Горчаков. Лицеист - Пылаев Валерий. Страница 13

Приятное наваждение исчезло вместе с дедовским кабинетом. Осталось только открытое настежь окно, гроза снаружи и ощущение облома вселенских масштабов. Я с рычанием откинул пропотевшее чуть ли не насквозь одеяло, уселся в кровати… и услышал за дверью тяжелые шаги.

– Да вашу ж матушку… – простонал я, натягивая штаны. – За что?..

Дверь в комнату распахнулось и с грохотом ударилась в стену. В коридоре мелькнула вспышка, похожая на алый цветок. Я плюхнулся на пол, откатился в сторону – и тут же вскочил на ноги. Струя пламени метнулась за мной, но слишком поздно: я уже махнул через подоконник – прямо навстречу грозе. Огонь с треском впился в болтающиеся створки, расколол стекла, вырвался следом, лизнул в голую спину – и все-таки не успел. Я отделался клочком сгоревших волос на затылке.

Полет со второго этажа дался куда сложнее. Я сгруппировался, но собрать дух на мягкую посадку смог только у самой земли. Воздух загустел, подхватывая тело и будто надуваясь огромным шариком, сжался – и, не выдержав, лопнул. Скошенная трава впилась в ладони, но времени жалеть себя не осталось. Я кувырнулся вперед, вскочил на ноги – и в место, где я только что был, ударила Булава. Земля вздрогнула, и мне в спину полетели влажные ошметки.

Я изо всех сил помчался к лесу. Ночной гость наугад подпалил пару деревьев, швырнул мне вослед еще одного Горыныча – и сам спрыгнул из окна: сверкнула молния, и я увидел, как по стене к земле скользнула громадная черная тень.

Значит, побегом из усадьбы дело не ограничится.

Вздохнув, я чуть замедлился, готовясь к долгой гонке по лесу. Дождь хлестал как из ведра, поросль и сухие ветки то и дело кололи босые ноги, но куда больше меня волновал Горыныч, злобно гудящий где-то сзади в паре десятков шагов. Огненный змей гнался за мной, на ходу грызя молодые деревья и срывая кору со старых. Не самое опасное заклятье – но могучее, хоть и медлительное.

А еще – умеющее преследовать цель даже без указки хозяина.

Однако с этим я хотя бы уже умел бороться. Достаточно чуть сбить установку или сместиться в сторону – и Горыныч потеряет след: разворачиваться змеюка все-таки не умеет. Я немного вырвался вперед, выбрался на открытое место, чудом удрал от двух выпущенных по очереди Булав – а потом резко свернул в сторону, закручивая траекторию обратно к усадьбе. Огонь за спиной взревел, дернулся – но не поспел за мной и с недовольным ворчанием укатился куда-то вдаль.

Правда, легче от этого не стало – скорее наоборот. Удрав от Горыныча, я снова подставился: в свете колдовского пламени преследователь видел меня как на ладони. Еще одна Булава с треском выбила щепки из старой березы в паре шагов, а потом сквозь гром и шум дождя я услышал что-то среднее между жужжанием и свистом.

– Твою мать! – Я плюхнулся животом в лесную грязь. – Совсем с ума сошел?!

Пару деревцев в мою руку толщиной как бритвой срезало. Даже слабенькая Булава запросто сломала бы несколько ребер, но брошенный с полусотни шагов Серп вполне способен разрубить человека надвое. В ход пошла тяжелая артиллерия – и от нее могла спасти или скорость, или надежная защита… А лучше – то и другое одновременно.

Ход и Кольчуга. Базовые заклятья, которые без труда давались мне на тренировках… но не сейчас. Энергии было достаточно – и внутри, и даже снаружи. Она лилась с неба дождем, бурлила вокруг – и все равно упрямо не желала сплетаться в нужный рисунок. А обычные, человеческие силы уже заканчивались: соперничать с магически ускоренным противником я не мог.

На чистом упрямстве пробежав еще где-то с полкилометра, я уперся в речку. В воду лезть не стал – там меня просто приморозили бы в два счета. Пришлось сворачивать и шлепать по грязи вдоль берега, но беспощадный преследователь догнал меня и там. Булава, Булава, Горыныч – и еще Серп на десерт. Я успел укрыться за деревом, и заклятье с хищным звоном шарахнуло в толстый ствол. Вгрызлось до половины, не меньше, и уже на излете клюнуло в локоть. Неглубоко – но по руке тут же заструилось что-то горячее.

И это почему-то прогнало страх окончательно. Убегать было некуда – кусты трещали в десятке шагов, – но подраться я еще мог. Сложив пальцы в кулак, я крутанулся из-за дерева и швырнул Булаву. Громадная тень подняла руку, и мое заклятье с лязгом ударило в Щит. Второе ушло в сторону. Я выдал еще две Булавы и из последних сил добавил Серпы – с обеих рук одновременно. Они с искрами чиркнули по цели и унеслись вдаль, выкашивая молодую поросль. Но никакого ощутимого вреда не нанесли.

Ну все. Приехали.

Щит у меня все-таки получился – слабенький, хрупкий и кривой, впрочем, на один удар его кое-как хватило. Потом что-то подцепило меня за ноги, опрокинуло – и припечатало сверху, вбивая в размокшую грязь.

– Все, – простонал я, – хватит! Да чтоб тебя…

– Плохо, Саша. Огорчаешь старика.

Андрей Георгиевич навис надо мной грозной тучей. На его лице красовалась царапина – явно не от моего косого Серпа, скорее уж от ветки, – а одежда и бритая голова были мокрыми, тем не менее он даже не запыхался. Ход позволял уже немолодому и грузному безопаснику двигаться втрое быстрее меня, почти не уставая.

– Нормально! – огрызнулся я, ощупывая ребра. – Больно, блин…

– До свадьбы заживет. Вставай.

Будто у меня был выбор. Я кое-как выковырял избитую тушку из грязи и поднялся на ноги. В последние дни такие ночные «учения» повторялись нередко – но раньше я хотя бы не подозревал, что меня хотят угробить всерьез.

– Сатрап, – проворчал я. – Мучитель.

– Поговори мне тут. – Андрей Георгиевич погрозил огромным – чуть ли не с мою голову – кулачищем. – Почему не удрал? Опять Ход не получается?

– Опять. – Я вздохнул и осторожно потянулся. – Кажется, ребро сломал.

– Ничего, потерпишь. Пойдем к дому.

Я поплелся следом за Андреем Георгиевичем, мысленно костеря деда на все лады. Это он придумал отдать меня на растерзание безопаснику, убив сразу двух зайцев: я не только понемногу осваивал родовой Дар, но и расплачивался за свои многочисленные прегрешения. И вот уже почти две недели моя жизнь напоминала учебку кадетского корпуса: тренировки, тренировки, книги, недолгий крепкий сон – и снова тренировки. Кое-что получалось неплохо, тело привыкало к нагрузкам, я становился сильнее, и в каком-то смысле муштра мне даже нравилась…

Но уж точно не в те дни, когда заканчивалась членовредительством.

– Серп! – Я с трудом удержался от соблазна залепить Андрею Георгиевичу в затылок чем-то вроде Булавы. – Так ведь убить можно.

– Это если попасть. И Кольчугу не пробьет, я слабенький кидал.

– Да не было у меня Кольчуги, – признался я. – Не сплетается, зараза.

– А-а-а… Ну, так и не попал же. – Андрей Георгиевич пожал плечами. – В следующий раз сплетется.

Ага. Вот так возьмет и сплетется. Само, в подходящий момент. От злости я чуть сильнее ударил босой ногой в землю – и боль тут же напомнила о себе, прокатившись от бедра вверх и застряв где-то в грудине справа. Сломал? Или на этот раз повезло и обойдусь синяком размером с голову?

– А если нет? Что деду скажете?

– Что будет у него теперь два целых внука и две половинки. – Андрей Георгиевич чуть замедлил шаг. – А если серьезно, хотел бы попасть Серпом – попал бы.

– Да знаю… – Я вспомнил, как он на днях срезал одинокий сухостой чуть ли не с половины километра. – Кадетов с юнкерами так же гоняют?

– Так же, да не так же. Когда я в Александровском учился – вот тогда гоняли… А теперь смехота одна.

– И Мишу в Павловском, значит, тоже берегут, – усмехнулся я. – А вы меня Серпом…

– Нету у меня времени тебя жалеть, Сашка. – Андрей Георгиевич вдруг развернулся и схватил меня за плечи. – Понимаешь, дурья твоя башка? Не-ту!

– Да почему?!

– Потому, что у нормальных… у обычных людей Дар растет по чайной ложке, с детства. Если дворянин выбирает военную службу – после кадетского корпуса идет в училище. И там он из унтера становится подпоручиком. За три или четыре года. – Андрей Георгиевич тяжело вздохнул. – Вполне достаточно, чтобы вылепить из пацана офицера… А ты три недели назад был бездарем, а теперь выдаешь Булаву на уровне пехотного штабс-капитана!