На пути в бездну (СИ) - "Sleepy Xoma". Страница 42
— Ваше высочество, — вмешался Амандус, — прошу не забывать про его светлость.
Скрежет зубов ясно дал понять, что именно королева думает о своем мятежном брате.
— Их двое, нас — почти пять десятков, — эти слова королева произнесла на тон ниже, медленно и тягуче, чуть растягивая слова, что выдавало крайнюю степень злости. — Как думаешь, чья магия окажется сильнее?
Таривас поспешил направить гнев матери в нужное русло:
— Матушка, пора ли нам уже выдвигаться?
— Пора, — согласилась королева.
"Бешенство и усталость? Нет, бешенство и жалость, а также — злость на кого-то другого, наверное, на Корвуса".
Его конь тронулся — телохранитель взял поводья, и Таривас обратился в слух, пытаясь без глаз определить дыхание огромной армии, ее пульс и ритм, с которым бились сердца десятков тысяч людей.
А ведь еще совсем недавно ему было достаточно бросить на них беглый взгляд, чтобы понять, кто слаб духом, кому нужна поддержка, а на кого можно всецело положиться.
Было тихо, неестественно тихо для места, на котором вот-вот должно было сойтись столько народу. Вдалеке слышалось тихое ржание — то приближались кони парламентеров вороньего короля.
Еще несколько тягучих и томительных минут, а затем злой голос матери:
— Не ожидала, что у тебя хватит наглости лично прийти сюда, старая ворона.
— Доброго дня, ваше высочество, — раздался в ответ сухой и неприятный голосу, — прошу прощения, но не могу пожелать вам здравия.
Корвус закончил приветствие и выжидающе уставился на пышущую яростью королеву.
Кэлиста так и осталась взбалмошной и глупой девчонкой, несмотря на то что успела встретить уже тридцать восьмой день рождения.
Стихийные маги вообще очень часто становились рабами страстей, но Роза Юга, пожалуй, выделялась даже на их фоне.
"И, тем не менее, эта глупая девчонка заманила в ловушку твоих друзей и приложила руку к смерти дочери", — возразил внутренний голос, и чародей скрипнул зубами, радуясь, что маска прячет нижнюю — изуродованную — половину лица.
Ему очень хотелось сотворить с Кэлистой что-нибудь нехорошее, но увы, позволить себе такое он попросту не мог, а потому — делал вид, что все в порядке. У Корвуса вообще хорошо получалось скрывать эмоции от окружающих, научился за прошедшие века.
Затем он перевел взгляд на принца и не без злорадства отметил повязку на его глазах. Мелкое и ничтожное, чувство удовлетворения от свершенной мести все-таки нашло лазейку в глубине души Древнего и тот безжалостно затоптал его. Он уже наломал достаточно дров, поддавшись необузданной злобе. Последняя попытка окончить дело без рек крови должна пройти под знаком холодной логики, а не чувств.
Впрочем, Кэлиста явно не разделяла это его убеждение — ярость, переполнявшая королеву, готова была вот-вот обрушиться на головы ее врагов огненным дождем… Хотя нет, скорее, ураганом. А вот Амандус — этот хитрый лис — напротив, выглядел невозмутимым и абсолютно бесстрастным, точно его собственное благополучие и не ставилось на карту сегодня, точно война с Волукримом представлялась ему чем-то незначительным, мелким.
"А может, Изегрим был прав, говоря, что я слишком давно не напоминал миру о себе, не заставлял людей трястись от страха"? — подумал Корвус. — "Меня перестали бояться, и вот к чему это привело".
Древний знал, что страх — куда более надежное средство добиться подчинения, нежели любовь, но по мере возможности старался не прибегать к нему понапрасну, считая, что кнут лучше всего чередовать с пряником. Возможно, действительно настало время огреть плетью одну не в меру ретивую лошадку.
Корвус не произносил ни слова, глядя на своих собеседников. Молчание затягивалось, и те начинали нервничать. Наконец, Кэлиста не выдержала.
— Я здесь, — дрожащим от злобы голосом, воскликнула она, — чтобы призвать к ответу своего… брата, — последнее слово ветророжденная выдавила через силу, сжимая поводья так, что побелели костяшки пальцев, — и потребовать объяснений. По какой причине ты посмел столь нагло нарушить границы Дилириса? Почему ты поддержал мятеж Устина? На каком основании ослепил сына?
Волна ярости едва не захлестнула Корвуса вновь, но он с усилием подавил ее.
"Амандус, а ты молодец", — Древний бросил еще один короткий взгляд на канцлера, безмятежно устроившегося на мощном дилирисском боевом скакуне, — "знаешь, какие слова надо нашептывать, чтобы вывести собеседника из себя. Вот только на мне этот трюк больше не сработает".
— Я пришел для переговоров, — издевательски спокойно ответил сковывающий. — У нас всех было достаточно времени на раздумья, — Вороний Король сделал тягучую паузу давая своим собеседникам осознать сказанное, откашлялся и продолжил, — и я готов простить заговор против Орелии и Ридгара. Я готов забыть про смерть посла — хотя это тягчайшее оскорбление, смывать которое во все времена полагалось кровью. Я готов даже повернуть свои полки назад и восстановить мир, но вашему величеству также придется кое-чем поступиться.
— И чем же это, хотелось бы мне знать? — ярость в словах Кэлисты, пожалуй, можно было попробовать на вкус.
— Вам придется сообщить правителям всех государств о том, почему Кающийся, Целительница, а также моя дочь, пропали. Также придется рассказать вообще обо всех махинациях с изначальными. Вы должны будете отказаться от мести за увечье сына и признать вашего брата моим вассалом. Это все.
Кэлиста задрала голову и расхохоталась, протяжно, истерично, безумно. Сейчас лицо этой прекрасной женщины было перекошено гримасой такой ненависти, что даже видавшему виды чародею даже стало не по себе. Он догадывался, что сейчас произойдет, и ее величество оправдала самые худшие ожидания.
— Ну уж нет, старая ворона. Это ты будешь умолять меня о прощении, будешь ползать на коленях прося не разрушать твое жалкое королевство. За то, что ты сотворил с моим сыном, я лишу тебя не только глаз, но еще и ушей с носом, руки и ног! А то, что останется, прикажу вздернуть на самой высокой осине, какую только получится найти!
"Глупая, глупая девчонка", — с искренним сожалением подумал Корвус.
Условия, что он ей предложил, были, пожалуй, наиболее легкими из возможных. Он не требовал контрибуции, отказа от трона, земель. Желал лишь правды, мира, да гарантий безопасности для Устина Вентиса, своего давнего и верного сторонника.
— Что ж, я попытался, — в голосе Корвуса слышалось неподдельное огорчение и в этом не было никакого притворства, — но увы, нельзя достучаться до того, кто глух и слеп от рождения. Пусть нас рассудит сталь и огонь.
Сказав так, он развернул коня и двинулся обратно — к своим войскам.
— Стоять! — взвизгнула ветророжденная, потеряв остатки самообладания и величественности. — Я не разрешала тебе уходить!
— Кто вы такая, чтобы запрещать мне что-то? — не оборачиваясь бросил Корвус. — До встречи на мирных переговорах.
К его удивлению, Кэлиста не попыталась ударить отряду Древнего в спину, и тот спокойно доскакал до холма, на котором располагалась ставка, провожаемый яростными воплями взбеленившейся королевы. Корвус ни разу не обернулся, он без этого отлично представлял, сколь мерзко и позорно сейчас выглядит ветророжденная.
"И вот этой соплячке Господь подарил корону"? — брезгливо подумал Древний. — "Даррис сейчас, наверное, вращается в гробу".
— Никогда не видел ее в таком гневе, — проговорил Лариэс, едва только Корвус поравнялся со своим новым учеником.
— В этом нет ничего удивительного, — задумчиво произнес он, бросая короткий взгляд на высокого юношу с подзорной трубой в руке. — Капризные дети редко умеют принимать отказы.
— Тем более таким тупые, как эта девка, — отметил Изегрим, явно не стремящийся сглаживать углы.
— Брат мой, я говорил когда-нибудь, что ты отвратительный дипломат?