Жиголо, или 100 мужчин для безупречной блондинки - Королева Маша. Страница 44

– Вот ты, значит, какой положительный… Вино, коктейль?

– Ничего.

«Господи, веду себя как дурак. Раз уж пришел, надо быть решительнее. Этот извращенец ведь ни в чем не виноват. Виноват только в том, что у него денег до фига, а у меня нету. Виноват в том, что Вероника дура. Виноват в том, что я дурак».

– Спасибо, Марк, но мне ничего не надо. Где здесь душ?

– Что, решил перехватить инициативу? – усмехнулся Коннорс. – Идем, я тебе покажу.

Ванная Марка напоминала космический корабль. Серебристые стены, зеркала в полный рост. Одно из зеркал было кривым, как в цирковой комнате смеха. Наверное, дизайнер был шизофреником, подумал Арсений, разглядывая свое отразившееся непропорционально большое лицо – каждая морщинка на виду в кривом зеркале, каждая складочка. Кривые краны, привинченный к стене телефонный аппарат.

– Нравится? – спросил Марк.

– Нравится, – соврал Арсений.

– А вот мне нравишься ты. – Сдавленный шепот теплым ветерком прошелестел по затылку Арсения. Руки в пигментных пятнах крепко обхватили его за талию. Теплые твердые губы заскользили по его шее вниз. Арсений закрыл глаза и облокотился о столик, на котором в идеальном порядке были разложены бритвенные принадлежности. Нетерпеливые пальцы торопливо расстегивали ремень на его брюках. – Ты самый лучший. – Гортанный шепот переместился с затылка на спину, влажные поцелуи вдоль позвоночника заставляли Арсения кривиться от отвращения.

«Лишь бы меня не вырвало! – думал он. – Зачем я столько съел на ужин, знал ведь, чем все закончится!»

А закончилось все быстрее, чем он мог надеяться. Видимо, Коннорс в тот вечер был слишком пьян, чтобы с медлительностью гурмана растягивать сексуальные упражнения. Острая боль, несколько коротких резких движений, теплая щекотная струйка бежит вниз по ногам Арсения.

Это все.

– Это все, дарлинг, – шепчет Марк. – Ты чудесный, чудесный, ты самый лучший.

Арсений надевает джинсы и тут же жалеет об этом – надо было сначала принять душ. Теперь новые джинсы будут пахнуть чужой спермой. Хотя какая разница – все равно он больше никогда не наденет их.

– Тебе было хорошо?

Интересно, он всерьез или издевается?

– Хорошо.

– Надеюсь, что это не в последний раз. «И не надейся!»

– Да.

– Ты не останешься на ночь? Мы могли бы позавтракать в «Национале». Там превосходные блинчики по утрам.

– Нет, меня ждут, я же говорил…

– Не надо оправдываться. – Марк потрепал его по щеке. – Идем, я провожу тебя до двери.

В прихожей Марк всунул ему в ладонь внушительную пачку денег – Арсений не стал пересчитывать гонорар при нем. Хотя мелькнула у него мысль, что надо бы проверить – а вдруг в пачке нет полутора тысяч? Вероника не простит, и тогда Арсению придется прийти в эту странную неуютную квартиру еще раз.

– Пока, дарлинг. Ты оставишь мне свой телефон?

– Я редко бываю дома, а мобильного у меня нет. Я сам тебе позвоню. – Арсений заставил себя улыбнуться.

В подъезде, между вторым и первым этажом, он все-таки притормозил, чтобы пересчитать деньги. Если что-то не так, еще не поздно вернуться и потребовать доплаты. В пачке были сплошь стодолларовые купюры. Десять, двадцать, тридцать… Арсений глазам своим не верил. Сорок, пятьдесят… Пять тысяч долларов. Пять штук!

Он получил пять штук за несколько минут, проведенных в «космической» ванной. Но такого не может быть… Может, Коннорс ошибся… Может, сейчас он заметит ошибку и бросится Арсения догонять?

Ну уж нет. Если старый гомик и просчитался, то это полностью его вина. Арсений ни при чем. Никто ничего уже не сможет доказать.

Арсений спрятал деньги в карман и стремглав бросился по лестнице вниз.

Пять тысяч долларов! Пять тысяч! Шальные деньги, легкие, они жгли ему карман. Арсений заболел магазиноманией – ему хотелось покупать, не купить, а именно покупать, миллион приятных мелочей, хотелось кутить, шиковать, швырять деньгами, завтракать в ресторанах, оставлять такие чаевые, чтобы официантки недоверчиво улыбались и провожали его до самой двери. Как и все внезапно разбогатевшие маргинальные личности, он переоценил собственный бюджет. Ему казалось, что он может купить все.

Полторы тысячи он сразу отдал Веронике. Пусть у нее будут новые модные губы, если ей так хочется.

– Милый! Спасибо! – Она, очевидно, до последнего момента не верила, что у него действительно получится.

Почему-то Арсению казалось, что она с мазохистским упрямством ждет, когда же он, виновато опустив глаза, объявит, что денег не будет. И тогда она заплачет, потом соберет его вещи в большую спортивную сумку, и это будет финал. Арсений уйдет искать другую квартиру или другую девушку с квартирой, а она останется в тонкогубом своем одиночестве – это было бы и хорошо, и плохо. Плохо – понятно почему, а хорошо – потому что иногда приятно почувствовать себя несправедливо обиженной жертвой.

– Не за что. Если тебе понадобится новая грудь, только скажи! – пошло пошутил Арсений.

Вероника, будучи слегка закомплексованной красавицей, меткого юмора не оценила.

– Что ты хочешь этим сказать? Тебе не нравится моя грудь?

– Мне и губы твои нравятся, – нашелся он. – Потому что мне нравишься ты. И будешь нравиться, даже если превратишься в Майкла Джексона послеоперационного периода.

Вероника нахмурилась, но возражать побоялась – а вдруг деньги отнимет. В тот вечер Арсений впервые понял, что такое укрощенная женщина. Своевольная Вероника вела себя как дрессированный пудель. По первой просьбе она сварила для него суп-пюре (единственное блюдо, которое она худо-бедно умела готовить), она не пикнула даже, когда он уселся смотреть боевик, в то время как по другому телеканалу показывали ее любимый сериал «Друзья». Ночью она с азартом валютной проститутки нырнула под одеяло с головой, несмотря на то что не очень-то любила оральный секс.

Засыпал Арсений счастливым.

А на следующее утро она собрала сумку и отчалила в клинику. Вероника нервничала – а вдруг что-нибудь не получится? Вдруг у хирурга будет плохое настроение, вдруг он будет мучим тяжелым похмельем? Или, что еще хуже, во время операции вдруг вырубится электричество – всякое бывает. Она сама заводила себя до предела и сама же себя успокаивала.

– Нет, ну это же всего несколько уколов.

– Не волнуйся. Я тебя навещу завтра. – Он поцеловал ее в губы. Это был ритуальный поцелуй, потому что, что бы там ни случилось, но именно таких губ у Вероники не будет больше никогда.

Он закрыл за ней дверь, подождал на всякий случай полчасика, вызвал по телефону такси. И отправился в центр. Тратить деньги, о которых Вероника не знала ничего (знала бы, была бы с ним в сто раз ласковее).

Это был сумасшедший день. Праздник непослушания. Впервые в жизни у него была возможность покупать не то, что нужно, а просто то, что хочется. Хочется оранжевые носки в зеленую полоску за двадцать баксов – нет проблем, надо же иногда себя баловать. А что, в носках этих уютно будет коротать вечера с толстогубой Вероникой. Или вообще можно кому-нибудь их передарить – Марку Коннорсу на Рождество, ха! Вот у него физиономия перекосится!

Хочется три одинаковые рубашки от Гуччи в разном цвете – пожалуйста!

Что? Охота отужинать в ресторане «Максим», где только чай пятьсот рублей стоит? Да в чем вопрос!

Это была игра, это была истерика. Три с половиной тысячи долларов Арсений умудрился потратить за один вечер. Он словно был участником легендарного телешоу – когда за один день надо спустить миллион долларов.

Он всегда думал – а что чувствует человек, который ленивым жестом вручает официанту пятидесятидолларовую купюру в качестве чаевых. Да еще и говорит поморщившись: «Сдачи не надо». И вот теперь он понял, что это такое, – это экстаз, это лучше, чем секс.

Он вернулся домой словно пьяный. Обвешанный хрусткими пакетиками, коробками, свежепричесанный в дорогом салоне. На его плечи была небрежно наброшена дубленка «Хьюго Босс», на затылке поблескивали темные очки «Лагерфельд».