Вскрытие показало... - Корнуэлл Патрисия. Страница 32

Мы свернули на узкую, в два ряда усаженную деревьями улицу одного из новых районов. Все дома были одинаковые – одноэтажные, приземистые, они своим видом наводили на мысли о ранчо Дикого Запада, а плотностью застройки и второсортными отделочными материалами – на дешевизну жилья в этой части города. Повсюду виднелись объявления "Продается" с адресами и телефонами риелторских компаний, некоторые дома еще не достроили. Газоны в основном успели засеять травкой и оживить низенькими кустиками барбариса и садовыми деревцами.

В двух кварталах от нас находился небольшой серый дом, в котором менее восьми недель назад была задушена Бренда Степп. Дом не продали и не сдали – кому захочется жить там, где совершилось жестокое убийство? У соседних с домом Бренды домов виднелись таблички "Продается".

Мы припарковались напротив и сидели тихо, открыв окна. Я отметила про себя, что на улице всего несколько фонарей. По ночам тут, наверное, хоть глаз коли, и если преступник оделся в темное и был достаточно осторожен, неудивительно, что его никто не заметил.

– Убийца проник через окно кухни – оно выходит во двор, – нарушил молчание Марино. – Бренда Степп пришла домой где-то в девять-полдесятого. В гостиной мы обнаружили пакет с продуктами. Самое позднее время, которое было зафиксировано на этикетке – восемь часов пятьдесят минут. Бренда вернулась домой, приготовила ужин. В тот вечер было тепло, и она решила проветрить кухню – логично, если учесть, что она жарила говяжьи котлеты с луком.

Я кивнула, вспомнив, что нашли у Бренды в желудке.

– После котлет с луком замучаешься проветривать. Духан стоит – хоть топор вешай, по крайней мере у меня дома. В мусорном ведре под раковиной мы нашли упаковку из-под готового фарша, пакет из-под соуса для спагетти, луковую шелуху, да еще в раковине отмокала жирная сковородка. – Марино помолчал, потом добавил глубокомысленно: – Так вот жаришь себе котлеты с луком и не знаешь, чем это чревато. Ведь если бы Бренда разогрела готовую запеканку с тунцом или съела бутерброд, ей, глядишь, и не пришлось бы оставлять окно открытым.

Любимое занятие всякого, кто расследует убийство, – размышлять: а что, если?.. Что, если бы мистеру N не приспичило зайти за пачкой сигарет в ближайший супермаркет как раз в тот момент, когда двое вооруженных бандитов взяли в заложники кассиршу? Что, если бы миссис В не вздумала выбросить старый наполнитель для кошачьего туалета как раз в тот момент, когда возле дома околачивался преступник, сбежавший из тюрьмы? Что, если бы мистер R не поссорился со своей девушкой, не сел в машину и не выехал на шоссе как раз в тот момент, когда пьяный водитель вырулил не с той стороны?

– А вы заметили, что магистраль проходит всего в миле отсюда? – спросил Марино.

– Конечно. За углом, как раз перед поворотом на эту улицу, есть автостоянка, – припомнила я. – Там удобно оставить машину, а до дома жертвы идти пешком.

– Несостыковочка, – возразил Марино. – Автостоянка закрывается в полночь.

Я закурила следующую сигарету и вспомнила высказывание о том, что детектив, если он хочет раскрыть преступление, должен научиться мыслить как преступник.

– Сержант, а что бы вы сделали на месте убийцы?

– На месте убийцы?

– Ну да, на месте убийцы.

– Все зависит от того, был бы я актеришкой вроде Мэтта Петерсена или просто маньяком, который выслеживает женщин и душит их.

– Предположим, вы были бы просто маньяком, – произнесла я ровным голосом.

Марино заржал, радуясь, что подловил меня.

– Ага, попались, доктор Скарпетта! Вы должны были спросить, в чем разница между маньяком-актером и просто маньяком. А разницы-то и нет никакой! Говорю вам, маньяк-актер и маньяк-сантехник ведут себя совершенно одинаково! Одинаково – и не важно, чем они занимаются днем на работе. Стоит мне, просто маньяку, выйти на дело, как все социальные и прочие заморочки отходят на второй план. Маньяк – он и есть маньяк, будь он хоть врач, хоть адвокат, хоть индейский вождь.

– Продолжайте.

– Перво-наперво женщину нужно увидеть и как-нибудь вступить с ней в контакт. Например, я коммивояжер, хожу по домам с товаром, или работаю посыльным – доставляю цветы. И вот я у двери, незнакомая женщина открывает, и мой внутренний голос нашептывает: "Это она". А может, я строитель, работаю по соседству с ее домом, то и дело вижу ее, и она всегда одна. Я западаю на эту женщину. Может, я слежу за ней с неделю, пытаюсь выяснить, каковы ее привычки – например, по свету в окнах определяю, во сколько она ложится спать, узнаю, какая у нее машина.

– Но почему вы западаете именно на нее? Разве мало других женщин?

– Потому что она меня цепляет, – коротко объяснил Марино.

– Своей внешностью?

– Не обязательно, – вслух размышлял Марино. – Скорее своим ко мне отношением. Она работает. Она живет в хорошем доме, значит, получает достаточно, чтобы обеспечить себе достойное существование. Часто успешные женщины высокомерны. Может, мне не понравилось, как она со мной разговаривала. Может, она задела мое мужское самолюбие, дала понять, что такой, как я, ей не пара.

– Все убитые были успешными женщинами, – произнесла я. – Впрочем, большинство одиноких женщин работает.

– Верно. И я, просто маньяк, непременно узнаю, что она живет одна, узнаю наверняка, по крайней мере внушу себе, что узнал наверняка. Я ей покажу, она у меня еще попляшет. Вот наступают выходные, и я чувствую, что готов. Дожидаюсь полуночи, сажусь в машину. Местность мне уже знакома. Я время даром не терял – все распланировал. Машину можно было бы оставить на стоянке, да вот беда – стоянка в полночь закрывается. Моя тачка будет торчать, как бельмо на глазу. Зато рядом с супермаркетом имеется автосервис. Почему бы не оставить тачку там? Автосервис работает до десяти, у ворот всегда полно машин – они дожидаются ремонта. Внимания на них никто не обращает – даже копы, которых я особенно опасаюсь. А вот если бы я оставил машину на стоянке, какой-нибудь дежурный полицейский уж наверное заметил бы ее и, чего доброго, позвонил бы куда следует и выяснил, кто владелец.

Марино рассказывал с леденящими кровь подробностями. Вот он, одетый в темное, пробирается по улице, стараясь держаться в тени деревьев. Когда он подходит к нужному дому, уровень адреналина у него повышается при мысли, что женщина, имени которой он, возможно, и не знает, сейчас в своей постели. Ее машина во дворе. Свет горит только на крыльце – значит, женщина спит.

Он медлит, стоя в тени, еще раз оценивает ситуацию. Оглядывается, убеждается, что его никто не засек. Идет во двор дома, где гораздо безопаснее. С улицы его теперь не видно, дома напротив находятся в акре от него, фонари не горят, вокруг ни души. Темень хоть глаз коли.

Маньяк приближается к окнам и сразу обнаруживает, что одно из них открыто. Остается только разрезать москитную сетку и отодвинуть шпингалет изнутри. Через несколько секунд рама с москитной сеткой валяется на траве. Маньяк влезает в окно и осматривается: даже в темноте видно, что он попал на кухню.

– Забравшись в дом, – продолжал Марино, – я с минуту стою затаив дыхание и прислушиваюсь. Все спокойно. Довольный, выхожу в коридор и ищу комнату, в которой спит моя жертва. Дом невелик, и я быстро обнаруживаю спальню. Я уже успел надеть лыжную шапку с прорезями для глаз.

– Зачем? Ведь женщине не суждено опознать преступника – минуты ее сочтены.

– А волосы? Я не такой дурак. На сон грядущий я читаю детективы, может, даже выучил наизусть все десять способов идентификации преступника, которые используют копы. Никто не найдет ни единого моего волоска – ни на жертве, ни в ее доме.

– Раз вы такой умный, – теперь я попыталась поймать Марино, – почему вы не подумали о ДНК? Вы что, газет не читаете?

– Еще не хватало, чтоб маньяк пользовался резинками! Вам меня не поймать – я слишком ловок. У вас не будет, с чем сравнить ДНК из моей спермы – нет, этот номер не пройдет. По волосам вычислить преступника все же легче. А я не хочу, чтоб вы знали, белый я или чернокожий, блондин или рыжий.