Всегда только ты (ЛП) - Лиезе Хлоя. Страница 9

Но я это приняла. Может, это из-за моего аутичного мозга и его аналитической практичности, у меня не было особых эмоций касаемо трости. Я просто видела её практическое преимущество. Она помогала. С ней я твёрже держалась на ногах. Моя нога не подкашивалась. Я не падала лицом в асфальт. Так что тут плохого, чёрт возьми?

Не вредило и то, что с тростью я чувствовала себя как крутая ведьма из Хогвартса. Знаете, сколько выгоды можно извлечь, владея псевдопалочкой и поразительной памятью на заклинания и проклятия? Много, вот сколько.

Нет, жизнь не всегда простая и свободная от боли, но у меня есть несколько друзей, которые знают и любят настоящую меня, и я нашла утешение и стабильность с Посохом Старца. Я также хожу к психологу, посещаю физиотерапевта, занимаюсь на велотренажёре, практикую йогу, плаваю. Я принимаю лекарства, и большую часть времени с дискомфортом и сложностями вполне можно жить.

Короче говоря, по большей части я наладила свою жизнь. А когда она кажется менее устроенной, когда моя иммунная система и аутистичный мозг устраивают самосаботаж, у меня есть козырная карта: медицинская марихуана, которая дает такую нужную передышку от хронической боли и тревожности.

Всё верно. Иногда, чтобы справиться со своей безумной жизнью, я обкуриваюсь. Иногда мой знакомый Картер в амбулатории, выписывающей медицинскую марихуану, убеждает меня попробовать новый «идеальный сорт», и покурив, я улетаю так далеко, что как будто оказываюсь в стратосфере, и тогда я понимаю, что Фрэнки пора баиньки. Но сначала надо заказать китайскую еду на вынос. Предварительно сунув пиццу в духовку.

Я так голодна. Я только что умяла пиццу и продолжила стремительно жевать мармеладных мишек, дожидаясь свинину мушу, яичные роллы и суп вонтон, и тут звонят в дверь. Больно быстрая доставка, но я не жалуюсь. Медленными шаркающими шагами я подхожу к двери.

Повозившись с засовом, я наконец-то умудряюсь его отпереть. Распахнув дверь, я протягиваю руку, чтобы забрать своё китайское пиршество, и тут осознаю, что я вижу.

Так и знала, что последняя затяжка была лишней. Мне уже мерещится всякое.

Мираж Рена Бергмана стоит на моём крыльце, как всегда улыбаясь. Через его руку переброшен блейзер, в руках маленький свёрток, завёрнутый в бумагу. Взъерошенные, частично мокрые волосы. Небесно-голубой джемпер, подчёркивающий его глаза. Поношенные джинсы и старенькие кроссовки Найк. Чёрт возьми, этот мужчина умеет одеваться.

Его взгляд быстро путешествует по моему телу, и помидорно-красный румянец заливает его щёки.

Ах да. Вот и реальность, ударяющая меня по лицу: «Внимание, Фрэнки, на тебе лишь короткие шорты с символом Даров Смерти, едва прикрытые безразмерной толстовкой Кингз».

Я одёргиваю толстовку, жалея, что она не настолько длинная, чтобы доходить до моих неоново-зелёных компрессионных чулок, которые заканчиваются чуть выше коленных чашечек. Я ношу их потому, что они дарят моим суставам приятное, облегчающее боль сжимание.

Мои щёки горят, и этот жар, который интенсивнее любой вспышки боли, с рёвом проносится от пальцев ног до макушки. Один лишь взгляд на Фантомного Рена вызывает ноющее ощущение внизу живота.

Осознавая своё бушующее либидо и менее сексуальные элементы моего наряда (то есть, абсолютно все его элементы), я впадаю в некий кризис. Я возбуждена при виде Рена Бергмана. Снова. Сначала в раздевалке, потом в «Луи», потом сегодня в процедурном кабинете. И теперь тут, у меня на пороге. Я всегда считала его сногсшибательным (ну естественно же), но просто пыталась это игнорировать. А теперь кажется, будто я уже не в силах это делать. Я увидела эту привлекательную сторону его, когда он наехал на Мэтта, и теперь уже не могу это развидеть. Если честно, я даже не могу перестать думать об этом.

Он не реален. Вот на чём мне надо сосредоточиться. У настоящего Рена нет причин находиться здесь, выглядя как ходячий рыжий секс. А значит, хуже не будет, если я позволю себе пялиться на этот плод моего обдолбанного воображения.

Я смотрю на него, с головой падая в эти зимние радужки. Я пялюсь. И пялюсь. И пялюсь.

Но как и все фантазии, это потакание себе должно завершиться. Сделав глубокий вдох, я захлопываю дверь перед миражом. Иначе я могу поддаться воображению, пригласить Вымышленного Рена внутрь, затем фантазировать о том, как буду раздевать его со свирепой потребностью узнать, совпадает цвет «ковра» с «занавесками»².

А этого я попросту не могу себе позволить.

Я не уверена, как долго была закрыта дверь. Как долго я пыхтела, прислонившись спиной к гладкой поверхности и дожидаясь, пока моё тело остынет от галлюцинаций. Я больше никогда не буду курить эту травку, ибо она явно чем-то приправлена. Картеру из амбулатории придётся ответить.

Но тут голос Рена разбивает любые надежды на то, что это мираж, вызванный наркотиками.

— Фрэнки?

Я вскрикиваю, отпрыгнув от двери так проворно, как я только способна.

— Д-да? — я выглядываю в глазок.

Пресвятая Богоматерь Иисуса Верхом на Ослике, эти волосы. В лунном свете они обретают в точности оттенок выцветшего медного пенни.

Должно быть, в прошлой жизни я была настоящей засранкой, потому что в этот раз карма, похоже, наказывает меня. А именно она наказывает меня моей неспособностью держать себя в руках, когда дело касается непозволительно дорогих рутбировых мишек, которые я могу купить только у вымогателей-перекупщиков, и увлеченностью рыжими красавчиками этого мира, которые, ну естественно, самые редко встречающиеся мужчины.

В отместку за то, что я сделала в прошлой жизни, видимо, будучи какой-то бессовестной кошкой, космические силы поместили прекраснейший рыжий образчик среди жителей Соединенных Штатов прямиком на мою орбиту и сделали его абсолютно недосягаемым. Он член команды. Я в штате персонала. Мы с Реном под запретом. Verboten. Interdit³. Невозможно. Не разрешается. Мне нельзя испытывать влечение к игроку команды. Я не могу даже думать о влечении к нему.

— Фрэнки, — приглушённо доносится голос Рена с другой стороны двери. — Всё в порядке?

Прочистив горло, я снова открываю дверь, быстро одёргивая толстовку в безнадёжной попытке выглядеть пристойно.

— Извини за это. Ты меня удивил, — сделав шаг назад, я жестом приглашаю его внутрь. — Я ожидала доставку китайской еды.

Он хмурит рот.

— Прости, что разочаровал.

— Ничего страшного. Я только что умяла целую пиццу и схомячила пакетик рутбировых мишек. Моему желудку необходим отдых.

Прислоняясь плечом к моему косяку, Рен меняет выражение лица на нечто тёплое, может, забавляющееся. Вот и та бодрая, ничто-меня-не-сломит улыбка, от которой я готова лезть на чёртовы стены. По большей части потому, что мне хотелось бы повторить эту улыбку. Может, тогда люди не считали бы меня такой ворчуньей, когда в реальности я просто не могу самопроизвольно заставить себя улыбнуться.

— Ты под кайфом, не так ли? — спрашивает он.

— Прошу прощения, — оскорблённо фыркаю я. — Я трезва как монашка, — сказав это, я сразу же копаюсь в своей обширной памяти в поисках такого сравнения и ничего не нахожу. Высока вероятность, что я высосала это из пальца. Чёрт.

Рен широко улыбается.

— Знакомые мне монашки — скандально известные тусовщицы.

И вот он ведёт себя мило, подыгрывая мне. Чтоб ему провалиться, этому безрассудно милому мужчине.

— Видимо, ты нашёл крутых монашек, — говорю я ему. — Те, которых знала я, били меня линейкой по рукам в школе и заставляли стоять в углу за мою дерзость.

Смех Рена мягкий и тёплый.

— Ты? И дерзящая?

Я поворачиваюсь к кухне, когда слышу, что моя собака Пацца начинает лаять на заднем дворе, и как раз вижу, как она лапами бросается на окно.

Оборачиваясь через плечо, я замечаю, что Рен остаётся на прежнем месте, у порога. Он как будто не решается двинуться дальше.

— Это всего лишь моя собака снаружи. Она безвредная… вроде как. Ну, не совсем. Я боялась, что она накинется на курьера, так что она снаружи.