В объятиях смерти - Корнуэлл Патрисия. Страница 58

— Изнасилование? — спросила я тихо.

— Проклятый ублюдок! Извините, но это до сих пор выводит меня из себя.

— Я вас понимаю.

— Позже он утверждал, что не делал ничего неподобающего. Черт, он был таким лжецом. Все отрицал. Но я видела. Он играл роль ее отчима, а Рита была в таком ужасе, что не могла пошевелиться. Она застыла на стуле. Он склонился над ее лицом и говорил тихим голосом. В этом зале очень хорошая акустика. Я могла все слышать. Для своих тринадцати лет Рита была очень зрелая, физически развитая. Джим спрашивал ее: «Он это делал, Рита?» Он продолжал задавать ей этот вопрос, при этом прикасаясь к ней. Ласкал ее, как, видимо, это делал Ритин отчим. Я выскользнула из зала. Он не узнал, что я была свидетелем до тех пор, пока через несколько минут мы с доктором Мастерсоном не предъявили ему обвинения.

Я начала понимать, почему доктор Мастерсон не захотел обсуждать со мной Джима Барнза и почему отсутствовали страницы в истории болезни Эла Ханта. Если бы нечто подобное выплыло наружу, даже несмотря на то, что все это произошло давно, репутация больницы сильно пострадала бы.

— У вас были подозрения, что Джим Барнз практиковал такие вещи и раньше? — спросила я.

— На это указывалось в некоторых из жалоб. — Глаза Джини Уилсон засверкали.

— Его объектом всегда были женщины?

— Не всегда.

— Вы получали жалобы и от пациентов-мужчин?

— Да, от одного юноши. Но в тот момент никто не воспринял это всерьез. У него так или иначе были сексуальные проблемы. Предположительно, к нему приставали или что-то в этом роде. Джим правильно рассчитал, ну кто поверит рассказам бедного закомплексованного ребенка?

— Вы помните имя этого пациента?

— О боже! — Она нахмурилась. — Это было так давно.

Она задумалась.

— Френк?.. Френки. Да, именно так. Я помню, кто-то из пациентов звал его Френки. А вот его фамилию я забыла.

— Сколько ему было лет? — Я чувствовала, как колотится мое сердце.

— Не знаю. Семнадцать, восемнадцать.

— Что вы помните о Френки? — спросила я. — Это важно. Очень важно.

Зазвенел таймер, и она отодвинула свой стул, чтобы достать из духовки пирог. Потом заодно сходила проведать своих мальчиков. Вернулась она с хмурым лицом и сказала:

— Я смутно припоминаю, что какое-то время он содержался в Бэкхолле, сразу после того как попал в больницу. Затем его перевели вниз, на второй этаж в палату к мужчинам. Я занималась с ним трудотерапией. — Она размышляла, подперев подбородок указательным пальцем. — Я помню, он был очень прилежным, делал много кожаных ремней, чеканки. И он любил вязать, что было несколько необычно. Большинство пациентов-мужчин не вяжут — не хотят. Они увлекаются работой с кожей, делают пепельницы и так далее. Френки был творческой личностью. И вообще он выделялся. Своей аккуратностью, например. Он был фанатично аккуратен, всегда убирал свое рабочее место, собирал с пола все клочки и кусочки. Его как будто беспокоило, если что-то было не так, не достаточно чисто. — Она замолчала и подняла на меня глаза.

— Когда он пожаловался на Джима Барнза? — спросила я.

— Вскоре после того, как я начала работать в «Вальгалле». — Джини крепко задумалась. — Мне кажется, Френки находился в Валхолле всего месяц или около того, когда сказал что-то о Джиме. По-моему, он сказал это другому пациенту. Да, точно... — Она сделала паузу, ее замечательно изогнутые брови хмуро сдвинулись на переносице. — Именно тот, другой пациент пожаловался доктору Мастерсону.

— Вы помните, кто был тот пациент? Пациент, которому Френки доверился?

— Нет.

— Мог им быть Эл Хант? Вы упоминали, что давно работаете в Валхолле. Хант был пациентом одиннадцать лет назад в течение весны и лета.

— Я не помню Эла Ханта...

— Должно быть, они были примерно одного возраста, — добавила я.

— Интересно. — Ее глаза наполнились невинным любопытством. — У Френки действительно был друг, другой подросток. Я вспоминаю. Светловолосый. Мальчик был светловолосый, очень стеснительный, тихий. Я не помню, как его звали.

— Эл Хант был светловолосым, — сказала я. Молчание.

— Ах, Боже мой, — сказала она наконец. Я подталкивала ее:

— Он был тихий, стеснительный...

— Ах, Боже мой, — снова сказала она. — Тогда ручаюсь, что это был именно он! И он покончил с собой на прошлой неделе?

— Да.

— Ив разговоре с вами он упоминал Джима?

— Он упоминал кого-то, кого называл Джим Джим.

— Джим Джим, — повторила она. — Господи! Я не знаю...

— Что же дальше случилось с Френки?

— Он пробыл у нас недолго — два или три месяца.

— Он вернулся домой? — спросила я.

— Вроде бы так, — сказала она. — Там было что-то такое, связанное с его матерью. По-моему, он жил с отцом. Мать как будто оставила Френки, когда он был еще маленьким — нечто в этом роде. Во всяком случае, совершенно точно, что ситуация у него в семье была достаточно печальной. Правда, я полагаю, то же самое можно сказать почти обо всех пациентах «Вальгаллы». — Джини вздохнула. — Господи. Я не думала обо всем этом уже много лет. Френки, — она покачала головой. — Интересно, что вообще с ним стало?

— У вас нет ни малейшего представления?

— То есть никакого. — Она долго смотрела на меня, и до нее постепенно стало доходить. Я увидела страх, сгущавшийся на дне ее глаз. — Два человека убиты. Вы не думаете, что Френки?..

Я промолчала.

— Он никогда не был буйным. Во всяком случае, когда я с ним работала. Скорее наоборот, он был очень мягким.

Она ждала. Я продолжала хранить молчание.

— Я имею в виду, что со мной он был очень милым и вежливым. Очень внимательно наблюдал за мной, делал все, что я ему говорила.

— Наверное, вы ему нравились, — сказала я.

— Я совершенно забыла — он связал мне шарф. Красно-бело-голубой. Интересно, куда он подевался? Должно быть, я отдала его в Армию Спасения, или что-то в этом духе. Не знаю. Френки, он, ну... как бы увлекся мною. — Она нервно рассмеялась.

— Миссис Уилсон, как выглядел Френки?

— Высокий, худой, с темными волосами. — Она моргнула. — Это было так давно... — Джини посмотрела на меня. — Он не выделялся. И я не помню, чтобы он был особенно красив. Знаете, возможно, я бы запомнила его лучше, если бы он действительно обладал привлекательной внешностью или, наоборот, был совершенно безобразен. Так что я полагаю, он выглядел совершенно обыкновенно.

— В картотеке больницы есть какие-нибудь его фотографии?

— Нет.

Снова пауза. Затем она посмотрела на меня с удивлением.

— Он заикался, — неуверенно произнесла она.

— Простите?

— Иногда он заикался. Я помню. Когда Френки был слишком возбужден или нервничал, он заикался.

«Джим Джим».

Эл Хант воспроизвел все точно. Рассказывая ему, что Барнз сделал или пытался сделать, Френки, должно быть, огорчался, нервничал и начинал заикаться. Должно быть, он заикался всякий раз, когда рассказывал Ханту о Джиме Барнзе. Джим Джим!

Покинув дом Джини Уилсон, я позвонила из первого же таксофона. Марино — лопух — ушел катать шары в боулинг.

Глава 14

Понедельник привел за собой вереницу облаков, расписанных под мрамор, которые окутали предгорья Голубого хребта и поглотили «Вальгаллу». Ветер лупил по автомобилю Марино, и к тому моменту, когда мы припарковались на стоянке больницы, в лобовое стекло молотили крошечные градинки.

— Черт, — пожаловался Марино, когда мы выбрались наружу, — этого нам только и не хватало.

— Ничего серьезного не ожидается, — заверила я его, вздрагивая, когда ледяные комочки жалили меня в щеки. Мы пригнули головы от ветра и молча поспешили к парадному входу.

Доктор Мастерсон ожидал нас в вестибюле. Натянутая улыбка прикрывала суровое, каменное выражение его лица. Пожимая руки, мужчины глянули друг на друга, как враждебные коты, и я пальцем о палец не ударила, чтобы хоть немного разрядить обстановку, потому что я откровенно устала от всех этих психологических игр. Доктор Мастерсон располагал нужной нам информацией, и он выдаст нам ее неискаженной, целиком и полностью, на основе сотрудничества или судебным порядком. У него был выбор. Не задерживаясь, мы прошли в его кабинет, и на этот раз он закрыл дверь.