Аркан / Ежовые рукавицы (СИ) - Вересень Мара. Страница 8

Мертвым воинством Став величал студентов-практикантов. На мои вялые возражения, что я сама вроде как стажер, гном велел не выеживаться, а то припомнит и опоздание и… ладно, блинокексы годные.

— А это что? — узнать резкий почерк мужа в углу страницы журнала заявок, что сейчас вяло перелистывал Став, было не сложно.

— У тебя задача стоит? — вперился в меня гном и журнал поверх моей руки с указующим перстом, ткнутым в заметки, пришлепнул. — Стоит. Иди работай.

Я пожала плечами. Невыеживайся… И тут ежи. Надо все же с Лаймом эту колючую пакость обсудить. Не их ли он вчера в кустах выпасал, и не они ли в междустенье обжились с домьего попустительства. Привычно поправила сбившееся на бок кольцо с черным изумрудом. Рука полузабытым жестом потянулась к груди, где раньше связкой болтались сомнительные подарки Тьмы: три ключа от каждой из семей, оставивших мне в наследство частичку крови и силы. Дар роду Нери — Путь, мертвое железо и камень с той стороны, черный изумруд с одной зеленой риской, маскирующийся под невзрачный серый. Дар роду Ливиу — Ключ, черное серебро и ветер с той стороны, с острыми крылышками по бокам. Дар роду Холин, один из новых Даров — Врата, живая кость и голос с той стороны, с опаловой бусиной в оголовке, то голубой, то золотистой, смотря как повернуть.

Я сняла цепочку с ключами, когда поняла, что беременна Рикордом, и больше не надевала, а сегодня руки сами ткнулись в запертый ящик. Скажете, хранить такие вещи в письменном столе — абсурд? А смысл прятать, если они не пойдут в руки никому, кроме того, кому отданы. Их даже не каждый увидит.

Так уж случилось, что Дар Нери — мой ритуальный клинок из мертвого железа. Его я смогу призвать в любой момент. Что до остальных… Помню, как держала их в руке, обмотав цепочкой запястье, когда шла в ванную.

Дара вертелась под ногами все утро. Она часто наводила красоту у меня. Лайм, хоть и просыпается всегда раньше всех, по утрам медленный, как сонный ящерок и надолго занимает место омовения. Пришлось уступить дочери свое и подождать, когда она закончит священнодействовать перед зеркалом. Меня в восемь лет вообще не заботило в какую сторону волосы торчат, а тут целый ритуал. И обязательные наушники по верху. Точно знаю, что музыка там играет в пятидесяти случаях из ста, они нужны просто чтобы окружающие не лезли с разговорами.

А потом был Мар, его тревожные нежности, отголоски ночного кошмара, тупики и недомолвки. Мы не говорили о работе дома. Могли обсуждать сослуживцев и общих знакомых, но дела и реальные случаи — никогда. Кажется, дело было даже не в том, что о многом, в силу обстоятельств, данных подписок и клятв, нельзя было даже упоминать. И я не могу точно… Нет, могу. Это началось, когда Марека назначили заместителем главы УМН по оперативной работе. Фактически, он сейчас был главой Центрального. Однако это не мешало ему при каждом удобном случае напоминать мне про мою гениальную недописанную работу по энергоемким каскадным заклятиям на крови, основой для которой послужило мое спонтанное художество в виде кровавого дождя наоборот на башне в Леве-мар. Я обозвала его пафосно и непонятно и чтоб звучало солиднее — “Алый шторм”.

Почти в каждом удобном для сидения с книжкой или планшетом месте меня коварно поджидала стопочка с копией черновика. Лайм одно время повадился складывать из них птичек и пускать из окна, пока не был пойман и отчитан. И я с ним до кучи. За разгильдяйство. Дара рисовала на них первые жутенькие солнышки и наши с Маром портреты. Я скормила пару копий в камин, дом заговорщицки ныкал комки по щелям и темным углам. Однако, несмотря на всесемейные ухищрения, дело двигалось.

Перелом и переворот в работе случился как раз из-за Дары. Мар задерживался с работы. Я, неожиданно увлекшись, копалась в справочнике, Лайм мучил задание по истории, Дара возилась с карандашами, тайком умыкнув несколько страниц из тех, что спикировали на пол подальше от моего исследовательского азарта. Потом великий темный явился, потребовал обожания и дифирамбов, я сгребла все в папку, и там, в кресле и бросила, а наутро застала Марека в горестных раздумьях с моим черновиком.

— Это что? Это твоя магистерская по каскадным заклятиям? — печально спросил он, демонстрируя мне раскрашенные в дикие цвета посекторные развертки с узлами связей между уровнями. Выглядело красиво. Почти, как…

— Нет! — завопила я, подпрыгивая и выдергивая у него из рук Дарино художество. — Это моя магистерская по многоконтурным системам с опорой на динамические якорные знаки!

— Как в Корре? Где вы с Есмалом и твоим не-мертвым приятелем чуть не устроили вторую Бездань?

— Круче! Это… Ооооо! Ты не видишь? Это полиморфная атакующая щит-структура сразу на три потока! — я вцепилась в мужа, потряхивая листком перед озадаченной физиономией. Супруг предпочитал нападать (идеальный темный, что с него взять), а не обороняться, и моей трепетной любви к щитам немного не понимал.

— О! Мааар… Это чистый экстаз… — простонала я и повисла на Холине удавом, расплющив восторженную ряшку о форменный пиджак, но он меня встряхнул и ссадил на подлокотник кресла.

— Надеюсь, когда я вернусь вечером, твой пылкий энтузиазм никуда не пропадет, — шепнул он, удерживая меня за подбородок и вглядываясь мне в глаза мраком с синими искрами в глубине, отчего во рту мгновенно пересохло. Но ему нужно было на работу… Тролль. Вот так взять и уйти на самом интересном месте!

Меня хватило на пару дней. Потом, когда я поняла, что это дело долгое, запал приугас, но мыслей отказаться от идеи не возникло. Я просто отложила. А потом отложила еще раз и… Ну, вы поняли. Лучше бы я этот пафосный “Алый шторм” дописала, сдала, и его бы похоронили тихонько где-нибудь в архивах конгрегации от греха подальше.

Размышления о недалеком прошлом не помешали мне прихватить из кабинета любимое (складную лопату), пусть она мне и не понадобится, спуститься вниз, попрепираться с завхозом, пополнить запасы стратегически необходимых меловых маркеров, кивнуть заступившему на смену мрачноватому и флегматичному полуфею Твинку, выйти на служебный двор и найти место гнездования подопытных.

— Ну что, темные? — радостно улыбнулась я. — Готовы защищать и оберегать? — И щелкнула по надзоровскому значку.

— Глядь, баба, — воспрял какой-то далекий недалекий, из-за плеч и голов товарищей по отработке.

— Эта баба, — моя улыбка стала такой широкой и радушной, что гули бы приняли за свою, — ваш куратор, и зовется мастер-некромант Холин, обходительный мой, а раз ты такой обходительный, будешь весь день за мной ходить и носить не только свою снарягу, но и мою.

— Гарпия, — проникновенно раздалось позади.

— Аюшки, комиссар арГорни? — отозвалась я, оборачиваясь, и гном скривился, будто у него живот прихватило.

— Гулять только в обозначенном на плане участке. Поняла, — сказал он, подходя ближе. Не таясь, но и так, чтоб мелкие, увлеченные обсуждением моей персоны, не расслышали.

— Вы это о чем?

— Исключительно об интуиции, мастер Холин, о той, которая у тебя поперед всего бежит, а потом магсканы не выдерживают.

— А Старая Тьмень… Это где? — на всякий случай уточнила я. Из всего списка в обнаруженной заметке Марека, только это место мне было незнакомо.

— Это НЕ на твоем участке.

7. Осто́

Неизвестной Старой Тьмени, по словам Става, на моем участке не было, а Вертлюга как раз была. И я с бандой молодых и ранних находилась именно там. Название длинной извилистой улице досталось от протекавшей здесь когда-то такой же крученой речки, от которой теперь осталось озерцо в сквере у конторы с невнятной аббревиатурой и пара прудиков во дворах.

Разбила товарищей по парам (вышло ровно шесть), выдала каждому по адресу и время от времени прогуливалась, созерцала и тыкала в кривое, косое и негармоничное. Это была уже вторая партия домов. Еще один, и можно будет распустить отряд и наконец побыть одной, а то рвалась подальше от соплей, а тут детский парк, как он есть, и никакой субординации.