Отравленные клятвы (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 21

Я медленно провожу взглядом по ее телу, по ее хорошенькому личику, ее дерзким грудям в обтягивающей майке, которую она носит, замечая, что на ней нет бюстгальтера. Я вижу мягкие, маленькие формы под тонкой тканью, ее соски, мягко прижимающиеся к ней, и мои пальцы зудят от желания прикоснуться к ней, пощипать чувствительную плоть, пока она не станет тугой и окоченевшей, пока она не начнет умолять меня о большем.

Мой взгляд скользит ниже, к верхушке ее бедер, где, как я подозреваю, прямо сейчас ей тепло и влажно, независимо от того, как сильно она это отрицает.

— Я собираюсь показать тебе все способы, которыми такой мужчина, как я, может использовать такую девушку, как ты, — говорю я ей, мой голос срывается, когда я снова смотрю на ее лицо. — Ты будешь моей во всех отношениях, которые имеют значение. Мы с тобой произнесем наши клятвы, будем сидеть на нашем приеме, и танцевать, разрежем торт, и съедим наше свадебное угощение, а потом я увезу тебя, и я…

Слова застревают у меня в горле, яростное возбуждение пульсирует во мне при мысли об этом. Я хочу этого прямо сейчас, вытащить ее из кресла и наклонить к себе, запустив кулак в ее волосы, пока я стаскиваю эту тугую ткань вниз по ее бедрам и засовываю в нее свой ноющий член. Это было бы чертовски приятно. Я никогда раньше так ни в чем себе не отказывал, как сейчас, за всю свою жизнь. Мне никогда не приходилось. Но если я сделаю это сейчас, если я возьму ее до нашей брачной ночи, я перейду черту, которая, как я определил, отделяет мужчину от монстра. Я причиню ей непростительную боль.

Каким-то образом я снова сдерживаю это желание. Я смотрю вниз, в ее нежное, вызывающее лицо, и отпускаю стул, отступая на дюйм, и другой, пока не чувствую, что снова могу дышать. Я вижу, как ее взгляд скользит вниз, к переду моих брюк, как ее глаза на мгновение расширяются, видя силу моего возбуждения. Сомневаюсь, что она когда-либо видела член лично, не говоря уже о члене моего размера.

— Я собираюсь трахнуть тебя, — говорю я ей, низко и грубо, и вижу, как ее глаза расширяются еще немного. Она боится. Хорошо. Ей нужно быть такой. Она должна понять, что чему бы ни научил ее отец, когда дело касалось таких мужчин, как я, он должен был научить ее лучше держать язык за зубами. — В нашу первую брачную ночь и столько ночей, сколько я захочу, после. Я прошу, и ты не говоришь мне "нет". Тебе это понравится.

Она смеется. Я, блядь, не могу в это поверить. Она немного откидывает голову назад и смеется.

— Конечно, это то, что ты собираешься сделать, — говорит она мне, ее тон сейчас почти насмешливый. — Но ты не можешь заставить меня наслаждаться этим, Николай. Ты не сможешь заставить меня захотеть этого. Это единственное, чего ты не сможешь сделать.

Интересно, понимает ли она, насколько она неправа. Она должна, после того, что произошло в кабинете, после того, какой влажной она была у меня на кончиках пальцев, хотя я знаю, что такая девушка, как она, никогда бы не хотела, чтобы это произошло. Она должна знать, что я контролирую не только нашу свадьбу.

— Ты будешь женой, в которой я нуждаюсь и которую хочу, — говорю я ей категорично, стараясь скрыть возбуждение в своем тоне. Я произношу это как указ, команду, потому что сейчас мне нужно установить некоторую дистанцию между нами, иначе я сорвусь. — Ты просто еще этого не знаешь. Ты останешься со мной, и ты будешь той, кем я тебе скажу быть. На коленях или на спине, так долго, как мне будет угодно.

Губы Лилиан сжимаются.

— Я ненавижу тебя, — шипит она. — Ты ведь знаешь это, правда? Каково это, знать, что твоя будущая жена ненавидит тебя? Что я буду ненавидеть тебя каждую секунду, когда ты…

Я снова делаю шаг к ней. Я ничего не могу с этим поделать. Она притягивает меня, как магнит, и я хочу обхватить рукой ее горло и притянуть ее губы к своему члену. Но вместо этого я тянусь к ее руке, мои пальцы смыкаются вокруг ее маленького запястья, когда я кладу ее руку себе на брюки.

Она не может скрыть вздоха, который вырывается у нее изо рта, когда ее ладонь прижимается к гребню моего члена. Я знаю, что она чувствует, как я пульсирую под ее прикосновениями. Я настолько тверд, что это чертовски больно, достаточно тверд, что она, вероятно, может почувствовать гребаные вены через ткань, и на мгновение мне кажется, что я действительно могу кончить просто от теплого давления ее руки на меня, как зеленый ребенок без самоконтроля вместо взрослого мужчины.

— Похоже, что мне не все равно, если ты меня ненавидишь? — Спрашиваю я, держа ее за руку там. Я хочу потереть ее ладонь о себя, посмотреть, поддастся ли она желанию обхватить меня пальцами, но я не смею рисковать. Я чувствую, как влага моего собственного возбуждения скользит по моему стволу, усиливая трение, и я так близок к тому, чтобы потерять преимущество в этом споре. Я могу только представить, что бы она сказала, если бы заставила меня кончить в штаны вот так.

Лиллиана облизывает губы, и, боже, я хочу верить, что это потому, что она хочет взять меня в рот. Но я знаю, что это от страха.

— Нет, — тихо говорит она. — Это совсем не похоже на это.

— Запомни это, — говорю я ей. — Это то, что ты будешь чувствовать в нашу первую брачную ночь. Не имеет значения, что ты говоришь. Не имеет значения, как сильно ты меня ненавидишь. Я спасаю тебя от худшей участи, Лиллиана Нарокова. И ты это поймешь, в конце концов. Но через две ночи я не остановлюсь.

Я отпускаю ее руку, отступая во второй раз несмотря на то, что каждая клеточка моего тела кричит мне продолжать, использовать ее для своего удовольствия. Мне отчаянно нужно кончить. Она смотрит на меня, на этот раз потеряв дар речи. И я использую этот момент, чтобы заставить себя выйти из комнаты.

Я не могу выбраться с третьего этажа. Я ныряю в ближайшую ванную, через две двери от меня, закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней, лихорадочно тянусь к молнии. Я даже не утруждаю себя включением гребаного света. Я сжимаю свой член в кулаке, и мои мысли заняты Лиллианой, ее вызывающими глазами, ее полными губами, ощущением ее руки, прижатой ко мне. Я провожу кулаком по всей длине, сильно и быстро, и перед моим мысленным взором она стоит на коленях, на ее лице горит тот же вызывающий взгляд, когда я просовываю свой член между ее губ в нашу первую брачную ночь.

Я кончаю через несколько секунд, накрыв другой ладонью головку моего члена, когда я толкаюсь в свою руку, представляя, что это ее, что я расстегнул молнию на себе и заставил ее почувствовать мою горячую плоть, когда я кончил в ее ладонь. Только когда головокружительный прилив удовольствия схлынул, и я стою, тяжело дыша и потея в темноте с пригоршней собственной спермы, я понимаю, как именно это утверждение прозвучало в моем сознании. Именно то, о чем я подумал, когда позволил себе расслабиться.

Наша брачная ночь должна наступить достаточно быстро. Чем скорее она будет у меня, тем скорее я смогу ее забыть.

Прежде чем она станет чем-то таким, от чего я не смогу избавиться.

ЛИЛЛИАНА

Утро дня моей свадьбы выдалось ярким и прекрасным, и мне кажется, что это совершенно неправильно. Это должна быть буря, гром и молния, мрачная и сердитая, то, что я чувствую по поводу всего этого фарса, который мне навязали. Вместо этого солнечный свет проникает сквозь шторы, когда я просыпаюсь. Я прижимаю руку к лицу, задаваясь вопросом, что произойдет, если я просто перевернусь и исчезну под одеялами.

Вместо этого раздается стук в дверь, все настаивают на вежливом стуке, что кажется мне совершенно нелепым, учитывая тот факт, что я всегда заперта здесь, и мгновение спустя Марика толкает ее и входит внутрь.

— Лиллиана? — Ее голос неуверенный, и я могу сказать, что она гадает, собираюсь ли я попытаться сопротивляться. Я хочу, но какой в этом смысл? Я выйду замуж за Николая, если даже им придется тащить меня туда, я не сомневаюсь.

По крайней мере, он был предельно ясен, когда приходил ко мне. С сегодняшнего дня, я буду принадлежать ему. И нет никого, кто может с этим что-то сделать.