Вскрытие показало... - Корнуэлл Патрисия. Страница 66

– Вот и проверь, – сказал Уэсли. – Возьми пару ребят и прочеши круглосуточные пиццерии.

Господи, да ведь завтра пятница!

– Пит, узнай, есть ли хоть одна пиццерия, в которой заказывали пиццу все пять убитых. Тебе это особого труда не составит – в компьютере это должно быть отображено.

Марино вышел и через минуту вернулся с "Желтыми страницами". Он нашел раздел "Пиццерии" и принялся выписывать адреса и телефоны.

Мы продолжали прикидывать, где еще мог работать маньяк. Диспетчеры "скорой помощи" и телефонных компаний тоже круглосуточно принимают звонки. Налоговые инспекторы не стесняются звонить после десяти вечера, отрывая население от любимых телепрограмм. Нельзя также сбрасывать со счетов ночных сторожей, охранников, работников бензозаправок, которые коротают ночные дежурства, играя в "на кого Бог пошлет" с телефонным справочником или муниципальной базой данных.

У меня уже голова шла кругом. Как, ну как из этого множества людей выделить маньяка?

И еще мне не давала покоя одна подспудная мысль.

"Ты все слишком усложняешь, – шептал внутренний голос. – Ты все дальше отходишь от реальных улик".

Я не отрывала взгляда от мясистого потного лица Марино, от его бегающих глазок. Он устал, извелся. Он пестует свою обиду, имеющую глубоко запрятанные корни. Почему он такой вспыльчивый? Что он там говорил об образе мыслей маньяка – дескать, маньяк ненавидит успешных женщин, потому что они высокомерные?

Всякий раз, когда я пыталась поговорить с Марино, мне сообщали, что он "на дежурстве". И Марино был в домах всех пяти задушенных женщин.

В доме Лори Петерсен доблестный сержант казался бодрым – сна ни в одном глазу. А ложился ли он вообще спать в ту ночь? Не странно ли, что он так активно пытался повесить все убийства на Мэтта Петерсена?

Нет, Марино не подходит по возрасту, убеждала я себя.

Он большую часть времени проводит в машине. Его работа заключается отнюдь не в ответах на звонки. Значит, никакой связи между Марино и убитыми женщинами нет.

Что еще важнее, сержант не отличается каким-то особенным запахом пота, и если комбинезон принадлежал ему, зачем тогда он сам принес его в лабораторию?

Если, конечно, Марино не пытается вывернуть нашу версию наизнанку, потому что знает слишком много. Ведь он, в конце концов, эксперт, он ведет расследование, он достаточно опытен, чтобы быть как спасителем, так и самим дьяволом.

Да, сомнений не оставалось: все это время я не желала признать, что убийцей мог быть полицейский.

Не Марино, нет. Но один из тех, с кем сержант давно работает. Тот, кто покупал темно-синие комбинезоны в разных магазинах спецодежды, мыл руки борным мылом, в больших количествах имеющимся в туалетах нашего министерства, знал достаточно о судебной медицине и расследованиях, чтобы дурачить своих коллег, а заодно и меня. Коп, который стал плохим. Или психопат, устроившийся на работу в полицию, – силовые структуры часто привлекают людей с отклонениями в психике.

Мы еще раньше выяснили, какие бригады полицейских дежурили в домах и возле домов убитых женщин. Но вот узнать, кто из людей в форме был на дежурстве, когда обнаружились тела, нам не пришло в голову.

Возможно, какой-нибудь полицейский во время смены набирал наугад номера из телефонного справочника. Возможно, он сначала слышал голос будущей жертвы. Голоса женщин сводили его с ума. Он убивал женщину, но продолжал околачиваться поблизости, ожидая, пока обнаружат тело.

– Ставку нужно сделать на Мэтта Петерсена, – обратился Уэсли к Марино. – Он сейчас в городе?

– Да. По крайней мере, должен быть.

– Пит, тебе надо пойти к нему и разузнать, не упоминала ли его жена каких-нибудь агентов по продажам или типов, что звонят и говорят "Вы победили в конкурсе" или "Голосуйте за нашего кандидата". Короче, узнай обо всех телефонных звонках.

Марино с грохотом отодвинул стул.

Я промолчала. Я еще не готова была озвучить свои соображения.

Вместо этого я спросила:

– А нельзя ли будет получить распечатку или кассету с записью звонков, которые поступали в полицию, когда были найдены тела? Мне бы хотелось узнать точно, в какое время поступали такие звонки и когда приезжала полиция. Особенно меня интересует случай Лори Петерсен. Время смерти очень важно – тогда мы бы определили, во сколько убийца уходит с работы. Если, конечно, считать, что он работает в вечернюю смену.

– Не вопрос, – равнодушно сказал Марино. – Поедемте со мной. Сначала к Петерсену, потом в диспетчерскую.

Петерсена не было дома. Марино оставил свою визитку под медным дверным молотком у него на крыльце.

– Вряд ли Петерсен мне перезвонит, – буркнул сержант, забираясь обратно в машину.

– А почему вы так думаете?

– Да я позавчера приезжал, так он меня и на порог не пустил. Столбом стоял в дверях. Снизошел до того, чтоб понюхать комбинезон, а потом велел мне убираться к чертям, дверь захлопнул перед носом, сказал, что будет говорить со своим адвокатом, потому что детектор лжи подтвердил его невиновность, а я его якобы терроризировал.

– А разве вы его не терроризировали? – съязвила я.

Марино одарил меня красноречивым взглядом и едва заметно улыбнулся.

Мы выехали из западного округа и теперь направлялись в центр города.

– Вот вы говорите, тест на ионы выявил буру. – Марино сменил тему. – Значит, вы отмели версию с театральным гримом?

– В гриме бура не содержится, – ответила я. – Под лазером светились румяна под названием "Золотистый загар". Но в них нет буры. Кроме того, весьма вероятно, что Петерсен оставил отпечатки на теле своей жены, когда прикасался к ней, еще как следует не смыв этот самый "Золотистый загар" с рук.

– А как же быть с "блестками" на ноже?

– Их недостаточно, чтобы провести полноценное исследование. Только я не думаю, что это грим.

– Откуда такая уверенность?

– Это не порошок, не гранулы. У "Золотистого загара" кремовая основа. Помните, вы принесли в лабораторию большую белую банку с темно-розовым кремом?

Марино кивнул.

– Это и был "Золотистый загар". Да, в его состав входит вещество, за счет которого он светится под лучом лазера. Однако эти румяна ведут себя не так, как борное мыло. От румян остаются точечные следы с высокой концентрацией "блесток", и только на тех местах, к которым прикасается человек с румянами на пальцах. От борного же мыла "блестки" летят во все стороны.

– Значит, на ключицах Лори Петерсен все-таки были румяна.

– Да. И на отпечатках пальцев Мэтта Петерсена тоже. Там "блестки" находятся строго вокруг самих чернильных отпечатков, и нигде больше. А "блестки" на ноже Петерсена совсем не такие. Они словно распылены – точно так же как на телах жертв.

– Вы имеете в виду, что если бы Петерсен руками в гриме взялся за нож, отпечатки с "блестками" были бы совсем не такие?

– Именно.

– А что вы скажете о "блестках" на телах, удавках и прочем?

– На запястьях Лори концентрация "блесток" была достаточной, чтобы сделать однозначный вывод – это бура.

Марино поднял на меня свои блестящие глазки.

– Стало быть, мы имеем дело с двумя видами "блесток"?

– Совершенно верно.

– Гм...

Как и большинство государственных зданий в Ричмонде, полицейское управление было покрыто штукатуркой унылого "бетонного" цвета – в тон тротуарам. Эту блеклую громадину оживляли только разноцветные флаги – штата Виргиния и звездно-полосатый, – трепетавшие на фоне лазурного неба. Марино заехал на стоянку и втиснулся между неприметными полицейскими автомобилями.

Мы вошли в вестибюль и миновали застекленную доску объявлений. Полицейские в темно-синей форме при виде Марино расплывались в улыбке, а мне говорили: "Привет, док!" Я украдкой оглядела себя и успокоилась, убедившись, что не выскочила из офиса прямо в халате. А то со мной частенько случались подобные эксцессы, и тогда я чувствовала себя будто в пижаме.