Я подарю тебе новую жизнь (СИ) - Муромцева Кира "El.Bett". Страница 22

13.1. Яна

«Падали с небес, яркие звезды

А может нам с тобой, все еще не поздно

А может мы с тобой, так и не остыли

Господи, как же мы любили»

Ирина Билык ft. Сергей Мироненко — Отпусти

Яна

Шестеренки начинают крутиться в очередной раз запуская машину времени, сотканную из боли, отчаянья, воспоминаний. И каждый его прощальный взгляд, каждый шум удаляющихся шагов, оставляет на сердце выжженный шрам. Мне бы свыкнуться, да не получается.

Мы раз за разом ходим по замкнутому кругу, видимо, не желая верить, что между нами давно все в прошлом. И сколько бы я не твердила себе, сколько бы не отталкивала его, всегда возвращалась к истоку. Всегда ждала его, прислушиваясь к любому скрипу за дверью и верила. Черт знает во что, но верила. И как же горько и до ужаса обидно, что вера моя лишь пустая иллюзия.

— Мне приснился кошмар…и рука болит, — тихий детский шепот где-то на грани слышимости отрезвляет.

Я вскидываю глаза, обвожу взглядом щуплую фигурку Тимки и вдруг отчетливо понимаю, что все мои переживания — мелочи. Вот он смысл моей жизни, стоит передо мной, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу, поглаживает облаченную в гипс руку и стыдливо опускает глаза. Просто потому что не привык показывать свою слабость кому-либо.

Мне до зуда в пальцах хочется погладить его впалую щечку и убрать непослушные пряди со лба, прижать к сердцу и просто вдыхать особенный сладкий запах счастья, которым пахнут лишь дети. И один только страх вновь напугать Тимофея своим неуместным порывом материнских чувств, заставляет держать себя в узде.

Я подхожу вплотную, присаживаюсь на корточки и улыбаюсь ребенку. Усталость вмиг улетучивается, ни оставляя и следа от себя. И я готова переворачивать горы, и менять русло рек, только бы один маленький мальчик доверился мне и полюбил меня так, как уже успела полюбить его я. Безоговорочно и навсегда.

— Хочешь, я прочту тебе сказку на ночь и посижу рядом, пока ты не уснешь?

Тимка разглядывает меня долгую минуту, хмурит бровки и лоб, а затем неуверенно кивает и направляется к книжному стеллажу, без раздумий тянется к нужной полке и достает томик «Книга джунгли», который словно только и ждал своего счастливого часа.

Я насильно растягиваю губы в улыбке, ощущая, как несколько слезинок начинают дрожать на ресницах, а затем и вовсе скатываются по щекам, оставляя за собой мокрые соленые следы. И грызущее чувство потери, вновь вскидывает голову и радостно щерится, упиваясь моим состоянием.

— Мой сын… — я кусаю едва ли не до крови губу, пытаясь себя заставить замолчать, но вопреки всему продолжаю. — Это была его любимая история.

— Почитаешь мне её? — спрашивает неуверенно Тима, протягивая здоровой рукой книгу.

— Конечно, — неуверенно киваю и принимаю из рук ребенка талмуд. Бережно прижав его к груди, прикрываю глаза и выдыхаю.

Слишком много совпадений, случайностей и схожести между ними. Настолько много, что каждый угрюмый взгляд Тимки, поворот головы или поджатые губы, заставляют сердце болезненно сжиматься в груди и выть.

Тимка устраивается на моей широкой двуспальной кровати, которая успела стать его персональным ложем и завернувшись в одеяло по самый нос, терпеливо застывает в ожидании меня. Я присаживаюсь с краю, не выпуская из рук сборник и уже готова приступить к чтению, когда как Тима удивляет и меня, и самого себя.

— Полежишь со мной? — смотрит умоляюще, двигаясь в сторону и освобождая мне место.

Язык прилипает к небу и не желает двигаться. И я киваю, кусая нижнюю губу, чтобы позорно не разрыдаться на глазах у ребенка. В последнее время я стала слишком сентиментальной, особенно когда дело касалось Тимофея.

Я ложусь рядом, подложив под спину подушку и погружаюсь в историю, краем глаза наблюдая, как становится осоловевшим взгляд Тимы, а глаза постепенно сами закрываются, так и не дослушав одну из историй до конца.

Поправляю одеяло, невесомо, стараясь не разбудить дитя, глажу его по лобику, кончиками пальцев обводя шрам. И все кажется настолько верным и правильным, что тяжесть прошедшего дня начинает постепенно отпускать меня. Как бы то ни было, теперь я не одна. У меня есть Тимофей, а у него есть я. И чтобы не произошло между мной и Сергеем, как бы не сложилась наша дальнейшая жизнь, Тимку это никак не должно коснуться. Он слишком много натерпелся, чтобы сейчас страдать вновь.

Выбираюсь из кровати, выключаю ночник, оставляя книгу на краю прикроватной тумбочке, и выскальзываю из комнаты, притворив за собой дверь. Спина затекла от неудобного положения, я, стараясь растереть поясницу, направляюсь в ванную, когда тишину погрузившейся во мрак квартиры, разрывает дверной звонок.

Время уже слишком позднее для незваных гостей, но я, не вникая в эти сложности, спешу открыть, боясь, что излишний шум разбудит только что уснувшего ребенка.

— Здравствуй, — произносит гость, плечом облокотившись о дверной косяк.

Казалось прошло всего несколько часов с последней нашей встречи, но бывший муж, успел растерять весь свой прежний лоск. Помятый, взлохмаченный, с мешками под глазами и морщинками в уголках губ. От него разит алкоголем за версту и кажется порван рукав у дорогущего пальто, хотя в сумерках прихожей такие детали сложно разглядеть.

— Зачем ты вернулся? — облизываю пересохшие губы, не отводя взгляда от мужчины, будто бы он, подобно выдумке моей воспаленной фантазии, растворится в воздухе, стоит мне лишь отвернуться.

— Кажется, я сделал неправильный выбор…

— Кажется? — мелочно придираюсь к словам, только чтобы скрыть свое неуместное волнение, клокочущее обжигающей лавой где-то внутри.

Я ведь втайне надеялась на такой исход. Пусть и ругала саму себя, уверяя, что Царёв давно стал чужим мужчиной. Но ведь сердце не прикажешь. Оно предательски замирало при виде него и рвалось к нему, толкало меня в его объятия, раз за разом заставляя жалеть.

— Какая же ты невыносимая, — шепчет он, оказываясь в одну секунду слишком близко, ладонью зарываясь в мои волосы, оттягивая их и открывая себе лучший доступ к губам. А затем пьет меня до дна, кусает, облизывает рот и жалит своими пьяными поцелуями с привкусом коньяка. — Моя.

Я не отрицаю, царапаю его плечи, напрочь забываю про открытую настежь дверь и соседей, которые могут узреть сие безобразие. Просто дышу им, его запахом, губами, сильными и уверенными касаниями, болью, что жалит и ласкает меня изнутри.

Одному Богу ведомо, как я скучала. Как проклинала себя и жалела день за днем без него, как рвалась на части, в попытках забыть его и не забывать. Противоречила самой себе, медленно умирала, превращаясь в ту самую старуху из зеркала.

Он подхватывает меня на руки, заставляя обвить ногами его талию, прижимает к стене, спускаясь горячими губами вдоль шеи к ключице. Ласкает взглядом из-под опущенных темных ресниц, опаляет дыханием кожу, шепчет на ухо всякие глупости, и я сдаюсь на его милость, наплевав на его свадьбу, невесту и новую жизнь.

13.2. Яна

«И я за ним по краю, снова забываю

Все обиды и все что болит

И мне бы стать сильнее, но я им болею

Я попала в его лабиринт»

Ани Лорак — Лабиринт

Яна

Вода, льющаяся из душа, кажется ледяной по сравнению с его горячим телом, которое вот уже целую вечность прижимается ко мне сзади вплотную, отказываясь выпускать мое бренное разморенное тельце из своего плена. Хотя стоит признать, что я и сама не горю желанием уходить. Потому что там за стенами душевой кабинки нас накроет реальность. Пусть не сразу, а с рассветом, но этот момент обязательно наступит. И я до трясущихся поджилок боюсь этого. Боюсь его потерять, как уже однажды теряла. Да только тогда всё было гораздо проще. Мои эмоции были покрыты оглушающей анестезией, действие которой теперь сошло на нет.

Ныне моя душа — оголенный нерв. Мое сердце — открытая кровоточащая рана, прикрытая, каким-то неумелым хирургом, легкими стежками. И то, что я позволила Сергею войти в мой дом, целовать меня, заниматься со мной любовью, нисколько не помогает краем этой раны срастись, а скорее наоборот. И мне бы выставить его за дверь, но я продолжаю стоять, теснее прижимаясь спиной к его крепкой груди.