Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Адамович Надежда. Страница 5
Убийство Ярополка Святославовича Киевского по повелению Владимира Святославовича. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. Библиотека РАН / Wikimedia Commons
У князя Владимира было больше всего женщин среди русских князей: только официальных («водимых») жен пять, а уж наложниц… Вот что пишет тот же Нестор: «…а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове… И был он ненасытен в этом [в блуде], приводя к себе замужних женщин и растляя девиц» [26]. При этом, на взгляд летописца, законные жены от наложниц отличались лишь тем, что первых приводили в дом супруга с совершением всех обязательных обрядов.
Владимиру Предслава родила еще троих детей.
Да, наложница на Руси своим положением не отличалась от рабыни. Она была так же бесправна, а муж мог ее даже завещать кому-нибудь, как вещь… Так случилось и с «грекиней» Предславой.
Крестившись и женившись на дочери византийского императора, Владимир распустил свой гарем:
…упрошен был отпусть жен от себя, как обещал [ибо христианином стал], и отпустил Вышеслава, который родился от Оловы, княжны варяжской, в Новгород; Гориславу с Изяславом в Полоцк, ее же сына Ярослава в Ростов; Всеволода во Владимир; Предславу с сыном Святополком в Туров; Мальфрид с сыном Святославом в Овруч; Адиль с сыном Мстиславом во Тмутаракань… Прочих жен и дочерей дал в жены ближним своим, не имущим жен… [27]
Прочих жен… Что многоженство у славян было — дело известное. Помимо летописца Нестора, сообщали о нем и арабские авторы IX–X веков.
Так, Ибрагим ибн Якуб (ок. 912–966) пишет о гаремах славянских князей, которые держат взаперти 20 и более жен, а ибн Фадлан рассказывает о русском князе, имевшем аж 40 жен!
Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты из-за него. С каждым из них [имеется девушка], которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа. А ложе его огромно и инкрустировано драгоценными самоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногда он пользуется как наложницей одной из них в присутствии своих сподвижников… [28]
Но не лучше дело обстояло и в языческой Европе, и у западных славян. Знаменитый Козьма Пражский (1045–1125) подтверждает обычай чехов иметь по две-три жены. Многоженцем был и живший в X веке чешский князь Славник, основатель династии Славниковичей. Как уверяет составитель Жития святого Войтеха, святому даже пришлось покинуть чешскую землю из-за того, что он так и не смог победить многоженство. Да и франк Само, основатель первого в истории славянского государства, когда стал править чехами и словинцами, создал себе гарем из двенадцати славянок. Своим письмом папа Иоанн VIII (814–882) наложил запрет на двоеженство в княжестве князя Коцела на озере Балатон — об этом говорится в его письме от 873 года. На Балканах в конце X века с многоженством боролся Козьма Болгарский. Мешко в Польше, до того как принял христианство, имел аж семь супруг. Хронист XI века Адам Бременский утверждал, что многоженство в обычае было и у прусов, а князья у них и вовсе не ограничивали себя в количестве жен. По мнению известного дореволюционного историка Михаила Владимирского-Буданова (1838–1916), именно институт многоженства способствовал тому, что популярной стала брачная традиция похищения — «умычки» — невест, о которой мы говорили в главе 2.
Надо отметить, что и нескольких жен нашим далеким предкам оказалось маловато. Арабский историк Ибн Мискавейх (ум. 1030) пишет, что у русов помимо жен были еще и наложницы: «Когда умирал один из них, хоронили его, а вместе с ним его оружие, платье и орудия, и жену или кого-нибудь другого из женщин…» [29] Наличие наложниц резко осуждал в 1039 году чешский князь Бржетислав.
Принято считать, что и наложничество, и многоженство с приходом христианства стали пережитками тяжелого языческого прошлого. Однако и позже они были распространены повсеместно, что подтверждают многочисленные христианские поучения, правила и послания, где они порицаются постоянно — на протяжении всей истории Русской православной церкви. Вот XI век: митрополит Иоанн II пишет, что нужно отказывать от причащения «тем, которые бесстыдно и не краснея допускают общение с двумя женами, — это далеко от нынешнего благочестия и благопристойного ромейского жития» [30].
По мнению доктора исторических наук Бориса Романова (1889–1957), многоженство на Руси еще несколько веков оставалось обыденностью, причем для всех сословий. Разницы между второй женой, третьей (и так далее) и любовницей фактически не было. В конце того же XI века великий киевский князь Святополк II Изяславич спокойно возводит на владимирский престол своего сына Мстислава, рожденного от наложницы, и это не вызывает ни у кого вопросов. Проходит еще 100 лет, и выясняется, что у галицкого князя Ярослава Осмомысла (как сообщают летописи конца XII века) две жены: параллельно официальной, имя которой даже не указывается, есть другая — Настаска. Правда, теперь партия недовольных бояр устроила в Галиче мятеж, схватила и сожгла живой Анастасию, а князя заставила дать клятву, что он будет жить в согласии с супругой.
Необходимо отметить, что двоеженцем считался и вдовец, женившийся вторично. Вступать в брак во второй и третий раз было нежелательно: за это двоеженцу/троеженцу грозило наказание — епитимия. За второй брак накладывалась епитимия на два года, а за третий — на пять лет.
Епитимия (от греч. ἐπιτῑμία — «наказание по закону») — мера наказания, которую назначает духовник, а кающийся добровольно исполняет: молится, подает милостыню, усиленно постится в течение определенного времени. Епитимии делились на тайные и публичные. Тайные предписывали, например, не есть мясо, молоко, мед на протяжении всего срока епитимии. Самыми тяжелыми считались публичные: как понятно из названия, они были связаны еще и с прилюдным позором.
Например, в 1554 году трехлетнюю епитимию наложили на дьяка И. Висковатого. Согласно ей, в течение первого года он должен был стоять перед храмом и плакать, рассказывая всем входящим о том, в чем он согрешил. А на Ивана Грозного за четвертый (последовательный) брак решением Собора 1575 года наложили епитимию, сочетающую публичное покаяние и тайное. Царю предписывалось поститься, молиться и плакать коленопреклоненно до конца жизни. Точно такую же епитимию знаменитый протопоп Аввакум наложил на некую Елену за то, что она разлучила жену с мужем и убила своего ребенка.
Самой страшной епитимией считалось отлучение от евхаристии — Святого причастия. Для сравнения, убийц и волшебников отлучали на 25 лет, гомосексуалов — на 15 лет, а прелюбодеев — в среднем на 10 лет.
В Церковном уставе Ярослава Мудрого содержатся статьи, посвященные наказанию за многоженство. В XII веке новгородский диакон-уставщик Кирик спрашивал епископа новгородского Нифонта, как подобает держать наложниц — тайно или явно: «“…а вот владыка, некоторые заводят явных наложниц, и рожают детей, и живут как со своей женой, а другие тайно со многими рабынями — что из этого лучше?” — “Не добро, — сказал он, — ни то, ни другое”» [31]. Отцы церкви еще долго продолжат обвинять русский народ в многоженстве; его следы, как считают ученые, сохранились и в былинах. Так, многоженцем, похоже, был Илья Муромец, который имел детей сразу от трех женщин: Омельфы Тимофеевны, Авдотьи Горычанки и бабы Латыгорки.