Проклятие - Майер (Мейер) Марисса. Страница 38

Серильда тихонько помычала что-то себе под нос, словно обдумывая его слова.

– Что ж, – медленно начала она, потянувшись вперед и подняв стрелу, как будто хотела рассмотреть ее получше, – я слышала о таких раньше. Если это то, о чем я думаю. – И она поднесла стрелу поближе к свету. – О да. Перед вами легендарная черная стрела, которыми когда-то пользовалась Сольвильда, богиня неба и моря. По воле богини сам воздух вокруг стрелы начинает искриться сильнее тысячи молний, и она несет разрушение и хаос, – пощелкав языком, она опустила стрелу. – Да уж, вам, темным, надо быть осторожнее со своими сокровищами.

На губах короля появилась медленная улыбка.

– На самом деле, – негромко сказал он, – разрушения вызвала не молния, а яд василиска.

Это слово заставило Серильду резко выпрямиться.

Василиск.

Конечно же. И как только она до сих пор этого не поняла?

В современных сказках этого зверя часто описывали как огромного змея, а вот в древних легендах он был далеко не таким устрашающим, хоть и не менее смертоносным. Наполовину змея, наполовину курица. Взглядом он мог превратить любого в камень, и это объясняло, почему у него были выколоты глаза. А яд был так силен, что мог…

М-да.

Мог, очевидно, прожечь даже стены замка.

– Ах, – сказала Серильда вслух. – Так, выходит… Это не легендарная черная стрела Сольвильды?

– Нет… хотя, полагаю, можно было бы назвать ее легендарной черной стрелой Перхты. После того, как Перхту отняли у меня, я время от времени использовал оставшееся от нее оружие на охоте. Сомневаюсь, что сумел бы поймать василиска без этой стрелы. Странно, однако, что многие десятки лет василиск спокойно спал в своей клетке. Я не представляю, кто мог осмелиться вытащить стрелу, рискнув вызвать ярость чудовища.

– И в самом деле, – поддакнула Серильда, качая головой. – Кто мог повести себя так безрассудно?

Эрлкинг посмотрел ей прямо в глаза. Она выдержала его взгляд, даже не дрогнув, когда он взял стрелу и сунул ее обратно в карман.

– Неважно. Угроза позади, с василиском справились, а эта стрела еще пригодится мне на будущих охотах.

Серильда сглотнула.

– Василиск… Его пришлось убить?

– А если бы и так – вы огорчились бы?

Она заколебалась, сама не зная, что чувствует. Василиск был невероятно опасным, но в то же время чудесным. Серильда в жизни не видела таких красивых перышек, а то, что такое маленькое существо внушало такой огромный страх, само по себе вызывало уважение и даже вдохновляло.

– Я не люблю ненужных убийств, – сказала она наконец.

– Правда? – Эрлкинг удивленно хмыкнул. – Что до меня, то это одно из любимых моих занятий. – Он поднес кубок к губам и сделал глоток. Потом снова взглянул на Серильду, жестко и испытующе. – Разве я плохо обходился с тобой, дочь мельника?

Она замерла. Ей потребовалось немало времени, чтобы поверить, что Эрлкинг спрашивает всерьез.

– Вы убили пятерых детей из моей деревни. Ваши вороны съели их сердца. А все потому, что я не давала вам того, что вы хотели.

Король в замешательстве нахмурил брови.

– Я убил их. Не тебя.

– А меня ты проклял! – в сердцах выкрикнула Серильда, подняв руку, чтобы показать шрам на запястье. – Ты пронзил мне руку стрелой и запер меня здесь навсегда.

– Я же сделал как лучше, разве нет?

Она расхохоталась.

– Как лучше?! По сравнению с чем?

– С твоей жизнью. Теперь ты королева. Живешь в замке. Со слугами и челядью… пирами и празднествами. – Он указал на еду перед ними. – Ты точно не обедала так в своем Мерхенфельде.

Эрлкинг говорил о ее деревне так, как будто та кишела крысами и утопала в отбросах. На самом же деле, несмотря на некоторые суеверия и недоверие горожан, Серильде всегда казалось, что это очень милая деревушка.

Впрочем, дело было совершенно не в этом. Неужели он действительно настолько глуп? Неужели может всерьез думать, что все сомнительные прелести существования в этом замке могут заменить ей украденную настоящую жизнь?

Серильда подалась вперед.

– Моя челядь – измученные призраки, которые куда охотнее последуют за фонарем бога смерти, чем притащат мне пару туфель. Мои слуги – это те самые дети, которых ты убил и продолжаешь использовать против меня. И конечно, я никогда так не обедала в Мерхенфельде. Там я наслаждалась сытным рагу из тушеной репы у уютного очага рядом с моим отцом, которого ты тоже убил.

Ольховый Король долго изучал ее, а потом перегнулся через стол и положил свою прохладную ладонь на ее руку. Серильда напряглась. Пока она говорила, она сама не осознавала, что сжимает в руке обеденный нож так, словно всерьез намерена им биться насмерть.

– И все же, – мягко спросил король, – плохо ли обращались с тобой?

Серильда не знала, что сказать. Сейчас он казался ей искренним, и у нее возникло странное чувство, что он в самом деле пытается сделать ей что-то приятное. Отсюда и ее любимая еда, и свечи, и весь этот разговор. Но какова его цель? Король никогда ничего не давал, если не рассчитывал получить взамен больше. Все это очень напоминало ловушку, но Серильда не могла понять, в чем подвох, и поэтому не знала, как избежать опасности.

– Вовсе нет, – наконец сказала она, отнимая руку, но позволив себе немного улыбнуться, как будто у нее улучшилось настроение. – Ко мне относились с величайшей добротой и уважением. Каждый день в этих стенах был полон забав и удовольствий, ранее неизвестных этой смертной простушке.

Благодарение ее крестному – Эрлкинг кивнул, как будто рад был это слышать. Она с трудом удержалась, чтобы не вздохнуть от облегчения, когда король вернулся к еде и занялся разделкой куска дикой кабанятины на своей тарелке.

– Я иногда задавался вопросом, – заговорил он, обмакивая мясо в подливу, – скучаешь ли ты по своему возлюбленному.

Серильда в смятении замерла, уставившись на кусок мяса на конце его ножа.

– Возлюбленному?

Отправив мясо в рот, он указал острием ножа на ее живот.

Только мгновением позже она догадалась, о ком идет речь.

Ну да, отец ее ребенка. Эрлкинг думал, что это был простой деревенский парень, с которым Серильда сошлась на одну ночь. Ничего существенного. Ничего важного.

– Да нет. – Серильда подхватила на кончик своего ножа несколько горошин в масле. – С чего бы мне по нему скучать?

Эрлкинг издал неопределенный горловой звук.

– Дамы порой бывают сентиментальны.

Она бросила на него раздраженный взгляд.

– По-разному бывает.

– Каким он был?

Она пожала плечами.

– Что именно вы хотите узнать?

– Он был мил, обаятелен?

Серильда невольно представила себе Злата. Но сразу же поторопилась стереть возникший мысленный образ, опасаясь, что даже мысль о нем выдаст правду, которую ей так важно скрыть.

Вместо этого она подумала о Томасе Линдбеке, старшем брате Ханса. Когда-то она считала, что влюблена в него, – кажется, целую жизнь тому назад. Она отстраненно подумала о том, женился ли он на той девушке, которая ему нравилась. Работает ли он на мельнице, раз отец Серильды, мельник, исчез и больше не вернулся. Течет ли жизнь в Мерхенфельде по-прежнему, или горе от потери пятерых невинных детей, загубленных Дикой Охотой, оставило на жителях неизгладимый след.

– Он был… довольно милый.

– Красивый?

О, как Серильде хотелось бы изобразить равнодушие, ведь и вопрос был задан так, будто он ничего не значил. Но она снова поймала себя на том, что думает о Злате, и жаркий румянец невольно залил ее щеки.

– Он не идет ни в какое сравнение с вами, милорд, если вы об этом.

Его глаза сверкнули.

– Но ты любила его?

Любовь.

Совершенно неожиданное, это слово пронзило ее, как стрела. Как ответить на такой вопрос? Серильда почувствовала, как пустота на месте ее сердца забилась чаще.

Она любила его?

Любила Злата?

Если быть до конца честной с собой, Серильда сомневалась, что любила его в ту ночь, когда они бросились друг к другу в объятия. Тогда она желала его. Вожделела. Она страстно хотела испытать с ним что-то совершенно новое для себя, для них обоих. И ни разу не пожалела об их близости, ни тогда, ни сейчас, несмотря на все невзгоды, которые обрушились на нее с тех пор.