"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир. Страница 169
А тут и подталкивать сильно было не нужно, ситуация сама галопом несла нас в пропасть. Мои спецслужбы ежедневно докладывали мне о настроениях в обеих столицах и еженедельно о настроениях в провинции. И настроения эти, как и на фронте, становятся с каждым днем все более пацифистскими. Особенно после того, как начали набирать обороты скандалы вокруг роли союзников в попытках государственного переворота в России. И тут даже многие из тех, кто верил в святость союзнического долга, негативно оценили то беспардонное вмешательство во внутренние дела России, которое продемонстрировали наши чудесные союзники.
И с каждым днем все острее становилось недоумение, а за что и во имя чего мы, собственно, воюем? Для чего все эти жертвы и лишения? И пусть пока это не вылилось в поголовное братание на фронте и в массовые «за мирные» демонстрации в городах, но тенденция явно набирала обороты. И даже оккупированные немцами западные губернии России уже не казались достаточной причиной для продолжения войны. Все больше людей надеялись на дипломатию или даже были готовы потерять эти территории по принципу «гори оно все ясным огнем». Им-то что до них? Они там не живут, и у них нет там никаких интересов. Причем такие настроения были не только в России, но и в Европе. Брожение становилось все явственнее, и мы все вместе вплотную подходили к Рубикону общего развала и распада.
Причем в какой-то момент я вдруг понял – у меня нет не то что двух лет, у меня, возможно, нет даже двух дней. Мы вполне реально стояли на пороге катастрофы. Ну и что, что в моей реальности катастрофа на Стоходе не привела к всеобщим потрясениям? Тогда революция уже случилась, и царил всеобщий эмоциональный подъем, в том числе и в отношении войны до победного конца. Катастрофа лишь охладила горячие мечтания о том, что одухотворенные революцией солдатские массы пойдут в бой и выиграют войну на раз-два. И даже мясорубка катастрофического наступления Нивеля с несколькими тысячами погибших русских солдат не настолько потрясла Россию. Но это было в моей реальности.
Здесь же все пошло совсем не так. И спровоцированные мной общественные настроения вполне могут дать совершенной иной эффект, чем я по инерции привык считать за само собой разумеющийся ход истории. Иногда послезнание играло со мной весьма скверным образом, замыливая ясность взгляда на новые реалии.
Войну надо либо срочно останавливать, либо должно случиться что-то такое, что вернет смысл продолжению войны. И в такой ситуации я не был так уж уверен в том, что катастрофу на Червищенском плацдарме нужно предотвращать. Впрочем, от меня уже тут мало что зависело. Карты сданы, игра началась.
Глава II. Демонстрации мира
Москва. Дом империи.
20 марта (2 апреля) 1917 года
– Как такое могло произойти?
Мой министр внутренних дел стоял по стойке смирно и лишь констатировал очевидный для него факт:
– Виноват, ваше величество.
Смерив его хмурым взглядом, я повернулся, окидывая взглядом пространство, словно полководец перед сражением. Благо вид в окно библиотеки открывался превосходный. Вероятно, это единственное за сегодняшнее утро, к чему можно применить эпитет «превосходно».
Да, как и планировалось, утренние газеты вышли с новыми сенсационными заголовками. «Сто дней для мира». Интервью государя императора американской прессе. Продолжение обсасывания темы убийства посла и описание вчерашних массовых протестов. Семена упали на благодатную и взрыхленную почву общественного сознания, и массы вновь пришли в движение.
Вот только, судя по скрытой панике, которая читалась сквозь фразы и строки утреннего доклада Глобачева, за ночь произошли кардинальные перемены! Если еще вчера толпы являли собой классический вариант стихии, некоего броуновского движения, абсолютно неорганизованного и хаотического, то уже утром все изменилось. Хаос начал трансформироваться в организованные действия. И, что самое неприятное, явно к организации приложили свои руки владельцы предприятий, поскольку рабочие организованно собирались у проходных, получали флаги и транспаранты, их снабжали водой и пирожками, кое-где даже играли оркестры. И вся эта радостная толпа, несмотря на понедельник, празднично двигалась с разных концов столицы прямо ко мне в гости.
И даже если я сегодня как-то пропетляю, то что прикажете мне делать завтра-послезавтра, когда придет весть о Червищенской катастрофе и о гибели двух русских дивизий? Удастся ли избежать общественного взрыва? Ведь наивно полагать, что мне удастся утаить от общественности информацию о катастрофе больше чем на день-два. Правда все равно всплывет, и тогда общественная буря уже примет масштаб катаклизма, сметающего меня с престола.
Что ж, коль споткнулся – не пытайся остановиться, беги изо всех сил, авось ноги вынесут.
Москва. Большая Никитская улица.
20 марта (2 апреля) 1917 года
На углу с Тверским бульваром творилось оживление. От бывшего Дома Коробковой одна за другой отъезжали автомобили РОСТА, заполненные пишущей братией. В них же шла погрузка флагов и транспарантов, а также рупоров. Одни машины отправлялись в сторону Красной площади, другие разъезжались по обе стороны по Бульварному кольцу, а третьи выезжали на Малую Никитскую навстречу приближающемуся шествию.
Всюду царило возбуждение, и было неясно, чего в нем больше: радости, тревоги или профессионального азарта.
Москва. Дом империи.
20 марта (2 апреля) 1917 года
Величественный Екатерининский зал бывшего Сенатского дворца встретил нас гулким эхом, в котором отражались и наши шаги, и шелест бумаг, раскладываемых по столам офицерами Ситуационного центра, и приглушенные распоряжения, отдаваемые Кутеповым своим подчиненным. Разумеется, никакой паники не было, но нервозность явно витала в воздухе.
– Докладывайте обстановку!
Поймав мой взгляд, встал Глобачев и начал:
– Сегодня, после выхода газет с текстом Высочайшего Манифеста «Сто дней для мира», стали образовываться толпы, которые затем сформировались в колонны и с песнями двинулись в сторону центра города. По данным, полученным от филеров, дворников и агентуры, вначале, еще до выхода газет, в казармах, на площадях и перед проходными предприятий наблюдалось оживление, были также замечены подозрительные личности, которые сновали среди собирающейся на улицах публики. Несколько таких подозрительных были задержаны для дачи объяснений. Но это мелкие сошки, которые мало что знают.
– Плохо! Дальше!
– А дальше вышли газеты, которые были встречены ликованием. Радостные толпы двинулись в нашу сторону. Я, до выяснения всех обстоятельств, распорядился пока не препятствовать движению колонн.
– Ваши прогнозы?
– Сведений мало. На первый взгляд все сравнительно благополучно, и сии демонстрации якобы выражают верноподданнические чувства и полную поддержку мирной инициативе вашего величества. Но нельзя исключать, что в толпе могут быть провокаторы, толпа может быть обстреляна с какой-нибудь крыши или из какого-то окна, и тогда ситуация может выйти из-под контроля. На всякий случай я бы готовился к беспорядкам или попыткам прорваться в Кремль под предлогом вручения государю какой-нибудь петиции, а может, и без такого формального повода.
– Как ведут себя владельцы предприятий?
Глобачев ответил:
– По нашим данным, никакого противодействия демонстрациям нет. Более того, по распоряжению администрации некоторых предприятий, якобы в честь праздника, закуплены пирожки и булочки для раздачи идущим на демонстрацию. Но опять-таки это все формально носит верноподданнический характер.
– Где демонстранты сейчас?
– Ближайшие дошли примерно до Садового кольца. Колонны сильно растянуты, движутся с разных концов города хаотично, без всякого построения и организации.
Я прошелся по залу. Что делать в этой ситуации? Их там, вероятно, десятки, если не сотни тысяч. Никакими кордонами такие толпы остановить невозможно. Во всяком случае, без применения оружия и казаков. Но далеко не факт, что солдаты и казаки выполнят приказ стрелять на поражение. Ведь тут не мятеж, а просто поход. Да еще и верноподданнический. Но вся беда в том, что народ начинает привыкать ходить по улицам с транспарантами и флагами. И загнать его обратно будет весьма непросто. Три недели назад в Петрограде пришлось стрелять, да и то, если бы монарх не сменился, то не факт, что братцу Коле удалось бы все утихомирить даже при помощи оружия.