, должно быть, Велос, а изящная, неизвестно откуда взявшаяся тут морячка – возможно, сама Сольвильда. А в том садике наверняка Эостриг, удивительно напоминающий Пуш-Гролу из сказок. Видите барда с золотым пером на шляпе? Это Вирдит, само собой.
Замечательно, правда? Теперь вы понимаете, почему гобелен столь ценен. Когда люди впервые увидели его, он произвел настоящий переворот, открывающий совершенно новую эру в иконописи и искусстве. Вы только представьте себе – ведь боги на нем не просто находятся в мире смертных, но проводят время с людьми, говорят с ними, трудятся и празднуют вместе! А обычные люди не просто перестали бояться чудовищ, но подружились с ними!