Жестокое и странное - Корнуэлл Патрисия. Страница 67

– Паттерсон – порядочное дерьмо, док. Он хочет расправиться с вами.

– Пусть попробует.

– А он и попробует, лучше готовьтесь.

– У него против меня ничего нет, Марино.

– У него есть ваш отпечаток на конверте, найденном в доме Сьюзан.

– Я могу объяснить, откуда он.

– Но не доказать. Кроме этого, у него есть еще один маленький козырь. Я ведь, черт возьми, не должен вам об этом рассказывать, но все-таки расскажу.

– Что за козырь?

– Помните Тома Люцеро?

– Я помню, кто он такой, – сказала я, – но не знаю, что он из себя представляет.

– Он может казаться очаровашкой и, честно говоря, отличный полицейский. Оказывается, он захаживал в «Сигнит-бэнк» и разговорил там одну из кассирш, так что та выдала ему кое-какие сведения о вас. Его об этом никто не просил, и она не должна была ему ничего рассказывать. И тем не менее, она сказала, что помнит, как вы выписывали чек на большую сумму наличных незадолго до Дня благодарения. Если ей верить, чек был на сумму в десять штук.

Я уставилась на него, словно онемев.

– В принципе Люцеро ни в чем не виноват. Он делал свое дело. Однако Паттерсон теперь знает, чти ему искать при проверке ваших финансовых документов. Он собирается преподнести вам приятный сюрприз, когда вы предстанете перед специальным большим жюри.

Я не проронила ни слова.

– Док, – подавшись вперед, он посмотрел мне прямо в глаза, – неужели вы не понимаете, что вам следует об этом рассказать?

– Нет.

Поднявшись, он подошел к камину и выбросил сигарету в огонь.

– Дьявол, – тихо произнес он. – Я не хочу, чтобы вас предавали суду, док.

– Мне не следует пить кофе и, насколько я знаю, вам тоже. Но чего-то хочется. Как насчет горячего шоколада?

– Я выпью кофе.

Я встала, чтобы приготовить напитки. В голове назойливо, как осенние мухи, крутились какие-то мысли. Моему негодованию не было выхода. Я сварила кофе без кофеина и надеялась, что Марино не разберет.

– Как давление? – поинтересовалась я у него.

– По правде говоря, бывают дни, когда мне кажется, будь я чайником со свистком, я точно бы свистел.

– Просто не знаю, что мне с вами делать.

Он уселся возле камина. Огонь гудел, точно ветер, языки пламени словно танцевали, отражаясь на медной отделке.

– С одной стороны, – продолжала я, – вам, вероятно, не следует даже приезжать сюда. Я не хочу, чтобы у вас возникли какие-нибудь проблемы.

– Да плевать мне на прокурора с губернатором и всех прочих! – неожиданно взорвался он.

– Марино, мы не должны сдаваться. Кому-то известно, кто этот убийца. Вы разговаривали с тем офицером, который водил нас по тюрьме? С Робертсом?

– Еще бы. Что разговаривал, что не разговаривал.

– У меня приблизительно такой же результат в беседе с вашей знакомой Хелен Граймз.

– Должно быть, получили массу удовольствия.

– Вам известно, что она там больше не работает?

– Насколько я знаю, она никогда и не работала вообще. Ленивая как черт, только ощупывала женщин, приходивших на свидания. В этом она проявляла усердие. Она нравилась Донахью, только не спрашивайте меня почему. После того как его не стало, ее перевели в гринсвиллскую караульную службу, и там у нее неожиданно что-то случилось с коленкой или что-то вроде этого.

– У меня такое чувство, что ей известно гораздо больше, чем она говорит, – заметила я. – Тем более, раз они с Донахью были на дружеской ноге.

Потягивая кофе, Марино смотрел сквозь стеклянные двери. Земля была белой от снега, а хлопья, казалось, падали все чаще и чаще. Я вспомнила тот снежный вечер, когда я приехала в дом Дженнифер Дейтон, и невольно представила себе полную женщину в бигуди, сидящую на стуле в центре гостиной. Раз убийца допрашивал ее, это было неспроста. Зачем же он был послан?

– Вы думаете, убийца пришел в дом Дженнифер Дейтон за письмами? – спросила я Марино.

– Я думаю, его интересовало что-то связанное с Уодделом. Письма, стихи. Что-то из того, что он мог прислать ей в течение этих лет.

– Как вы думаете, он нашел то, что искал?

– Скажу вам вот что. Возможно, он все осмотрел, но настолько осторожно, что мы не смогли понять.

– Мне кажется, он ничего не нашел, – сказала я. Марино скептически посмотрел на меня, закуривая другую сигарету.

– Откуда такие выводы?

– Результат осмотра места преступления. Она была в халате и бигуди. Похоже, она читала, лежа в постели. Судя по всему, гостей она не ждала.

– С этим я согласен.

– Потом кто-то звонит в дверь, и она, должно быть, впускает его, так как ничто не указывает на то, что он проник в дом силой. Дальше, на мой взгляд, произошло следующее. Этот человек потребовал у нее что-то отдать ему, но она не подчинилась. Он разозлился, принес из столовой стул, поставил его посреди комнаты, усадил ее на него и стал издеваться. Он задавал ей вопросы и, когда она не стала на них отвечать, начал душить ее и не рассчитал силы. Он вынес ее и положил в машину.

– Раз он то входил на кухню, то выходил из нее, то понятно, почему та дверь была незаперта, когда мы приехали, – заметил Марино.

– Может быть. Одним словом, я не думаю, что он хотел ее убить, когда мучил, а после того, как она умерла, попытался представить это как самоубийство, но, видимо, довольно быстро покинул ее дом. Возможно, он испугался, возможно, у него просто пропал интерес к поставленной перед ним задаче. Я сомневаюсь, что он вообще обыскивал дом, да и вряд ли бы он что-либо нашел.

– По крайней мере мы не нашли ничего, – вставил Марино.

– Дженнифер Дейтон была в смятении, – сказала я. – Она написала Грумэну в факсе, что с Уодделом что-то не то. Вероятно, она видела меня по телевизору и даже пыталась со мной связаться, но, слыша автоответчик, вешала трубку.

– Вы думаете, что у нее имелись какие-нибудь бумаги или что-то еще, проливающее свет на всю эту историю?

– Если это так, – сказала я, – тогда она, видимо, была здорово напугана и пыталась куда-нибудь деть это что-то из дома.

– Но куда?

– Не знаю, но, может быть, об этом знает ее бывший муж. Ведь она ездила к нему на пару недель в конце ноября.

– Да. – В глазах Марино появился интерес. – Действительно, она ездила к нему.

Уилли Трэверс говорил приятным бодрым голосом, когда я наконец дозвонилась до него на курорте Пинк-Шелл в Форт-Майерс-Бич, Флорида. Однако на мои вопросы он отвечал весьма уклончиво и расплывчато.

– Как мне заставить вас доверять мне, мистер Трэверс? – в конце концов в отчаянии спросила я.

– Приезжайте сюда.

– В настоящий момент это весьма непросто.

– Я должен с вами увидеться.

– Простите, я вас не понимаю.

– Такой уж я человек. Если я вас увижу, только тогда и решу, можно ли вам доверять. Мы с Джекки в этом плане похожи.

– Значит, если я приеду в Форт-Майерс и дам вам на себя посмотреть, вы мне поможете?

– В зависимости от того, что я увижу. Я забронировала билеты на шесть пятьдесят утра следующего дня. До Майами мы полетим вместе с Люси. Там я оставлю ее с Дороти и сама поеду в Форт-Майерс, где скорее всего мне придется переночевать, раскаиваясь в собственном идиотизме. Вероятность того, что мое свидание с бывшим супругом Дженнифер Дейтон окажется пустой тратой времени, была огромной.

В субботу, когда я в четыре утра пришла в спальню к Люси, чтобы разбудить ее, снег уже перестал. Прислушавшись к ее дыханию, я дотронулась до ее плеча и прошептала в темноте ее имя. Она зашевелилась и тут же села на кровати. В самолете она спала до Шарлотт, а потом впала в одно из своих невыносимых настроений до самой посадки в Майами.

– Я лучше возьму такси, – заявила она, глядя в окно.

– Ты не можешь уехать на такси, Люси. Мама и ее друг будут искать тебя.

– Вот и хорошо. Пусть ездят вокруг аэропорта целый день. Почему мне нельзя с тобой?

– Тебе нужно ехать домой, а мне – в Форт-Майерс, и оттуда я сразу полечу назад в Ричмонд. Поверь, это малоприятное путешествие.