"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир. Страница 71
Взглянув на упавший лист, Михаил Владимирович увидел, что на обороте Манифеста есть какая-то надпись крупными буквами. Приглядевшись, он прочитал:
«Сохраняйте спокойствие. Верные императору войска входят в Петроград».
Родзянко выругался, а Милюков, хихикнув, вдруг продолжил свою речь:
– Однако все это пустяки, я к вам, Михаил Владимирович, заходил совсем по другому делу. Дело в том, что сейчас на Миллионной, 12, в квартире княгини Путятиной, я имел одну беседу с одним очень интересным собеседником. И зовут этого собеседника – Джонсон Николай Николаевич, личный секретарь нового государя императора Михаила Второго.
Телеграмма и.д. министра императорского двора, и.д. командующего императорской главной квартирой свиты его императорского величества генерал-майора Горшкова генералу Кованько
Во исполнение высочайшего Повеления передаю вам приказ Е. И. В. о подготовке аэродрома к принятию «Ильи Муромца» с государем на борту до исхода сего дня.
Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года
– …и передал мне, а в моем лице всем нам, требования нового императора.
– Какие еще требования? – не на шутку возмутился Родзянко. – Он не в том положении, чтобы от нас чего-то требовать!
Милюков покровительственно усмехнулся и возразил:
– Он именно в том положении, и вы это прекрасно знаете. А вот мы точно не в том положении, чтобы долго торговаться. Революция обречена, контроль нами утерян, и события происходят сами по себе. Еще вчерашним вечером в наших руках было все, за ночь ситуация изменилась, а сегодня днем она стала безнадежной. Признайте это. После гибели Керенского у меня пропали последние иллюзии в том, что можно переломить обстановку. После нескольких случаев открытия огня по толпе больше никто не желает идти на штурм чего бы то ни было. И это значит, что прибытие войск в столицу лишь вопрос времени. А уж когда они прибудут, то вряд ли вы ожидаете, что кто-то будет им всерьез сопротивляться. Более того, новый царь объявил всем прощение, и вряд ли кто захочет нарываться на новые неприятности. Думаю, что войска петроградского гарнизона в лучшем для нас случае просто разойдутся по казармам. А в худшем… Ну, вы меня понимаете.
Помолчали. Затем Родзянко все же возразил:
– А с чего вы взяли, что мы не контролируем настроения в городе? С чего у вас такой обреченный взгляд на вещи? Революционные идеалы…
– Ах, оставьте, милостивый государь, ваши возвышенные речи! Ответьте мне на один вопрос, лишь на один вопрос – вы можете дать команду в Царское Село освободить из подвала семью Николая Второго?
Повисло напряженное молчание. Наконец председатель Госдумы нехотя признал:
– Нет.
Милюков согласно кивнул.
– Вот видите – нет. И отнюдь не потому, что вы не согласны такой приказ отдать, а потому, что никто его выполнять не будет, и вы это прекрасно знаете. Ведь так?
– Так…
– Ну вот. Так о чем же мы с вами вот уже битый час толкуем? – Лидер кадетов удивленно вскинул брови. – Ведь все уже ясно не только нам с вами, но и любому человеку на улицах Петрограда! Так зачем мы делаем вид, что это не так?
– Ладно, допустим. – Родзянко порядком раздражала манера Милюкова рассказывать ему азбучные истины с таким видом, как будто он учитель, а Михаил Владимирович Родзянко лишь нашкодивший гимназист. – Что вы хотели сказать про встречу с господином Джонсоном?
– Я рад, что вы помните, с чего мы начали, – не смог не съязвить Милюков, но дальше продолжал уже со всей серьезностью: – Государь…
– Государь? – тут уже не мог удержаться от иронии сам Родзянко. – Вы его что же, уже признаете государем?
– Государь-государь, не перебивайте, будьте так добры, а то мы с вами будем ходить вокруг и около, так и не перейдя к сути. – Павел Николаевич досадливо поморщился. – Суть же вот в чем. Господин Джонсон передал нам следующее предложение, состоящее из нескольких пунктов. Первое – в связи с воцарением нового императора, Государственная дума делает заявление о том, что общественный кризис преодолен, призовет всех к восстановлению спокойствия и порядка в стране, выразит в заявлении свои верноподданнические чувства к новому государю, а также надежду на то, что обновленная власть совместными усилиями построит обновленную Россию и приведет страну к победе в войне. Второе – естественно, примет единодушную присягу новому императору. Третье – заявит о начале работы над ускоренным принятием пакета так называемых «народных законов», перечень и примерное содержание которых мы получим от императора.
– Да что он себе позволяет! – Родзянко в гневе хлопнул ладонью по столу. – Он нам еще будет диктовать содержание принимаемых Думой законов? Это возмутительная и вызывающая атака на российский парламентаризм, и мы…
– Что – мы? – Милюков с интересом разглядывал главу российского парламентаризма.
Однако Михаил Владимирович лишь нахохлился и буркнул в ответ:
– Это возмутительно.
И замолчал. Павел Николаевич несколько мгновений подождал и, не дождавшись ответа, продолжил излагать пункты требований проклятого царизма к русскому парламентаризму:
– И наконец, четвертое – мы изберем народного председателя правительства, который заявит о верности новому императору и всему русскому народу.
– И кто это будет? – с подозрением спросил Родзянко.
– Я.
Телеграмма великого князя Кирилла Владимировича великому князю Николаю Александровичу
Господь Бог не оставил наши молитвы, и ситуация с захваченной вашей семьей в Александровском дворце благополучно разрешилась. После прочтения Манифестов и обещания прощения всем, если заложники будут отпущены и никто из них более не пострадает, захватчики приняли решение прекратить удерживать заложников и сдаться. Согласно данным ранее обещаниям и гарантиям, все они были отпущены и вскорости покинули Царское Село.
Здоровье Алексея Николаевича стабильное. Кровотечение, слава богу, остановлено. Самочувствие остальных членов Вашей семьи и их домочадцев – нормальное.
Где-то между Оршей и Гатчиной.
28 февраля (13 марта) 1917 года
Такое ощущение, что пора объявлять аэроплан «Илья Муромец Киевский» президентским бортом № 1, поскольку лечу на нем я уже третий раз за сутки. Жаль только, что в воздухе я полностью отрезан от всех каналов связи и абсолютно не могу влиять на события внизу. Я про них просто не знаю. Тем более что тот же Горшков остался не внизу на связи, а сидит за штурвалом «борта № 1».
Поэтому такой полет был для меня крайне рискованным не только из-за опасности навернуться с голубых небес об покрытую снегом землю, но и, а возможно, в первую очередь, из-за того, что за время моего полета могло произойти что угодно, ситуация могла кардинально и неприятно измениться, а я об этом узнаю, когда все уже случится.
А случиться могло все что угодно, поскольку в данный момент я император без империи. Правительства нет, министров нет, армия все с теми же генералами, которые буквально только что пытались свергнуть императора, и свергнуть его они хотели отнюдь не ради того, чтобы привести меня к власти.
Уверен, что для многих и в войсках, и в высоких столичных кабинетах идеальным выходом из ситуации была бы катастрофа нашего аэроплана и гибель нового императора, пока он не начал снимать головы, погоны, отнимать портфели, выгонять из кресел и кабинетов. Моя безвременная гибель приведет на трон Кирилла Владимировича, а он для многих куда более договороспособный кандидат на престол. Тем более что за последние сутки я испугал очень многих и наверняка породил у этой публики самые нехорошие предчувствия относительно их персонального будущего.
Вообще, я крайне скептически относился к тому, чтобы объявлять Кирилла Владимировича наследником престола, но что я могу поделать с самим фактом, что следующим после меня претендентом на престол идет именно он? Закон о престолонаследии Павла I не позволял вольных интерпретаций в вопросах наследования трона, а потому, пока я не обзаведусь наследником в лице законного сына, моим наследником, а значит, и наследником государства будет Кирилл. А где мне взять законного сына? Ведь для этого мне нужно будет сначала развестись с графиней Брасовой, затем найти себе какую-то вменяемую принцессу, затем дождаться от нее сына, а как показывал печальный опыт Николая, сына можно ждать очень долго!