Все, что остается - Корнуэлл Патрисия. Страница 73

— Этих данных недостаточно для предъявления обвинения в убийстве, — сказала я Марино. — Необходима нечто большее, чем констатация факта, что по составу крови он попадает в группу людей, насчитывающую несколько тысяч человек.

— Жалко, что первый анализ недостаточно полный.

— В то время не исследовали такого количества параметров, как теперь, — ответила я.

— Может быть, это можно сделать сегодня? — предположил он. — Если мы сможем ограничить круг лиц, то это здорово поможет в расследовании. Это проклятое исследование продлится еще недели.

— Они не смогут провести его, — сказала я Марино. — Кровь, взятая из машины Элизабет, слишком старая. За прошедшие годы часть ферментов разрушилась, поэтому сегодняшние результаты будут еще менее точными, чем результаты восьмилетней давности. Самое лучшее, что у нас есть, — это различие по АВО, причем следует иметь в виду, что почти половина населения страны имеет кровь группы О. У нас нет другого выхода, как ждать результатов анализа. Кроме того, — добавила я, — даже если сейчас ты сможешь засадить Спурриера, его наверняка выпустят под залог. Надеюсь, он все еще под наблюдением?

— За ним неотступно следят, но, можно спорить, он об этом догадывается. Положительный момент заключается в том, что он не попытается ни на кого напасть. Негативный — у него есть время уничтожить любые улики, которые мы не смогли обнаружить. Например, орудия преступления…

— Предполагаемая потеря спортивной сумки.

— Не говоря о том, что мы не смогли найти ее. Мы перерыли все в его шкафах.

— Может быть, следует простучать стенки самих шкафов?

— Да, возможно.

Я попыталась представить, где еще Спурриер мог спрятать спортивную сумку, и вдруг меня осенило. Не знаю, почему не подумала об этом раньше.

— А как сложен Спурриер? — спросила я.

— Он не слишком крупный, но выглядит довольно крепким. Ни одной унции лишнего жира.

— Наверное, он занимается спортом.

— Возможно, а что?

— Если он где-то тренируется, например, в клубе атлетизма, то у него должен быть свой шкафчик. Когда я училась в Вествуде, у меня такой шкафчик был. Если бы я захотела что-либо спрятать, то надежнее места не найти. Никто ничего не заподозрит, если он выйдет из спортзала со спортивной сумкой или оставит ее в шкафчике.

— Интересная мысль, — задумчиво проговорил Марино. — Я поспрашиваю, посмотрим, что мы найдем.

Он закурил еще одну сигарету и открыл свой кейс.

— Тут у меня фотографии его квартиры, если тебе интересно.

Я посмотрела на часы.

— У меня полно дел внизу. Давай, но только быстро. Марино передал мне толстый конверт. Фотографии были разложены по порядку, и их просмотр был равносилен взгляду на квартиру Спурриера глазами Марино, начиная с колониального кирпичного фасада дома, перед которым были насажены деревья и к черной парадной двери которого вела дорожка из кирпича. Позади дома виднелась выложенная плитами дорожка, ведущая к гаражу.

Разложив еще несколько фотографий, я оказалась посреди гостиной. На чистом деревянном полу около кофейного столика стояла кожаная кушетка. Строго посередине стола высилось неровное растение, выполненное из бронзы, как бы выраставшее из сердцевины коралла. Недавний номер журнала «Смитсониан» был идеально выровнен с краями стола. Посередине журнала лежал блок телевизионного дистанционного управления. Им, как я догадалась, управлялся телепроектор, который, подобно космическому кораблю, свисал с белоснежного потолка. Восьмидесятидюймовый экран был встроен в безукоризненно вертикальный бар, возвышавшийся над полкой с видеокассетами, аккуратно расставленными и надписанными, и множеством книг, названия которых я не могла разобрать. Сбоку от книжного шкафа стояло какое-то сложное электронное оборудование.

— У этого типа тут собственный кинотеатр, — сказал Марино. — Круговой звук, динамики в каждой комнате. Вся система стоит, наверное, дороже твоего «мерседеса», и должен тебе сказать, что по ночам он смотрел отнюдь не «Звуки музыки». Те пленки, что стоят в шкафу, — Марино протянул руку через стол и показал мне соответствующую фотографию, — все они дерьмового типа, как «Смертельное оружие», про Вьетнам, засады, преследования. На полке справа — отличные пленки. Выглядят, как популярные фильмы, но вставь их в плеер — и сразу же удивишься. Кассету, помеченную как «На золотом пруду», следовало бы назвать «В выгребной яме». Самая откровенная и разнузданная порнография. Мы с Бентоном весь вчерашний день смотрели эту муру. Невероятно. Буквально каждую минуту мне хотелось смыть с себя грязь.

— Вы нашли какие-нибудь самодельные фильмы?

— Нет. И никакого фотооборудования также.

Я взглянула на другие фотографии. В столовой стоял еще один стеклянный стол, он был окружен прозрачными стульями с сиденьями из акрила. Я обратила внимание, что пол ни в одной из комнат не был покрыт паласом или ковром.

Кухня выглядела стерильно чистой и современной. На окнах установлены серые жалюзи. Ни в одной из комнат не было ни штор, ни занавесок, ни ковров; их не было даже в спальне, где этот тип проводил ночь. Бронзовая кровать была поистине королевских размеров, тонкой работы, застелена белыми простынями, но никакого покрывала. Распахнутые одежные шкафы являли на мое обозрение спортивные костюмы, о которых мне рассказывал Марино, в коробках на полу лежали пакеты хирургических перчаток и калош.

— Во всем доме нигде нет материи, — высказала я свое удивление, складывая фотографии обратно в конверт. — Никогда прежде я не видела дома, в котором не было хотя бы одного ковра.

— Никаких занавесок. Даже в ванной, — сказал Марино. — Она отделена стеклянными дверями. Конечно, там есть полотенца, простыни, его одежда.

— Которую он, как видно, постоянно стирает.

— Обивка в его «линкольне» кожаная, — сказал Марино. — А пол покрыт пластиковыми матами.

— У него нет домашних животных?

— Нет.

— То, как он обставил свой дом, может свидетельствовать о большем, чем просто о его личности.

Марино посмотрел мне в глаза.

— Да, думаю, так.

— Волокна, волоски шерсти домашних животных, — сказала я. — Ему нечего опасаться, что он случайно может куда-то их занести.

— Тебе не показалось странным, что все брошенные им машины, проходящие по этим делам, были поразительно чистыми?

— Да.

— Наверное, он их пылесосит после совершения преступления, — сказал Марино.

— На автоматической станции?

— На бензозаправке, в гараже — в любом месте, где есть пылесос-автомат. Убийства были совершены ночью. К тому времени, когда он останавливался где-нибудь пропылесосить машину, было уже мало народа, так что почти некому было наблюдать, что происходит.

— Все может быть, кто знает, что он делал? — сказала я. — Перед нами встает картина жизни человека, одержимого чистотой и аккуратностью. Человека параноидального склада, знакомого с различными видами доказательств, которые играют важную роль в судебной экспертизе и в суде.

Откинувшись в кресле, Марино сказал:

— Я заезжал в бар «Семь-одиннадцать», где останавливались Дебора и Фред до исчезновения, и беседовал со служащей.

— Элен Джордан?. Он кивнул.

— Я показал ей несколько фотографий и спросил, нет ли на них человека, похожего на того, который покупал кофе в ту ночь, когда там находились Фред и Дебора. Она указала на Спурриера.

— Она уверена?

— Да. Сказала, на нем был темный пиджак. Она запомнила лишь, что тот парень был в темной одежде.

Мне кажется, когда Спурриер зашел в бар «Семь-одиннадцать», на нем уже был один из спортивных костюмов. Я долго размышлял. Давай начнем с двух моментов, о которых мы знаем наверняка. Внутри брошенные машины были очень чистыми, и в четырех случаях, имевших место до убийства Деборы и Фреда, на сиденье водителя были обнаружены хлопчатобумажные нити, правильно?

— Да, — согласилась я.

— Хорошо. Думаю, этот тип отправился на охоту за жертвами и натолкнулся на Фреда и Дебору, скорее всего, увидел их в машине сидевшими близко друг к другу — ее голова на плече Фреда, или что-нибудь в этом роде. Он выбирает их в качестве жертв, следует за ними. Сразу же после них заходит в бар «Семь-одиннадцать». К этому времени он мог уже облачиться в спортивный костюм, например, в своей машине. Он входит в бар, болтается в нем, просматривает журналы, покупает кофе, прислушивается к их разговору с официанткой. Подслушивает, как она объясняет им дорогу до стоянки зоны отдыха с ванной комнатой. Затем выходит из бара и направляется на Шестьдесят четвертую улицу, заворачивает на стоянку для отдыха и паркует машину. Достает из сумки оружие, веревки, перчатки и так далее, полностью готовится к встрече, пока Дебора и Фред едут к стоянке. Не исключено, что он подождал, пока Дебора скрылась в дамской комнате, затем подошел к Фреду, рассказал ему какую-нибудь историю о сломавшейся машине или что-нибудь в этом роде. Спурриер мог сказать, что тренировался в спортивном зале, а машина сломалась по дороге домой, объясняя, таким образом, почему он так одет.