"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир. Страница 64

– Ваше императорское высочество! Государь приказал проводить вас к нему, как только вы прибудете.

Я кивнул и шагнул вслед за генералом Воейковым внутрь царского вагона.

Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года

– Господин полковник! Там снова революционная общественность пожаловала.

Ходнев оторвался от подчеркивания заинтересовавшего его места в газете и поднял голову на дежурного офицера.

Полковник весело посмотрел на поручика.

– Да гоните их в шею! Нам арестованных ранее кормить приходится, а тут еще новые нахлебники. Гоните их, поручик, гоните!

Офицер замялся, но все же возразил:

– Осмелюсь заметить, господин полковник, но, боюсь, это будет трудно сделать. Их там полная набережная. И, это, – дежурный замешкался в каком-то смущении, но все же договорил: – Господин полковник, считаю своим долгом предупредить, что солдаты колеблются и, вероятнее всего, откажутся стрелять по безоружной толпе…

Ходнев кивнул, встал и, автоматически сложив газету, сунул ее во внутренний карман шинели и вышел из кабинета.

Орша. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Сгорбленная фигура Николая поразила меня. Император сидел опустив голову и безразлично смотрел в одну точку на полу вагона. Его спина, всегда прямая и образцовая, сгорбилась, плечи поникли. Что-то защемило у меня в груди, и я шагнул к «брату».

– Никки, я пришел. Что случилось?

Никакой реакции. Я тронул его за плечо и вновь мягко позвал:

– Никки, ты слышишь меня?

Государь поднял на меня затуманенный взгляд. Какое-то время он не узнавал меня, затем его взгляд прояснился, и сразу из его глаз хлынула такая волна боли и отчаяния, что я отшатнулся, как от удара.

– Что случилось? – повторил я.

Николай что-то хотел сказать, но спазм сковал ему горло, и он закашлялся. Пытаясь унять кашель, император откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Затем мертвым голосом проговорил лишь два слова:

– На столе…

Я взглянул на стол и увидел там бланк телеграммы. Взяв ее в руки, прочитал страшные слова:

«Его императорскому величеству Николаю Александровичу.

Государь!

Волею судьбы выпало мне сообщить Вам ужасные известия. Александровский дворец захвачен взбунтовавшимся царскосельским гарнизоном. Сопротивление по приказу Государыни не осуществлялось. Обезумевшая толпа разгромила дворец. Убито несколько человек. Точных данных об убитых не имею. По имеющимся отрывочным сведениям, Августейшую семью и челядь согнали в одну комнату в подвале дворца. Мятежники ударили прикладом Цесаревича. Алексей, упав с лестницы, сломал руку. Кровь остановить не могут. Опасаюсь наихудшего. Более полных данных не имею. Никакой связи с Августейшей семьей нет.

Удерживаю вокзал, отбивая попытки штурма. Начать атаку дворца не имею возможности ввиду опасности для Августейшей семьи. Жду повелений.

Молитесь за Цесаревича, Августейшую семью и всех нас. Кирилл»

Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Ходнев шел через фойе Министерства путей сообщения. Шел и смотрел в сосредоточенные лица солдат, в лица, полные тяжких дум и явных сомнений. Шел и понимал, что они вполне могут отказаться выполнять приказ об открытии огня.

Кутепов очень подкузьмил в этом вопросе, уведя с собой самую надежную часть защитников этого здания. Будь здесь ушедшие преображенцы, то, вероятнее всего, проблем бы не возникло, а вот оставшиеся кексгольмцы явно колебались. Вот где он, полковник Ходнев, недоглядел и допустил падение дисциплины? Неужели короткое общение с агитаторами так повлияло на моральный дух солдат? Или, быть может, ошибкой было назначение командиром Ходнева, фактически незнакомого кексгольмцам офицера, при том что знающих его финляндцев в здании было катастрофически мало? Почему-то Ходнев был уверен, что приказ самого Кутепова солдаты выполнили бы безоговорочно.

Ну, да тут теперь ничего не попишешь. Придется уповать на самого надежного в этой ситуации человека – на себя самого.

Отдав последние распоряжения, Ходнев вышел из здания.

По набережной шла огромная толпа. Шла с флагами и транспарантами, шла, выкрикивая лозунги и распевая песни, шла, оглашая округу смехом и ругательствами. Толпа бурлила, зажатая между стеной Юсуповского сада и рекой. Задние напирали на передних, но те, увидев идущую им навстречу одинокую фигуру полковника с металлическим раструбом рупора в левой руке, начали постепенно останавливаться.

И вот между одиноким офицером и многотысячной толпой осталось метров двадцать. Затихли песни, прекратились выкрики, на набережной потихоньку установилась полная тишина. Лишь тысячи облачков пара вырывались из ноздрей тысячеголовой змеи, поднимаясь в небо над Фонтанкой.

Молчали и солдаты за баррикадой у здания МПС. Молчали держащие в руках винтовки, молчали прильнувшие к своим «максимам» пулеметчики, молчали солдаты, молчали офицеры.

Наступал момент истины. Момент, который, быть может, определит судьбу русской революции и всей России.

Ходнев и Керенский. Кто кого? Раненный в боях офицер или политик и депутат Государственной думы? Человек, командовавший полковой разведкой, или человек, возглавлявший масонскую ложу «Великий восток народов России»? Верный присяге служака или верный лишь себе самому демагог? Кто из них?

Кто из нас скажет, кто из них был прав? Каждый из них был верен своим идеалам и служил им так, как каждому из них представлялось единственно правильным. Каждый из них имел на руках кровь и каждый считал эту кровь неизбежным злом. Каждый из них был яркой личностью и был, в определенном смысле, героем.

Как часто побеждают «правильные и положительные герои»? И кто из них «правильный и положительный герой»? Кто из них должен был победить? Впрочем, для истории все рассуждения не имеют никакого значения, ведь часто причиной, изменившей ее ход, становится банальнейшее «так уж получилось, и с этим ничего не поделаешь». Его величество Случай.

Как часто слепой случай, обыкновенная ошибка или невероятное стечение обстоятельств влияли на ход мировой истории? Ведь стоило событиям пойти совсем чуточку не так, и мы бы жили совсем в другом мире, с другой историей и другими героями!

Что было бы, если бы во время безрассудного прорыва к царю Дарию погиб в битве при Гавгамелах Александр Македонский? Что было бы, если бы ураган не разметал испанскую «Непобедимую армаду», а ранее не потопил бы флот вторжения монголов на пути в Японию? Что было бы, если бы в 1944 году в бункере у Гитлера случайно не передвинули за тяжелую тумбу письменного стола портфель с бомбой и фюрер бы погиб в тот день? Что было бы, если бы не случайность?

Тишина затягивалась. Молчала толпа. Молчали кексгольмцы. Молчал Ходнев.

Наконец полковник поднял ко рту рупор и крикнул:

– И кто тут главный?

В толпе послышался смех Керенского. Затем Александр Федорович выкрикнул из-за спин, стоявших впереди:

– Полковник, не считайте себя умнее Господа Бога. Ваши дешевые попытки обезглавить демонстрацию, убив лидера, не сработают. Дураков здесь нет. Можете не утруждать себя.

Ходнев пожал плечами:

– Тогда с кем мне говорить и о чем? Я никого не вижу, лишь слышу слабый голосок в толпе.

Снова смех.

– Вы говорите с народом! И должны подчиниться ему! Вы должны сложить оружие и пропустить нас в здание Министерства путей сообщения. Вам минута на размышление.

Полковник тоже засмеялся.

– А с каких пор тысяча человек является всем народом и с каких пор предводитель шайки мятежников может говорить от имени всего народа?

Керенский ликовал. Было совершенно ясно, что стрелять в них не будут. Ведь в противном случае этот полковник не стоял бы на линии огня своих пулеметов ровно посередине между баррикадой и толпой. Да и жерла пулеметов смотрели поверх голов толпы, куда-то в хмурое петроградское небо. Значит, офицер вышел в безумной попытке остановить их в одиночку, не надеясь больше на своих солдат.