Отравленные клятвы (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 35

— Мы едем на машине. Я готов скорее убраться отсюда, вот и все.

В его тоне есть что-то напряженное, что мне все же не нравится. Если нам не нужно успевать на самолет, нет причин так спешить, и мой желудок сжимается от холодного беспокойства, я иду в ванную, чтобы побросать все, что мне может понадобиться, в сумку. Это занимает у меня больше времени, чем, я думаю, ему нравится, но я на самом деле не знаю, что было куплено для меня, поэтому мне требуется минута, чтобы найти все это.

— Ты закончила? — Он едва ли не притопывает ногой, когда я выхожу со своими сумками, и я, прищурившись, смотрю на него.

— Может быть, тебе действительно нужен отпуск. Ты всегда такой напряженный?

Его лицо не меняется.

— Пойдем, Лиллиана.

Я начала понимать, что, когда он использует мое настоящее имя, а не одно из прозвищ, которые я презираю, это означает, что он серьезно относится ко всему, что говорит. Все, что это делает, это заставляет меня еще больше сопротивляться этому, потому что я не хочу, чтобы он думал, что может заставить меня делать то, что он хочет, используя мое имя.

От того, как он торопится, у меня бегут мурашки по коже. Сама идея отправиться с ним в отдаленный коттедж после того, как он так себя ведет, вызывает у меня все больший дискомфорт, но я не вижу выбора для себя. От этого никуда не деться. Если бы я попыталась сбежать, его охрана схватила бы меня, или он схватил бы меня сам, и я думаю, что предпочла бы, чтобы меня схватили охранники.

— Лиллиана. — Его голос снова прорезает воздух, и я свирепо смотрю на него.

— Да иду я! Поехали.

Когда мы выходим на улицу, там стоит машина, но без водителя. Я смущенно смотрю на Николая, когда он берет мои сумки и указывает на пассажирское сиденье.

— Я говорил, что буду за рулем.

— Нет, не говорил… — я замолкаю, чувствуя, как затягивается узел беспокойства. Он сказал, что мы поедем, что я истолковала как означающее, что нас повезут. Но теперь, видя припаркованный там Maserati и отсутствие водителя, становится ясно, что он сам повезет нас куда бы то ни было.

Вернусь ли я?

Все это не имеет смысла. Ему не нужно было жениться на мне, если он просто собирался убить меня на следующий день после свадьбы. Ему, конечно, не нужно было покупать мне одежду стоимостью в универмаг и другие предметы. Но это все еще заставляет меня чувствовать, как будто что-то не так.

— Ты не можешь купить мое доверие и любовь, — говорю я ему, садясь в машину, и он заводит двигатель. — Дизайнерская одежда и крутая машина, это не путь к моему сердцу.

— Я говорил тебе, что твое сердце меня не интересует. — Двигатель урчит, когда он сворачивает на длинную подъездную дорожку, и я борюсь с желанием потереть руки о маслянисто-мягкие кожаные сиденья. Я никогда раньше не была в такой шикарной машине.

— Ну да, конечно, только мое тело. — Я не утруждаю себя попытками скрыть отвращение в своем голосе. Я хочу, чтобы он знал, как сильно я этого не хочу. И я не хочу… точнее вообще-то уже не знаю.

— Лучше я, чем другие. — Он не смотрит на меня, выезжая на шоссе. — Я не причиню тебе вреда.

— У нас с тобой разные представления о том, что такое вред. — Я засовываю руки между колен. — Ты заставляешь меня делать то, чего я не хочу. Я думаю, это все же причиняет боль и некий вред.

— Тогда ты понятия не имеешь, что такое настоящая боль.

— А ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — огрызаюсь я в ответ, стиснув зубы, пытаясь сдержать мгновенную вспышку гнева, которая разрастается в моей груди. Как он смеет? Он понятия не имеет, какой была моя жизнь, и через что я прошла.

— Я понимал бы лучше, если бы ты разговаривала со мной вместо того, чтобы постоянно бросать в меня резкими словами. — Челюсть Николая сжата, и я могу сказать, что он тоже злится. Вот и чудненько. Если мы супружеская пара, мы могли бы и поспорить.

— Я не думаю, что тебя это действительно волнует.

— Думай что хочешь. Но мы собираемся побыть вместе несколько дней, и, если ты не хочешь тратить время на разговоры, я знаю, на что еще мы его потратим. — Он смотрит на меня с горячим блеском в глазах. — Но мы все равно будем делать именно это, большую часть времени.

Мой желудок снова завязывается узлом, от страха, говорю я себе, а не от какого-либо предвкушения. Я не хочу ложиться с ним в постель. Я не хочу иметь с ним ничего общего, но у меня мелькает воспоминание о сегодняшнем утре, о его языке между моих ног, мягком, влажном и горячем, и мои бедра непроизвольно сжимаются, между ними возникает слабая пульсация.

Чем дальше мы удаляемся от города, тем больше ощущается зима. К тому времени, как Николай сообщает мне, что мы подъезжаем к коттеджу, идет снег, и я с опаской смотрю на него, пока он замедляет ход машины на извилистой дороге. Последнее, чего я хочу, это быть заваленной снегом вместе с ним.

Мне пришло в голову, что я могла бы использовать это как возможность сбежать. Что есть шанс, что здесь мне будет легче ускользнуть от него. Он не сказал, будет ли охрана или нет, а если нет, то это будет только он. Если бы я могла украсть немного денег или машину, или даже если я не смогу, я все равно могла бы сбежать. С остальным я разберусь позже.

Я знаю, что на самом деле это не план. Во всяком случае, не какой-то приличный, но я понятия не имею, что еще можно сделать. Если я вернусь с ним в город, когда закончится этот странный медовый месяц, я не думаю, что у меня будет еще одна попытка. Не скоро…если вообще когда-нибудь.

Хижина не такая, как я себе представляла. Я представляла что-то крошечное и простоватое, но то, что возвышается посреди деревьев и снега, приветствуя нас, гораздо роскошнее. Она сделана из светлого дерева, двухэтажная, с темной остроконечной крышей и верандой вокруг. Подъезжая ближе, я вижу, что дверь окрашена в темно-зеленый цвет леса, а на земле разбросан снег, из-за чего все это выглядит как картинка из журнала.

Николай бросает на меня взгляд.

— Добро пожаловать в наш медовый месяц.

ЛИЛЛИАНА

Николай заглушает двигатель, выходит, чтобы обойти и открыть мне дверь. Я плотнее запахиваю пальто, выходя, чувствуя, как усиливается ветер. Дело не столько в том, что здесь холоднее, чем в городе, но ощущения другие. Воздух кажется свежим и колким, а снег хрустит под моими ногами, когда я следую за Николаем к передней части дома.

Он включает свет, когда мы заходим внутрь, и дом мгновенно заливается теплым маслянистым сиянием. Полы из блестящего твердого дерева, тканый ковер ведет из фойе в холл, и я скидываю ботинки, вешаю пальто, когда Николай снимает его с моих плеч. Он ведет себя как джентльмен, но я все еще беспокоюсь обо всем этом. Я не видела других домов на многие мили вокруг, и мне здесь очень неуютно из-за этого… только мы вдвоем. Но я также не видела никакой охраны. Это означает, что мой предварительный план в какой-то момент может оказаться просто возможным.

Неужели это так плохо? Эта мысль мелькает у меня в голове, и я тут же отгоняю ее. Я имею в виду именно это, когда говорю, что он не купит мое согласие, и я твердо намерена придерживаться этого. Мне никогда ничего из этого не было нужно, напоминаю я себе, когда мы входим в гостиную дома. И я не собираюсь начинать сейчас.

Николай включает другой светильник, наполняя комнату тем же теплым, уютным сиянием. Дом меблирован и оформлен в теплых тонах дерева и мягкого текстиля, а у дальней стены, между двумя большими окнами, выходящими на снежную ночь за окном, есть огромный каменный камин.

— Я разведу огонь и принесу нам что-нибудь выпить. Садись. — Он указывает на один из мягких темно-коричневых диванов.

— Ты когда-нибудь говоришь что-нибудь таким образом, чтобы не звучало, как будто ты отдашь приказы?

Я ожидаю от него раздраженной реплики, но вместо этого он внезапно поворачивается, подходя ближе ко мне. Он двигается плавно, быстрее, чем я ожидала, и его пальцы оказываются у меня под подбородком, приподнимая его так, что я смотрю в эти серо-голубые глаза.