Лунный свет и дочь охотника за жемчугом - Поук Лиззи. Страница 14

– Должно быть, это ворованное, – мрачно шепчет она Акселю, убирая жемчужину обратно под ткань. От страха ее голос звучит глухо. – Те, что крадут открыватели раковин, продаются на чёрном рынке. За такое могут убить.

Ни для кого не секрет, что члены команды иногда крадут жемчуг, пробираясь ночью тайком на палубу. Под покровом темноты они просовывают деревянную щепку между створками раковины, не давая им закрыться, и буквально через несколько секунд вор вонзает крючок из проволоки в плоть устрицы, нащупывая жемчужину, если она есть внутри. Следов не остаётся, и утром раковины выглядят нетронутыми.

– Одному Богу известно, как им все это удалось заполучить. Сколько крови было пролито.

– Быть такого не может, – шепчет Аксель, в то время как сам не до конца уверен в этом. – Должно быть какое-то объясне…

За спиной раздается скрип двери, а вслед за ним тишину нарушает щелчок револьвера. Они замирают. Элиза замечает, что дыхание у Акселя учащается.

– Думаю, нам следует поднять руки, – шепчет она, и они вместе поворачиваются к оружию.

Глава 12

Они почти два года прожили в Баннине, когда Элиза стала замечать изменения в своей матери. Вместо былой живости она стала замкнутой и слабой, словно погасшая свеча. Всякий раз, когда Элиза на неё смотрела, она видела вместо лица с проницательными голубыми глазами бледную кожу с крупными каплями пота. Если раньше днём ее мать обычно отправлялась в город или приглашала гостей на чашку чая, сейчас она уходила в свою спальню и до вечера не вылезала из постели. Элизе строго-настрого было велено не будить ее, но она торчала под дверью, прислушиваясь к дыханию матери. Иногда приходила тетя Марта, и крикливые филемоны [24] наблюдали за ними. Она приносила свежесрезанные лилии или хлеб на завтрак. Несмотря на то что их мнения не всегда совпадали, она часами сидела у постели матери и они разговаривали тихим шепотом.

– Мы помолимся за тебя в Круге, – однажды услышала Элиза свою тетю. – Благословен плод чрева твоего… – Элиза знала, что в Дамском Круге собираются самые набожные и порядочные женщины Баннина, в том числе жена доктора, почтмейстера и сама Айрис Стэнтон, жена президента Септимуса Стэнсона. Каждый четверг женщины встречались в городе, засиживаясь допоздна. Им было о чем поговорить, и они обсуждали безобразия, царящие в Баннин-Бей: содомию, похоть, прелюбодеяния, межрасовые связи и непристойность игорных домов и борделей. Ее мать так и не вступила в Клуб, и Марта постоянно предупреждала, что Господь не простит ее за это…

По ночам Элизу будило шарканье домашних туфель, разносившееся по всему дому. Она напрягала слух, ожидая услышать щелчок замка, когда мать выходила в прохладный воздух ночи. Возвращалась она всегда нескоро. Наутро Элиза спрашивала Томаса, что, по его мнению, могла делать их мать, выходя так поздно из дома. Может, у неё проблемы с кем-то в городе? Знает ли отец о том, что происходит, пока он в море?

– Мы должны рассказать ему!

Томас лишь закатил глаза на это.

– Ты безмозглая идиотка! – проворчал он, оставляя ее наедине со своими переживаниями.

В одну из ночей Элиза последовала за матерью, а затем через щель в дверном проеме наблюдала, как та прогуливается по залитому лунным светом саду. Элиза широко распахнула глаза, увидев, как мать нагнулась, подобрала с земли камешек, обтерла его о свою ночнушку, а затем сунула в рот и принялась сосать.

Элиза пришла в смятение. Потом испугалась. Томас казался таким беспечным. Почему его не беспокоило, что их мать больна? Возможно, она заразилась чем-то от какой-нибудь женщины из города. Или сошла с ума. Перед глазами у неё встала картина, как ее мать угасает, запертая в хижине возле илистых отмелей, как заражённый какой-нибудь болезнью ныряльщик.

Конечно, вскоре выяснилось, что ее матери ничего не угрожает. Мало того, она начала распухать. Сначала ее грудь, потом пальцы и ноги, всё, что было костлявое, округлилось. Изгибы превратились в выпуклости. Вырос гигантский живот. Кожа натянулась и стала блестящей, как мясо, которое они ели на ужин.

В глазах матери вновь разгорелся огонь, и к ней стали возвращаться силы. Ночные вылазки становились все реже, пока не прекратились вовсе. Щелчков замка по ночам больше не было слышно. Щеки ее порозовели, она заулыбалась, начала смеяться, и однажды со слезами на глазах и с гордостью в голосе сказала Элизе, что у неё скоро будет братик или сестричка, а затем замерла в ожидании и в предвкушении.

– Что скажешь?

Элиза помолчала.

– Это замечательно, мама, – наконец ответила она, в то время как ядовитая дрожь ревности обожгла ее сердце.

Глава 13

Совершенно очевидны два факта. На них направлено оружие. Держит это оружие ребёнок. По виду ему всего лет восемь-девять, он одет в майку, которая ему велика, и грязные шорты. Ноги у него босые и грязные, а голова обрита наголо, так что глаза на черепе кажутся огромными. Он что-то кричит на языке, который ни Элиза, ни Аксель не понимают. Они быстро переглядываются, все еще стоя с поднятыми руками.

– Мы не хотим неприятностей, – торопливо произносит Аксель. – Мы просто ищем ее отца. – Он кивает на Элизу, но его иностранный язык разозлил ребёнка, и тот разражается длинной тирадой, переводя дуло пистолета между ними. Элиза неотрывно смотрит на тонкий ствол и маленькие пальцы, сжимающие рукоять револьвера. Никогда прежде ей не приходилось находиться под дулом оружия, и сейчас она пугает его близость.

– Может, нам следует встать на колени? – шепчет Аксель. – Продемонстрировать повиновение?

Они медленно наклоняются и оказываются на коленях перед мальчиком, который опускать «Уэбли» [25] не собирается. Пока они смотрят друг на друга, в дверном проеме материализуется фигура, на фоне ослепляющего солнца четко вырисовывается силуэт. Элиза моргает. Человек держит их рыбу.

– Черт побери, что здесь происходит? – произносит мужчина на беглом английском, но с акцентом.

Он переступает через порог и оглядывает двух незнакомцев, стоящих на коленях. Затем бормочет под нос ругательства, и мальчик, вздохнув, опускает оружие. Взмахом руки мужчина отпускает мальчика и кладет рыбу на пол. Ребёнок швыряет револьвер на табурет и скрывается в жарком воздухе за дверью. У мужчины, расхаживающим перед ними взад и вперёд, за пояс заткнут нож Боуи [26]. Элизе видно, как он поблескивает всякий раз, как мужчина проходит через солнечные лучи.

– Даю вам пять секунд, чтобы объяснить мне, что вы делаете в этом доме, или я перережу вам глотки. – Угроза слетает с его языка так же легко, как выдох. Он кладет руку на костяную рукоять и медленно вынимает нож из-за пояса.

– Мы не хотели ничего плохого, – заикаясь, мямлит Аксель. – Мы не знали, что в этом доме лежат камни. Мы пришли не за этим. Даю вам слово.

– Ваше слово? – На лице мужчины расплывается коварная ухмылка. – Премного благодарен вам, сэр, за то, что дали мне своё слово, – выплёвывает он. Глаза его гневно сверкают. – Вы знали, что они здесь, вот поэтому и пришли. Чтобы украсть у нас.

Элиза бросает взгляд на Акселя, бледного от ужаса. Она слышит, как шумно тот сглатывает.

– Сэр, у меня есть деньги, – спокойно говорит она. – Я могу заплатить вам, чтобы вы просто отпустили нас.

Мужчина молча размышляет, пока нож свободно болтается у него в руке. Он обращается с ним слишком небрежно, очевидно, не видя в них угрозу. Элиза останавливает взгляд на оружии, лежащем на табурете.

– Ну-ка, покажи.

Она медленно поднимается на ноги.

– Я встаю. – Поднявшись, суёт руку в вырез блузки. Мужчина дергается, а она достает из лифа пачку банкнот. Он с опаской смотрит на деньги, прежде чем поманить ее к себе. Помедлив, она делает шаг вперёд, но как только он протягивает руку, она отводит свою за спину.