Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Ходж Брайан. Страница 4

Вал повалился вперед, будто червь, который попытался встать и не преуспел, уцепил шарящими пальцами ближайший телефон и запихнул его в рот, так далеко, как только смог. Подхватил второй и с его помощью затолкал первый еще глубже, втиснул оба в глотку так, что горло у него раздулось, как у лягушки-быка. Он подавился — непроизвольная реакция, — но это не помешало ему поднять третий телефон.

Таннер увидел уже достаточно и преодолел шок, хоть и не понимал, что происходит. Он выбил третий телефон из рук Вала и отшвырнул остальные ногой. Вал покачнулся, сбитый с толку, потом сориентировался и нацелился на ближайший, словно ведомый какой-то комбинацией нюха и зрения.

В стрессовой ситуации полагайся на подготовку — этим кредо руководствовались спасатели всего мира, чтобы оставаться сосредоточенными и делать свою работу. Но к некоторым вещам подготовиться невозможно. Никто никогда их не предусматривал. Таннер стыдился того, что позволил отвращению завладеть собой. Стыдился того, что отскочил в сторону и ударил Вала коленом в челюсть, не зная, как еще поступить.

Вал не шевелился, просто лежал на боку, и второй телефон торчал у него между губ, точно серебристый язык. Больше всего Таннер стыдился своего желания уйти, оставить все на волю судьбы. В жизни Дафны и без этого психа хватало сумасшествия.

Ах да. Он же должен помогать людям.

Даже таким, которые кажутся чем-то иным, надевшим человеческую кожу.

Уделим секундочку тому, чтобы пожалеть красного карлика. Он заслуживал лучшей участи, бедняжка. Но разве кому-то есть дело до того, кто и чего заслуживал?

Пропавшие луны — это одно, особенно те, что окружают наших сторожей — газовых гигантов. Что вы там сказали — Европа пропала? Что ж, Юпитеру есть чем утешиться — у него еще шестьдесят шесть спутников осталось.

А вот когда начинают гаснуть звезды, на это обращают внимание все. Кто угодно может увидеть это невооруженным глазом, если знает, куда смотреть. Вы можете разглядеть в ночном небе свежую дыру в форме звезды, новую черную пустоту, которая сливается с прежней, делая ничто немного больше.

Они, разумеется, гаснут постоянно. Где-то там. Мы это знаем. Посмотрите на ночное небо достаточное количество раз с достаточным количеством людей, и гарантирую вам — кто-нибудь, убежденный, что говорит вам об этом первым, скажет, что свет, который мы видим сейчас, покинул свой источник тысячи, миллион или даже миллиард лет назад.

Благонамеренные ботаники на этом и останавливаются. Беспардонные мудаки добавляют, что поэтому нет никакого смысла загадывать желания, глядя на звезду. Мы видим лишь свет. Сама звезда давно мертва. Прямо как твои мечты, неудачник.

Но когда это случилось с системой Альфа Центавра, мы не смогли просто так отмахнуться. Это ведь — с галактической точки зрения — были наши ближайшие соседки, отделенные от нас всего-то жалкими 4,37 световыми годами: две звезды, расположенные так близко, что казались одной.

Они были там, когда рождалось наше собственное солнце. Они наблюдали за нами все это время. Когда некая тварь с плавниками, похожая на илистого прыгуна, впервые выползла из моря — они были там. Когда первые прямоходящие обезьяны остановились, чтобы с восторгом взглянуть на то, что находилось за пределами древесных крон, — они были там. Когда первый человек, отшлифовавший стеклянные линзы, навел их на звезды и обнаружил, что третья по яркости среди них — на самом деле не одна звезда, а две, они улыбнулись в ответ и сказали: «Неплохо… вы раскрыли наш секрет. Посмотрим, на что вы еще способны».

На протяжении всей нашей истории они висели там, наверху, словно обетованная земля для какой-то лучшей, более совершенной версии человечества. Ждали, когда мы воплотим свой потенциал. Как только мы научились бы путешествовать между звезд — эта парочка стала бы первой остановкой. А если бы вокруг одной из них обращалась пригодная для обитания планета — эй, да это же целых два новых солнышка, под которыми можно нежиться. Даже три, если считать их тусклого младшего брата-заморыша, болтавшегося поодаль.

А потом, словно договорившиеся о самоубийстве близнецы, они погибли одновременно. Первый тревожный сигнал поступил, когда свет Альфы Центавра A за четыре месяца снизился на ошеломительный двадцать один процент. После этого конец стал приближаться со всей стремительностью огромных вращающихся тел, что разрывают друг друга на части силами своего притяжения: Альфа Центавра B устремилась к своей сестре и вместе с ней забилась в агонии, погасла и умерла.

А Проксима Центавра, красный карлик, увязавшийся за ними тусклый младший братец, слишком далекий, чтобы катаклизм погубил и его, остался один-одинешенек в небесах.

Они были нашими ближайшими соседками, появившимися прежде нас, а потом исчезли, оставив людей еще более одинокими во тьме.

Но это все было посмертное шоу. Световые годы, помните?

Их не было уже почти четыре года к тому времени, как мы что-то заподозрили. Мы могли только смотреть, как это происходит, зная, что вглядываемся в бездну прошлого, которое не можем изменить, прозревая будущее, казавшееся уже не таким незыблемым, как раньше.

Но боги заметили.

Они, должно быть, поняли, что происходит, задолго до нас. Боги запаниковали и стали действовать в собственных интересах единственным доступным им методом — с помощью людей, — точно зная, что скорость света была нашей главной и неистребимой слабостью.

Это Аттила впервые заставил меня посмотреть вверх и вовне. Исчезновение Европы означало для него что-то важное, я просто не знала, что именно. К тому времени, как погибла Альфа Центавра, я переехала к Валу, который подумал: хм-м, очень интересно — а не улучшит ли телескоп твое самоощущение?

Спасибо, нет. Твердь над нашими головами — обман.

То, что мы видим, — это минувшее, коллаж самых разных временны́х зон, и Вселенная вокруг нас меняется раньше, чем мы об этом узнаем.

Первым делом Таннер вытащил у Вала изо рта телефон — второй, который тот схватил и попытался запихать себе в глотку. Первый пропал, каким-то образом оказался проглочен целиком, и, оттянув челюсть Вала вниз, чтобы заглянуть ему в горло, Таннер ничего не увидел. Залезать пальцами глубже в поисках телефона он не собирался. Тот удар коленом в челюсть не вырубил Вала полностью, просто оглушил. Если бы он решил укусить Таннера — он бы его укусил.

Таннер ощупал шею Вала в поисках чужеродного предмета, но так его и не нашел. Судя по всему, он проскочил глубже. Телефон. Прямоугольная затычка в круглом отверстии, заглоченная так, как змея заглатывает мышь. Врачи скорой помощи, может, с такими странностями и сталкивались, а вот для Таннера подобная дикость была в новинку.

Он действовал быстро, чтобы Вал не успел прийти в себя и вернуться в то состояние фуги, в котором пребывал несколько секунд назад. Таннер подтащил его к беговой дорожке и усадил на середину полотна. Принес от окна два шнура для занавесок и привязал ими руки Вала к поручням. Затем позвонил в службу 911, после чего дождался, пока у Вала не прояснится в голове. Когда это случилось, тот снова начал казаться самим собой, только более заторможенным.

Таннер присел перед ним — так, чтобы Вал не смог его пнуть.

— Как твоя челюсть?

Вал все еще пытался сообразить, где он.

— Болит.

— А горло как?

— Еще хуже. — Он, похоже, был озадачен тем, что его руки задраны вверх и к чему-то привязаны, как будто он очнулся в темнице, прикованным к стене, и не мог понять, злиться ему или бояться. — А почему я?..

— Ты проглотил один из телефонов Дафны.

— Зачем?

— Не могу сказать. Ты и еще два пытался проглотить. А если бы я тебе не помешал, ты бы, наверное, сожрал все семь.

По-видимому, что-то внутри у Вала болело так, что в дальнейших доказательствах он не нуждался. Невозможно было понять, в пищеводе засел телефон или добрался до самого желудка. По крайней мере, дыхательные пути ему не перекрыло, однако Таннер и представить себе не мог, как Вал умудрился пропихнуть эту штуку настолько далеко. Ладно еще старый маленький телефон-раскладушку, но не Samsung же Galaxy.