Отравленные клятвы (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 50

— Молчи, — говорит он низким голосом. — И дотронься до меня, если увидишь там что-нибудь.

На маленьком пространстве воцаряется тишина, и обычно я была бы благодарна за это, но прямо сейчас я бы отдала все, чтобы заглушить свои скачущие мысли. В моей голове все перепуталось, паутина замешательства из-за того, как приятно трахаться с ним, насколько он изменился здесь, теория, которая у меня была, была настолько неверной, и план, который я начала предварительно формировать, когда поняла, что мы забираем оружие глубоко в лес.

Это мой шанс сбежать. Я не знаю, как именно, по крайней мере, я не знаю, как после того, как я прошла мимо Николая. Однажды я уже убежала в лес и узнала из первых рук, как трудно будет найти выход. Сбежать. Но я не могу просто так это оставить. Я не могу просто сдаться и позволить посадить себя в клетку. Кто-нибудь скоро будет искать меня, если я добьюсь успеха, а у меня нет ни документов, ни денег, ни чего-либо еще. Если я вернусь в хижину, я могу найти немного денег в вещах Николая. Мне почти наверняка придется рискнуть. Но без удостоверения личности я никуда не смогу купить билет. Ни на самолет, ни на поезд, ни на что другое. Я не смогу даже арендовать автомобиль.

Я разберусь с этим, тихо говорю я себе, сидя там и наблюдая за снежным простором за нами с Николаем. Моя винтовка рядом, в пределах досягаемости, и я нервно дышу, ожидая момента, когда Николай наконец увидит оленя, медленно бредущего по снегу. Что-то сжимается у меня в груди. Это выглядит так невинно, так мирно. Оно ничего не сделал, чтобы заслужить это. На него охотятся, и он даже не знает об этом.

Я хочу схватить Николая за руку и сказать ему остановиться. Но мне нужно, чтобы он отвлекся. Мне нужно убежать больше, чем оленю. Поэтому я не двигаюсь. Я не говорю. Я ничего не предпринимаю, пока не вижу, как его палец нажимает на спусковой крючок, раздается эхо выстрела, и я понятия не имею, выстрелил он или нет, потому что я уже хватаюсь за свой собственную винтовку.

— Черт! — Восклицает Николай, но в его голосе нет злости. — Это был чертовски удачный выстрел. Послушай, зайчонок…

Его голос затихает, когда он поворачивается и видит, что моя винтовка направлена прямо на него.

НИКОЛАЙ

На мгновение я не могу поверить в то, что я, блядь, вижу.

Моя милая, невинная жена, Лиллиана Васильева-Нарокова, держит меня на гребаной мушке. Она держит винтовку, направленную мне в грудь, и, хотя я совсем не уверен в ее способности эффективно обращаться с этой штукой, я думаю, что с такого расстояния было бы трудно промахнуться.

— Лиллиана. — Я вкладываю в свой голос каждую унцию серьезности, на которую способен, чтобы убедиться, что она слышит, насколько я чертовски зол. — Какого хрена ты думаешь, что делаешь?

— Я ухожу отсюда. — Ее голос дрожит, но я чертовски уверен, что она так просто не отступит. Это то, чего она требовала с того момента, как я приготовил для нас ужин. — Отпусти меня, и я не буду в тебя стрелять.

— Ты в любом случае в меня не выстрелишь. — Я не совсем уверен в этом, на самом деле, я думаю, что есть вероятность, что она может выстрелить в меня просто случайно.

— Ни хрена подобного. — Ее голос похож на шипение сквозь зубы, и я слышу, как она зла. Как отчаянна, как напугана.

Почему она не может понять, от чего я пытаюсь ее уберечь?

— Лиллиана. Опусти оружие.

— Отпусти меня, и я заберу это с собой. После этого ты можешь делать все, что захочешь.

— Я пойду за тобой, поверь мне. И ты не уйдешь.

— Я рискну. — Ее голос снова дрожит. — Отпусти меня.

— Нет. — Я стою там, глядя на нее сверху вниз, и я знаю, что все, что я собираюсь сделать, мне придется делать быстро. Ее палец находится рядом со спусковым крючком, слава богу, я думаю, она не хуже меня знает, как легко она может случайно выстрелить, и, если ей удастся добраться до него, она может ранить или убить меня. Черт возьми, она, вероятно, поранится от отдачи.

Я надеюсь, еще на мгновение, что, если я надавлю на нее, она сдастся. Но быстро становится очевидно, что этого не произойдет.

Я разоружал опытных мужчин с оружием. Мне просто нужно действовать быстро, и я действую. Прежде чем она успевает отреагировать, я хватаю ствол и отворачиваю его, а у нее недостаточно сил, чтобы удержать его. Я вырываю его у нее из рук, и она ахает, ее глаза расширяются от ужаса.

— Николай…

— Нет, это мы проходили. Убирайся. Спустись по лестнице. Я последую за тобой. — Я направляю винтовку в ее сторону, и она издает испуганный писк, который доставляет больше удовольствия, чем следовало бы.

Хорошо. Ей нужно бояться. Ей нужно понять, что это не игра.

— Иди, — рычу я на нее, и впервые в своей чертовой жизни она повинуется.

Я и подумать не мог, что день пройдет вот так, где я вывожу свою жену из-за деревьев в лесу с оружием, приставленным к ее спине. Я с сожалением смотрю на мертвого оленя на снегу, это чертовски бесполезная трата времени, но я не могу пойти и забрать его сейчас, а в доме намеренно больше никого нет. Это просто нужно предоставить природе.

Взгляд Лиллианы тоже переключается на оленя, но я знаю, что она думает о чем-то совсем другом. Она видит себя там, в снегу, истекающей кровью. Я подхожу к ней ближе, винтовка упирается ей в позвоночник.

— Если бы ты была кем-то другим и наставила на меня пистолет, — говорю я ей тихим, опасным тоном, — ты бы делала именно то, о чем сейчас думаешь. Ты бы истекала кровью в этом снегу, и ничто не смогло бы тебе помочь. Ты понимаешь меня? Ты жива только потому, что ты моя жена.

— Это поможет мне остаться в живых? — Шепчет она, и я впервые слышу настоящий страх в ее голосе. Я ненавижу это и люблю одновременно, я никогда не хотел, чтобы она боялась меня, но что-то в этом страхе меня тоже волнует.

Она недооценила меня. Она недооценила, каким мужчиной я могу быть. И, возможно, ей пора научиться. Я подталкиваю ее к тропе, приставив пистолет к ее спине.

— Мы возвращаемся в хижину. А потом мы поговорим.

Я не знаю, долго ли разговоры будут частью происходящего. Я собираюсь наказать ее. Это то, что должно было произойти, когда она начала эту договоренность с острого языка и язвительных слов. Я пытался быть с ней нежным. Пытался быть мягче. Я пытался дать ей понять, что помогаю ей. Но все закончилось тем, что оружие было направлен мне в грудь.

Итак, теперь все изменится.

— Нам не о чем говорить, — шипит она с неожиданной язвительностью для женщины на прицеле. — Ты не можешь сказать ничего такого, что заставило бы меня захотеть остаться здесь, с тобой, Николай. Особенно теперь, когда я знаю, что ты действительно такой человек, как и все твое окружение. Жестокий и грубый и…

Я снова приставляю винтовку к ее спине, просто чтобы напомнить ей о ее ситуации, пока мы идем.

— Я не собираюсь убеждать тебя остаться здесь со мной, Лиллиана. Нет мира, в котором ты не будешь со мной. А что касается того, что я за человек… ты наставила на меня пистолет. Я реагирую на это. И как я уже сказал, если бы ты не была моей женой, все прошло бы совсем по-другому.

У нее нет ответа на это. На самом деле, она не произносит ни слова, пока мы не возвращаемся в коттедж, и в этот момент она упирается пятками в перспективу зайти внутрь.

— Николай…

— Иди в дом Лиллиана. Ты войдешь внутрь, а затем поднимешься по лестнице, и мы пройдем весь путь до спальни. Затем мы поговорим.

— Мне не нравится, как ты это говоришь.

— Мне все равно. — Я снова тыкаю оружием ей в спину. — Иди.

Она делает то, что я ей говорю. Я вижу, как дрожат ее руки, и она сжимает их в кулаки, медленно проходя через дом и поднимаясь по лестнице, направляясь в спальню, которую я, к сожалению, считаю нашей. В тот момент, когда она очень медленно входит внутрь, я кладу пистолет за пределами комнаты. А затем закрываю дверь и запираю ее.

— Сейчас. Никакого оружия. Тебе нечего пытаться схватить и угрожать мне, и тебе нечего бояться, что я собираюсь применить его против тебя.