Жизнь в подарок (СИ) - Седой Василий. Страница 4

Я посмотрел на всадников, которые стояли на том же месте, и пошёл к матери. Аккуратно положил рядом с ней оружие, осторожно обнял. Она как-то надрывно всхлипнула и запричитала сквозь слезы, глотая окончания слов и подвывая. Из её нечленораздельной речи вычленил только то, что мы осиротели. Пока обнимал и пытался успокоить маму, увидел, что всадники, не торопясь, начали с нами сближаться. Рука непроизвольно потянулась к ружью. Один из бойцов громко хмыкнул и сказал:

— Не балуй. Мы не враги.

Мама, как будто очнувшись, с недоумением оглянулась на подъезжающих всадников, а потом перевела взгляд на меня. Увидев протянутую к ружью руку, тихо сказала:

— Сынок, это казаки. Они спасли нас и поубивали боярский холопов. А твоего папу убииили.

И как будто выплеснув из себя все, что хотела сказать, она снова разрыдалась. Несколько минут прошло, прежде чем сумел её немного успокоить и переключить свое внимание на подьехавших вплотную казаков. На вопрос, кто побил этих людей, пришлось отвечать, что моя работа. А потом долго рассказывать, как все происходило.

Главный среди этих воинов оказался дотошным до безобразия, и пока не выяснил все детали, не отстал. Меня удивило, что казаки даже глаза не скосили на мои трофеи, не говоря уже о том, чтобы попытались отобрать. Им глубоко наплевать, что оружие в руках у подростка. Меня подобный подход только порадовал. Появилась надежда сохранить награду, а это по нынешним временам нехилые деньги, которые помогут нам крепко встать на ноги. И вообще, если честно, то мне понравилось поведение этих бойцов. Они без суеты помогли увязать все добытое в бою в узлы, которые поместили в и так переполненные переменные сумки. А потом без разговоров перегнали небольшой табун к нашему лагерю. Два человека три этом без всякой команды согнали в одно место разошедшуюся в разные стороны скотину и тоже пригнали её к месту стоянки.

Там после нападения холопов творился настоящий, ничем не прикрытый бардак. Эти уроды налетели неожиданно и, несмотря на отсутствие как такового сопротивления, начали рубить саблями тех из мужиков, которые не упали на колени при их приближении. Так убили моего отца и ещё четырёх беглецов, которые не захотели или не успели показать проявление покорности.

Казаки наткнулись на наш лагерь случайно и в какой-то мере благодаря устроенной мною стрельбе. Они просто свернули с тракта, чтобы проверить, кто балуется огнестрелом. Так как лагерь был практически на одной линии с местом моего боя, то и наткнулись они сначала на него. Не сомневаясь ни секунды, они уничтожили обнаглевших уродов, которые вздумали буянить на их земле. Закончив в лагере, они отправились посмотреть, кто продолжает стрелять, и встретили ещё трех удирающих от меня холопов, которых и пристрелили, походя. Мама же оставила двух детишек под присмотром соседки, кинулась на мои поиски и очень вовремя появилась, не дав начаться стычке с казаками.

В нашем лагере вовсю распоряжался дядька Акинфей, который был кем-то вроде заместителя моего отца при организации побега. Да, я попал, как и заказывал, в тело сына командира. Пусть отец и был командиром белых крестьян, но тут не подкопаешься — командир же. Так вот, когда дядька Акинфей увидел мои трофеи, которые как раз и пригнали к нашей телеге, стоявший немного наособицу, и коротко переговорил с казаками, то сразу же послал двоих крестьян оприходовать добро. Меня подобный расклад совсем не устраивал, тем более что дядьку я недолюбливал. Чувствовал в нем какую-то гниль. Поэтому я громко, чтобы не сказали, что не слышали, произнес:

— Ну-ка отошли от моего имущества.

Посланные за трофеями мужики остановились, один из них оскалился и ответил:

— Ты на кого голос повышаешь? Мелюзга.

Казаки, которые с интересом за этим наблюдали, только хмыкнули. А я так же громко сказал:

— На тебя и повышаю. Не надо трогать чужие вещи.

Тут вмешался дядька Акинфей.

— Это имущество общины, и это я сказал его разобрать.

Меня такая постановка вопроса взбесила до крайности. В этот раз, не повышая особо голоса, так как вокруг наступила тишина и народ внимательно наблюдал за конфликтом, спокойным тоном начал говорить:

— А где была община, когда убивали моего отца? И где был конкретно ты, дядька Акинфей?

— Да как ты смеешь идти против общины? — Наехал он. — Закрой рот и делай, что тебе скажут…

Что там он хотел добавить, я уже не слушал — просто достал пистоль и взвел курок. Выстрелить мне не позволил голос главного у казаков. Громко и внушительно он сказал:

— Ну-ка прекратить. Ты, — он указал пальцем на меня, — убери оружие. А ты, — тут он повернулся к дядьке, — закрой свой поганый рот и думай, что и кому ты говоришь. Пацан, в отличии от тебя, только вышел из боя. И в этом бою он порешил пять бойцов. Не чета тебе.

Потом он повернулся так, чтобы видеть всех крестьян и продолжил.

— Вы пришли на землю вольного казачества, и если хотите здесь жить, то придётся соблюдать принятые здесь законы. Один из них гласит: что с боя взято, то свято.

Казак опять повернулся к дядьке и добавил:

— Оставь пацана в покое, он в своём праве. И только от него зависит, захочет ли он выделить что-то на вашу общину. Я на его месте не дал бы и медяка.

Он уже развернулся чтобы уйти, когда я спросил:

— Найдётся ли в твоей станице место для нашей семьи?

Казак обернулся и кивнул головой.

— Для тебя и твоей семьи место найдётся — добавил он.

Выдержал небольшую паузу и, кивнув в сторону дядьки Акинфея, добавил:

— Для таких как он, места нет.

И ушёл. А я услышал шипение дядьки:

— Ниче щенок, еще сочтемся…

Сделал к нему несколько шагов и со всей дури зарядил ногой по яйцам. От этого удара, несмотря на мой невеликий вес, его аж подбросило. Он свалился на землю и скрутился в клубок, а я, поворачиваясь, чтобы уйти, произнес:

— Только попробуй гадить мне или моим близким. В следующий раз я тебе эти яйца отрежу и засунул в глотку…

Я подошёл к матери и попросил её собираться в дорогу — мы уходим вместе с казаками.

Сборы были недолгими, и уже минут через двадцать мы были готовы выдвинуться в путь. Мы даже не стали хоронить в этом месте убитого отца, решили сделать это на очередной стоянке.

Уже перед самым выходом я подошёл к общинному стаду и выбрал там молодую корову, которую привязал к задку телеги. В конце концов, это стадо появилось, да и сохранилось в дороге только благодаря отцу. Это он в свое время настоял на том, чтобы завернуть во время бегства в сторону и подобрать хозяйскую скотину.

Мы отъехали от бывшего нашего лагеря не так и далеко — где-то километров через семь у казаков было оборудованное всем необходимым место для стоянки. Рядом зеленел небольшой лесок, поэтому проблем с дровами быть не должно. И так же недалеко располагался источник с вкуснейшей холодной водой.

После того как обиходил лошадей и обустроил лагерь, мы с казаками выкопали могилу и похоронили отца. Уже поздно вечером, с наступлением непроглядной темноты, меня позвали к главному из них.

Глава 2

Разговор с главным казаком начался со знакомства. Ведь за все время общения мы так и не узнали друг друга. Командир оказался сотником с говорящей фамилией Головин. Звали его Кондратий Прокопьевич. Он со своим караваном возвращался из, можно сказать, торговой поездки. Недалеко отсюда казаки закупились у так иногородцев зерном. Они исправно получали жалование из казны, в том числе и хлебом, но по словам Кондратия Прокопьевича, решили сделать дополнительные запасы из-за предстоящего похода. Им в середине лета предстоит уйти на Кавказ.

Живут они, по моим представлениям, приблизительно в том месте, где в моё время располагается город Шахты. Поселение называется Грушевским. Понятно, что пришлось представляться и мне тоже, как и рассказывать о нашем пути из под Тулы и до этих мест.

Зовут меня в этом теле Иван, отчество у меня Савельевич, а фамилия Зарубин. Когда рассказывал о проделанной крестьянами пути, то очень жалел, что не успел пообщаться с отцом пацана. Очень неординарным он был человеком, раз сумел провернуть такое дело.