Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Адамович Надежда. Страница 9

Впрочем, в те времена работорговлей продолжали заниматься и другие русские княжества. Ничто не изменилось и после образования Московского государства. Архидиакон Павел Алеппский (1627–1669), посетивший его в середине XVII века с сирийским патриархом Макарием, оставил интересные бытописания. В том числе о рабовладении: «При приближении… татар, они [московиты] тотчас хватают их караван, будут ли это мужчины, женщины, девочки или мальчики, уводят в свою страну и продают на рынке уничижения за десять, пятнадцать или двадцать пиастров. Поэтому у каждой богатой женщины бывает пятьдесят, шестьдесят (рабынь) и у каждого важного человека семьдесят, восемьдесят (рабов)» [60].

В Московии было много разновидностей холопства: наследственное; полное (распространявшееся на потомков); докладное; долговое; договорное; добровольное; кабальное. Также холопами становились военнопленные [61].

До середины XVII века существовал еще особый городской тип холопства — закладничество, то есть превращение самого себя в заклад.

В 1606 году появился указ, запрещавший переводить крестьян в холопы: «…крестьян своих в холопи и крестьянок своих в рабы никому имати не велено» [62]. По законам XVI–XVII веков холопка (раба) имела право обращаться с жалобой на хозяина в духовный суд в случае, если от него родит ребенка [63].

Работорговля пышным цветом расцвела в присоединенной к России Сибири. При этом покоритель Сибири Ермак категорически не принимал насилия над женщинами. Подозреваемому в таком преступлении насыпали в одежду песок и топили его в реке. А вот после смерти Ермака ситуация резко изменилась. Теперь казаки собирали гаремы из женщин — как русских, так и туземных; женщин дарили, продавали, могли просто заложить в кабаке. Так, воевода XVII века Василий Голохвастов в остроге устроил себе гарем из 50 наложниц разных национальностей, да еще и сдавал бедных женщин в аренду.

Если верить свидетельствам архиепископа Макария (1482–1563), в Сибири казаки имели обыкновение вступать в брак в своих «городах и в селах», а «на Москве» жениться «на иных женах» или красть женщин («у мужей жены увозят»). Вернувшись с новыми женами в родные земли, они без зазрения совести их продавали «своей же братье» [64].

Вот таким было положение несвободной женщины на Руси. Может быть, не зря иностранцы называли Русь дикой, варварской? Давайте взглянем на историю Европы. Не будем говорить о рабах-африканцах — это известно всем. Но были там и «белые» рабы.

В XVII веке многие европейские бедняки стремились в колонии в поисках лучшей жизни. Но, с трудом купив билет на корабль и умудрившись выжить на нем, в далекой Америке, на «земле обетованной», им приходилось продавать себя и своих детей в рабство богатому землевладельцу. Белыми рабами становились и преступники, сосланные в Новый Свет. Да и в любой момент можно было стать рабом по решению суда, задолжав кому-то денег. Кроме того, до середины XIX века в самой Англии сохранялся обычай продажи жен — не невольниц или рабынь, а своих законных жен! — на публичных аукционах.

Глава 5. Властительница

«Что такое злая жена?» — спрашивает Даниил Заточник, древнерусский книжник XII или XIII века. У него же готово и описание:

Несмотря на засилье патриархальных устоев и тенденциозные исследования мужчин-историков XVIII–XX веков, следует признать, что женщины всех классов (кроме рабынь) на Руси обладали довольно значительной свободой.

К сожалению, летописцы концентрировали свое внимание исключительно на князьях и боярах, однако своды законов свидетельствуют, что правовое положение женщин в Древней Руси было гораздо более высоким, чем в Риме и у древних германцев. Там женщина не имела прав вообще, не могла владеть собственностью и нуждалась в опекуне-мужчине. А вот русская женщина, кроме приданого, также распоряжалась наследством и другими видами имущества. Например, представительницы высшего сословия владели крупными состояниями и поселениями. У той же княгини Ольги в собственности были город, а также места птичьей и звериной ловли.

В имущественном плане мужчины на Руси часто зависели от жен. Такого порядка вещей не допускало законодательство ни одной европейской страны. «Сага об Олаве Трюггвасоне» (Óláfs saga Tryggvasonar) [66] дает нам интересное свидетельство того, что русские княгини имели свою дружину: «могущественных конунгов был тогда такой обычай: половина дружины была у жены конунга, и она должна была содержать ее на свои средства, и ей причитались налоги и подати, которые были ей необходимы для этого. Так было и у Вальдимара конунга: у его жены была не меньшая дружина, чем у него, и конунг и его жена соперничали в том, чтобы заполучить к себе в дружину наиболее доблестных мужей» [67]. Это подтверждают и русские былины, в которых поляницы (богатырши) сражаются наравне с мужчинами и вообще ведут себя крайне свободно.

Что говорить о представительницах привилегированных сословий, если, судя по берестяным грамотам, даже обычные женщины были экономически независимы. Они могли сами распоряжаться деньгами (порой очень крупными суммами), а также брать в долг, о чем свидетельствуют долговые расписки. В грамоте № 603 и вовсе говорится, что некая жена Смолига сама заплатила за него огромный штраф — целых 20 гривен! Женщины на Руси не только вели хозяйство, они активно занимались ремеслами и продавали то, что сами изготовили; неплохой доход приносила профессия свахи. Мало того, как показывают все те же берестяные грамоты, русские дамы часто занимались и ростовщичеством! В отличие от европейской, русская женщина могла владеть землей, «кормиться за счет урожая с нее, сдавать в аренду или продать часть земли» [68]. При этом ни ее муж, ни сыновья не имели права этой землей распоряжаться.

В случае смерти мужа древнерусские вдовы управляли всем домом (в Западной Европе вдовы отдавались во власть родственников-опекунов). Судя по духовным грамотам и завещаниям князей, именно женам передавали они права старшинства в семье и обязанность решать все вопросы, связанные с имуществом. Так поступил и знаменитый князь Дмитрий Донской (1350–1389): «А по грехом, которого сына моего Бог отъимет, и княгини моя поделит того уделом сынов моих. Которому что даст, тo тому и есть, а дети мои из ее воли не вымутся. <…> А приказал есм свои дети своей княгине. А вы, дети мои, слушайте своее матери во всем» [69].