"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир. Страница 146

И тут у меня в голове четко сложился образ – да-да, именно пир с усилением! Как говорится, доброе слово и пистолет куда эффективнее одного лишь доброго слова! И мы, для завершения образа и усиления моих речей, воспользуемся всеми достижениями масс-культуры третьего тысячелетия. Вроде легко, но со значением, весело, но заставляет задуматься, а может, и вздрогнуть.

Да и казачкам нужно честь воздать и авторитет мой подтвердить. Поют они хорошо, так что дадим возможность всем насладиться не только пением монахов, но и казаков Конвоя.

Я быстро поднялся с кресла.

– Благодарю вас, доктор, вы гений!

И оставив за спиной опешившего академика, я стремительно вышел из кабинета, напевая себе под нос: «Ойся, ты ойся…»

И вот я стою перед закрытыми дверями Георгиевского зала, слушаю сквозь них переливы лихой казачьей песни и явственно представляю себе все те сотни приглашенных на пир людей московских всех сословий, которые напряженно стоят и ждут явления царя народу. Ждут и слушают задорные многообещающие слова песни, понимая, что слушают, и у многих мороз дерет по коже, да так, что до костей продирает.

После секундной паузы под сводами огромного зала разнеслось громовое:

– Его императорское величество Михаил Александрович, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая!

Что ж, барон Корф объявил явление меня народу со всей вообразимой торжественностью, напомнив собравшимся о том, кто их гостеприимный хозяин. Да и про Польшу с Финляндией напомнить будет не лишним. И внутри империи напомнить, и прочим буржуям, пока еще недорезанным, обозначить.

В этот момент золотые створки дверей распахнулись, и многоголосный хор грянул: «Боже, Царя храни!..»

Я шагнул под своды Георгиевского зала и под магниевые вспышки фотоаппаратов. Строгая черно-золотая форма нового Лейб-гвардии Георгиевского полка подчеркивалась белоснежно-золотыми стенами зала. На черном мундире единственный орден – белый крест Святого Георгия, на поясе сияла золотом рукоять Георгиевского оружия с темляком в виде георгиевской ленты. Скромно, торжественно и без крикливой пошлости квадратных метров орденов, которыми так кичились генералы моего времени.

Дождавшись, когда собравшиеся, со всем демонстрационным воодушевлением, допели государственный гимн, а казакам Конвоя и монахам поднесли по чарке, я обратился к присутствующим:

– Приветствую вас, люди московские! Я счастлив видеть вас и принимать вас в этом зале! Зале, ставшем символом побед русского оружия, символом доблести и героизма, символом верности Отчизне, верности государю и верности народу. Именно здесь, на московской земле, родилась и окрепла великая держава, именно Москва стала символом единения и возрождения наших земель, именно здесь, в Кремле, родилась та великая Империя, которой гордится каждый патриот России и которой каждый из нас стремится служить верой и правдой. Сегодня над старинными башнями Кремля вновь гордо реет императорский штандарт. А это значит, что произошло единение символов государства, соединились душа и сердце нашего Отечества, сплотились силы и помыслы вокруг идеи величия нашей Империи и блага каждого русского подданного. Пришло время вернуть Империю в наши сердца. И только что я подписал Высочайший Манифест о возвращении Москве исторического статуса столицы Российской империи и о переносе в Первопрестольную органов государственной власти. Пришла пора новой Москвы, новой России и новой жизни для народа нашего. Посему мой первый тост – за Первопрестольную, за великую столицу, за сердце новой великой России! Процветания Москве, народу и всей нашей империи!

Я поднял хрустальную рюмку и под всеобщие приветственные возгласы и стрекот кинокамер одним глотком выпил до дна. Московские люди чиниться не стали и вслед за своим обожаемым (будем надеяться) монархом коллективно накатили водочки за Первопрестольную новую столицу.

Ну, что ж, приятного вам, как говорится…

– Два с половиной года назад начался двадцатый век.

Присутствующие запереглядывались.

– Нет, я не оговорился. Ученые утверждают: исторический девятнадцатый век начался с момента падения Бастилии во Франции и продлился ровно 128 лет, до того самого дня 1914 года, когда началась Великая война. Война, которая подвела жирную черту под старой жизнью. Хотим мы того или нет, но старого мира больше не существует. Образ жизни и образ мыслей десятков миллионов людей во всем мире изменился, общественные отношения изменились, все, что было нам привычно, либо больше не существует, либо прекратит свое существование в ближайшие месяцы, максимум годы. Нравится нам этот факт или нет, но реальность такова, что вокруг нас начались стремительные перемены, и тот, кто отказывается их признавать, обречен кануть в Лету вместе с отжившим прошлым. Но перемены мало просто признать или просто смириться с их реальностью. Тот, кто не успеет за переменами, кто не будет идти в ногу с прогрессом, тот навсегда окажется на обочине истории. И я говорю не только о техническом прогрессе.

В зале царила полная тишина. Многие выглядели опешившими или как минимум озадаченными. Это понятно, они шли на официозный Высочайший прием, не подозревая, что я использую формальное мероприятие в качестве общеимперской трибуны. Хотя уверен, что особо прозорливые какой-то подлянки от меня ожидали, ведь это не первое мое выступление в качестве царя-батюшки.

– Прежнего патриархального мира больше нет, – я произнес это раздельно и с расстановкой, обозначая важность каждого слова. – И мой долг державного вождя официально объявить об этом.

Смотрю на их лица. Вся гамма чувств, но нет никого, кому безразлично то, о чем я говорю. Надежда, ужас, настороженность, блеск в глазах, страх, восторг, легкая насмешка и даже ненависть. Но нет безразличия. Что ж, нерв я зацепил.

– Можем ли мы представить себе обезумевших от страха моряков, которые, во главе с капитаном, прячутся в трюме, когда вокруг корабля бушует шторм, а впереди скалы? Вероятно, такие случаи бывали, но мы о них ничего не знаем, потому что никто не выжил на этих кораблях, чтобы нам об этом рассказать. Пора поставить точку в спорах о возможности или невозможности перемен в России. Перемены уже идут. Вокруг нас бушует шторм перемен, и лишь от нас зависит, обернется он для нас очистительной грозой или станет гибельной стихией. Возглавим ли мы эти перемены, укажем ли империи и обществу тот спасительный путь, который выведет нас в новое прекрасное будущее, или же мы уподобимся тем морякам, которые спрятались от шторма в трюме и бросили корабль свой на произвол судьбы.

Мне показалось, что в наступившей тишине я даже слышал тиканье своих часов.

– Одни нас пугают переменами, другие, наоборот, призывают бурю на наши головы. Одни судорожно пытаются удержать рушащееся прошлое, другие стремятся разрушить все до основания. Слепцы те и другие. Буря близка, и ее не надо призывать. К ней надо готовиться. Готовиться, как хороший хозяин готовится к удару стихии, завидев черные тучи на горизонте. Идет Великая война, и чем она для нас закончится, не превратится ли в итоге в войну гражданскую, – это зависит только от нас. Пришла пора оглянуться хозяйским взором вокруг и понять, правильно ли мы живем? Что у нас хорошо и что плохо? Как нам жить дальше? Ответить самим себе на коренные вопросы нашего бытия и изменить то, что изменить можно и должно.

Я помолчал несколько секунд, подчеркивая момент.

– Итак, что первично – общество или человек? Величие империи или личная свобода каждого подданного? Священное право собственности или священное право на жизнь? Какое сословие является самым важным и чей интерес государство должно защищать в первую очередь, в ущерб остальным? Вопросы, вопросы, вопросы. Их поднимают в своих книгах писатели, их обсуждают на улицах и в великосветских салонах, на митингах и в газетах. Великое множество вопросов, отвечая на которые требуется сделать выбор – или-или. Что первично – рука или нога? Хорошо ли всему организму, если болит только живот? Если в башмак попал камешек, должны ли руки помогать ногам? А вдруг, спасая ногу, повредится рука? Зачем рукам претерпевать ущерб, спасая ногу? Не лучше ли оставить все как есть? Разве возможная гангрена ноги должна нарушать спокойствие рук? – Оглядываю зал. Иронично усмехаюсь. – Странные вопросы, не правда ли? Но именно подобным образом нас заставляют делать выбор там, где его нет и быть не может, поскольку именно выбор ведет к гибели всего государственного организма. И кто-то, прячась в тени, все время подбрасывает нам коварные эгоистические вопросы, подталкивая нас делать выбор из готовых вариантов, разделяя нас, сталкивая нас, убеждая, что у нас нет и не может быть общих интересов, что человек человеку – волк. Но сказал Господь, всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит. В самом выборе одного из предлагаемых вариантов прячется лукавый, потому что любой из предлагаемых ответов неверен, поскольку, выбирая часть, мы безусловно проигрываем все. Но значит ли это, что мы не должны делать выбор? Должны! Однако выбор не разделяющий, а очищающий нашу жизнь и наше общество. Выбирая, мы должны отделить зерна от плевел, добро от зла, отмести от себя волчьи ягоды ненависти и эгоизма. – Делаю паузу. Отделяю мысль. – Эгоизм. Вот главный разрушитель нашего мира. Ставя эгоизм одного человека или какой-нибудь отдельной группы выше естественных интересов остальных, мы вносим раскол в наше общество. Это опасный, гибельный путь. Однажды один французский король сказал: «Государство – это я». Чем тогда закончилось упорное нежелание отдельного человека видеть интересы остальных членов общества? Революциями, переворотами, десятилетиями беспрерывных войн и голода, миллионами погибших, казненных и не родившихся во Франции и по всей Европе. Почему так случилось? Потому что никто тогда не хотел уступать, никто не хотел поступиться своим эгоизмом во имя всеобщего блага. Сегодня мы вновь стоим на перепутье. Принесем ли мы нашу жизнь в жертву разрушительному эгоизму, или сделаем друг другу шаг навстречу, уступив в малом, дабы обрести многое? Эгоизм или солидарная ответственность? Толпа хищников или социальное общество?