Возлюбленная - Гарди Томас. Страница 10

Глава 9

Знакомые видения вдали

Постепенно Пирстон вернулся к привычному образу жизни, вновь с головой погрузился в работу и за два прошедших года лишь однажды услышал от бывших земляков о Бенкомах.

Продолжительное путешествие родителей Марсии вселило в их души интерес к дальним странам. Утверждали, что отец, по-прежнему пребывавший в добром здравии, если не считать отдельных кратких недомоганий, перенес приступ космополитизма и инвестировал капитал в иностранные предприятия. Предположение Пирстона полностью оправдалось: Марсия сопровождала родителей, а необходимости воссоединения с ним не возникло. Следовательно, расставание с той, которая едва не стала его женой, приобрело постоянный характер.

Казалось, теперь блуждающий плод воображения вряд ли обретет постоянную обитель. Подойдя к браку с Марсией настолько близко, что даже успел подать заявление на лицензию, Джоселин долгое время ощущал себя связанным исходным контрактом и не собирался намеренно смотреть по сторонам в поисках утраченного идеала.

Таким образом, в течение первого года отсутствия мисс Бенком, твердо решив сохранить преданность на тот случай, если она вдруг надумает вернуться, наш наделенный бурной фантазией герой порой трепетал при мысли, что произойдет с его торжественным намерением, если Образ неожиданно материализуется по собственной инициативе и незаметно его соблазнит. Несколько раз казалось, что желанное воплощение мелькает вдали: в конце улицы, на песчаном берегу, в окне, на лугу, на железнодорожной станции, – однако Пирстон решительно отворачивался и уходил.

В течение нескольких лет после порыва Марсии к независимости (время от времени вызывавшего всплески тайного восхищения) Джоселин страстно направлял в творчество тот бурлящий поток чувств, который без выхода на свободу способен разрушить всех, кроме величайших художников. Несомненно, благодаря данному обстоятельству, а вовсе не старанию и стремлению к успеху ему удалось многого достичь в своем искусстве и мощным рывком преодолеть многолетнюю неопределенность.

Успех пришел сам собой, без особых усилий. Мистер Пирстон был избран членом-корреспондентом Королевской академии художеств. Однако когда-то казавшееся столь желанным высокое признание теперь утратило для него привлекательность. По-прежнему оставаясь холостяком, Джоселин скитался в обществе без руля и ветрил, без причала, который смог бы назвать родным. А из-за отсутствия центра притяжения почести рассеивались и неощутимо растворялись в воздухе, ничего не добавляя к материальному благосостоянию.

Даже если бы его творения никогда не предстали перед зрителями, он все равно продолжал бы с равным пылом работать резцом. Полное безразличие к восприятию созданных скульптур зрителями и критиками даровало Пирстону редкую уверенность в собственных силах, позволявшую воспринимать любое мнение без утраты душевного равновесия.

На долгие годы его единственной радостью стало изучение красоты. На улице скульптор внезапно отмечал лицо, движение, жест, мимолетно выражавшие во плоти то, что стремился передать в застывшем камне. Подобно детективу он следовал за обладательницей желанного образа: в омнибусе, в наемном экипаже, на пароходе, в толпе, в магазинах, в церкви, в театре, в пивных и даже в трущобах, – но, к сожалению, почти всякий раз разочаровывался.

В пылу профессиональных поисков Джоселин порой смотрел за реку, на верфи южного берега Темзы, а особенно на тот причал, где изо дня в день разгружались кечи с добытым в отцовских каменоломнях песчаником. Иногда ясно различал белые блоки – огромные каменные кубы, с таким упорством вырубленные отцом и его рабочими из скал родного острова в проливе Ла-Манш, что становилось страшно, как бы старик не вывез по частям весь остров.

Пирстона обошла стороной непреложная истина, что, как утверждают поэты и философы, любовь особенно ярко горит в молодости и успокаивается в зрелые годы. Возможно, в результате абсолютного домашнего одиночества в то плодотворное время, которое последовало за первыми годами после ухода Марсии, продвигаясь по жизни от двадцати пяти лет к тридцати восьми, Джоселин время от времени влюблялся со всем пылом юности, хотя и сдержанным неведомым прежде самоконтролем.

Причудливая островная фантазия выросла в твердую уверенность, что Возлюбленная снова обрела видимый облик и постоянно существует где-то рядом. Месяцами он видел ее на театральной сцене, а потом она вдруг исчезала, оставляя пустую бледную оболочку, жалкую фигуру, полную недостатков и банальностей, продолжавшую существовать независимо. Потом она иногда появлялась в поначалу не замеченной, случайно встреченной на вечеринке, выставке, базаре или обеде особе, а спустя несколько месяцев перелетала в иную обитель и грациозной продавщицей стояла за прилавком модного универмага, куда доводилось зайти. Затем с легкостью покидала новое место жительства и обнаруживалась в образе знаменитой писательницы, пианистки или скрипачки, чьему таланту Пирстон поклонялся почти год. Однажды явилась танцовщицей в Королевском мавританском дворце варьете, хотя за время ее выступлений на этой сцене поклонник ни разу не произнес ни слова, а сама она даже не подозревала о его существовании. По опыту Пирстон уже знал, что даже десятиминутная беседа за кулисами прогонит неуловимый призрак в другое, еще менее доступное укрытие.

Возлюбленная являлась блондинкой и брюнеткой, высокой и миниатюрной, стройной и полной, красивой и просто миловидной. Лишь одно качество присутствовало неизменно: нестабильность обитания в образе. Поистине ничто в ней не было так постоянно, как непостоянство.

«Странно, – думал Джоселин, – что мой опыт, или идиосинкразия, или что бы там ни было, для других мужчин могло стать пустой тратой времени, а мне служит основательным творческим подспорьем». Действительно, все мечты воплощались в скульптурных образах и чудесным образом соответствовали общественному вкусу, который мастер никогда не стремился удовлетворить и даже презирал. Иными словами, Пирстон рисковал утратить репутацию серьезного художника и приобрести популярность столь же мимолетную, сколь блестящую и захватывающую.

– Однажды угодишь в ловушку, друг мой, – порой предупреждал рассудительный Сомерс. – Не хочу предрекать, что впутаешься в неприятную историю: верю, что на практике ты столь же идеален, как в теории. Имею в виду, что процесс обратится вспять. Какая-нибудь женщина, чей идеал блуждает точно так же, как твой, привлечет внимание и заставит прилепиться подобно моллюску. Сама же отправится вслед за своим призраком, оставив тебя страдать в одиночестве.

– Возможно, ты прав, хотя мне кажется, что ошибаешься, – возразил Пирстон. – Во плоти она ежедневно умирает подобно апостольскому физическому воплощению. Когда я соприкасаюсь с реальностью, ее там больше нет, и потому не могу сосредоточиться на единственной инкарнации.

– Подожди, пока станешь старше, – заключил Сомерс.

Часть II

Молодой человек сорока лет

Глава 1

Прежний образ возвращается

Плодотворные годы художественных устремлений внезапно нарушила печальная новость: в Сандборне, куда отправился по совету врача, скоропостижно скончался отец.

Как опрометчиво напомнила Марсия во время ссоры, в быту Пирстон-старший проявлял скупость. Правда, сын никогда не испытывал ограничений в деньгах. Рачительный владелец каменоломни всегда оставался суровым хозяином и начальником, но в то же время был надежным казначеем, готовым платить хоть и бережливо, но справедливо. К всеобщему удивлению, на добыче камня старик сумел сколотить весьма значительный капитал, тем более для столь незаметного и скромного бизнеса, куда больше, чем представлял Джоселин. Пока сын воплощал эфемерные фантазии во вполне зримые и осязаемые формы, отец на протяжении полувека крушил скалы в проливе Ла-Манш, добывая материальную основу этих форм, а потом посредством лебедок и блоков, телег и барж отправлял добычу по всей Великобритании. Приведя в порядок все дела и, согласно отцовскому завещанию, продав бизнес, Джоселин обнаружил, что к тем двенадцати тысячам фунтов, которыми уже располагал благодаря собственным трудам и другим источникам, прибавилось еще восемьдесят тысяч.