Серебряный туман (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 2

Мне хотелось в это верить, но с его стороны это было идеалистично, романтично, а с моей стороны — глупо и наивно доверять этому. Мы были вместе всего две недели. Что произойдёт через пару месяцев, когда я перестану быть блестящей новинкой?

Хотя это соображение встревожило меня, я отбросила его подальше. Сейчас было не время сосредотачиваться на потенциальных рисках. Теперь пришло время сосредоточиться на реальных рисках: очаровании фейри.

— Пожалуйста, научи меня.

Его грудь поднималась и опускалась.

— Подумай о том, сколько времени нам придётся потратить на тренировки, — я улыбнулась, чтобы подсластить своё требование.

— Мне не нравится использовать это на тебе.

— Ты бы предпочёл, чтобы я попросила кого-нибудь другого научить меня?

Его голубые глаза впились в мои чёрные.

— Абсолютно нет.

— Так ты сделаешь это?

Он испустил тяжёлый вздох.

— Да, но не сегодня.

— Завтра?

Он поцеловал меня в нос, затем в уголки рта.

— Ты в высшей степени сексуальна, вызываешь сильное привыкание и невероятно… — он одарил меня своей дерзкой ухмылкой, — невероятно упряма.

— Мой отец говорит, что ему жаль человека, за которого я выйду замуж. Так что считай, что тебе повезло, что ты уже помолвлен.

Его улыбка исчезла.

— Я надеюсь, ты ему не веришь.

Румянец пополз вверх по моему горлу, змеился по моей челюсти.

— Мне девятнадцать. Брак — это самое далёкое, что у меня на уме. Кроме того, может быть, я никогда не выйду замуж.

В отличие от него…

Эйс скоро женится. Я не знала, когда именно. Я не хотела знать. Уже от одной мысли о том, что у него будет жена — пусть и та, которая ему не нравилась, — у меня скрутило живот.

— Мы можем поговорить о чём-нибудь другом? О чём-нибудь ещё?

— Я не люблю её.

Я прижалась щекой к его плечу. Хотя я знала, что он не любил Анджелину, хотя у меня не было причин ревновать, я ревновала, и это пугало меня больше, чем почти всё остальное.

И только Великий Дух знал, какой это был подвиг, учитывая реальные опасности в моей жизни.

ГЛАВА 1. ПЛЕМЯННИЦА

Пока папа читал газету, я выжала лимон в его кружку «Эрл Грей». С тех пор, как Лили сказала мне, что кислая пища отталкивает невидимых духов, я наполняла желудок моего отца уксусом и цитрусовым соком. Не то, чтобы по Роуэну бродили какие-то Невидимые духи.

Очевидно, в Ночь Тумана — а это единственная ночь, когда Невидимые могут покинуть Харени, их подземный дом, — никто не пробрался к порталу фейри. Но в Неверре были сотни порталов. Что, если фейри, наблюдающие за волшебными дверями, пропустили побег Неблагого?

Папа фыркнул, затем покачал головой.

Я приподняла одну бровь.

— Что?

— Эта история в газете. Сотрудник «Хоум Депот» утверждает, что проводил инвентаризацию и заметил огромное количество недостающих товаров, поэтому он проверил записи с камер видеонаблюдения и увидел, как сам вытаскивает ящики на парковку. Он не помнит, как делал это, — папа закрыл газету, сминая тонкие, как в Библии, листы.

— Его уволили?

— Немедленно. Вот почему он пошёл в газету. Чтобы оправдать себя, — папа сложил и снова свернул листы, затем бросил их в мусорное ведро под раковиной. — На что только не пойдут люди, — он провёл рукой по своим спутанным подушкой волосам. — Все это из-за железного троса и цепей.

Лимонный сок капал у меня между пальцами на носки.

— Это… это то, что он украл?

— Да. Странно, да?

Раздавленная лимонная цедра выскользнула у меня из пальцев и с мокрым шлепком упала на кафельный пол.

Железо.

Потеря памяти.

Я бы поспорила на что угодно, что охотники повлияли на него, чтобы заставить вручить им железные цепи, потом стерли воспоминание из его памяти.

— Ты в порядке, милая? Ты выглядишь немного бледной.

— Всё хорошо, — это слово прозвучало как шипение.

Папа нахмурился.

Я наклонилась, чтобы поднять упавший лимон, который слишком сильно швырнула поверх газеты.

— Ты уверена?

Я кивнула.

— Мне пора идти. Я обещала встретиться с Каджикой у Би утром.

Голубые глаза папы потускнели при упоминании имени охотника. Он не был поклонником Каджики. Папа считал его неуравновешенным и странным. Тот факт, что он был покрыт татуировками и мускулами, не помогал.

Я потёрла свою собственную отметину. Как бы отреагировал папа, если бы увидел это?

Несмотря на то, что я умоляла Эйса вернуть его пыль — пыль для фейри была эквивалентом пистолета для солдата — он отказался снять её с моей шеи, где она скрывала пыль Стеллы от человеческих глаз.

Папа наблюдал за моими пальцами.

Я замерла.

Видел ли он? Неужели Эйс наконец-то послушал меня и убрал свою пыль?

— Мне не нравится, как выглядят все эти люди, которые переехали к ним.

Моя шея казалась деревянной. Мне удалось сдержанно кивнуть.

— Я тоже не фанат этой толпы, но Каджика был племянником Холли, — он не был, но папа всё ещё верил в это.

Факт: Холли происходила из племени Готтва, которое усыновило Каджику и его брата за пару лет до резни — «Самого тёмного дня», — что заставило охотников похоронить себя на два столетия в гробах из рябинового дерева, наполненных лепестками роз.

Из двенадцати могил две были пусты — Гвен и Каджики — и в одной лежало настоящее мёртвое тело — мать Гвен. Папа и Айлен выкопали её могилу, но прежде чем моя тётя успела прочитать надпись, которая вернула бы охотницу к жизни, похитив человеческую душу, мы с Каджикой остановили ритуал. На воздухе розовые лепестки вокруг тела спящей охотницы посерели и высохли, высвобождая магию, которая сохранила её.

В тот день, в первый и единственный раз, я пожалела Гвенельду. Несмотря на то, что она украла душу моей матери — конечно, не нарочно, — я никогда не желала ей душевной боли. Я не была мстительной, но я была обижена. Я злилась на Гвенельду за то, что она создала новых охотников своей кровью. Эти необученные дикари считали меня своим врагом и напали на меня со стрелами из рябинового дерева на моём собственном заднем дворе.

Моя грудь горела от этого воспоминания. А потом моя метка загорелась буквой Эйса — W. Я попыталась выровнять частоту сердечных сокращений, прежде чем он ворвался бы в дом, чтобы проверить меня.

Папа предполагал, что мы друзья, и его это устраивало. Ему нравился Эйс. Он находил его очаровательным, заботливым и великодушным. И, как и весь остальной мир, он верил, что Эйс помолвлен и что его невеста беременна их ребёнком.

Анджелина была беременна, но не от Эйса.

Мой телефон завибрировал в заднем кармане джинсов. Я выудила его оттуда.

Эйс: «Ты в порядке?»

«Да».

«Ты думала обо мне?»

Я улыбнулась, что было подвигом, учитывая, как я расстроилась из-за новостей, которые папа только что прочитал в утренней газете.

«Я никогда не перестаю».

«Не думай обо мне слишком много, потому что сегодня утром у меня встреча с советом. По-видимому, Грегор и милая мама Круза хочет сообщить нам что-то важное».

«Действительно?»

«Да. Что собираешься делать?»

Несмотря на то, что я не хотела лгать, я знала, что, сказав ему, что собираюсь назначить встречу с Каджикой, он разозлится.

«Делаю маникюр. Завиваю волосы. Эпиляция всего тела. Как обычно».

Загорелись три точки. Я ожидала остроумного ответа, но всё, что я получила, это вопрос:

«Что ты на самом деле делаешь?»

«Ничего интересного. Не волнуйся».

«Я всегда волнуюсь».

«Мне пора. Папа как-то странно на меня смотрит».

— Ты хочешь, чтобы я пошёл с тобой на встречу с Каджикой?

Беспокойство исказило черты папы. За время, прошедшее с тех пор, как умерла мама, на его лице появились крошечные морщинки, собравшиеся в уголках глаз и рта. Горе и крайняя потеря веса тяжело сказались на моём отце.